Оливер Сакс - Музыкофилия: Сказки о музыке и о мозге
И почему его музыкофилия проявилась не сразу? Что происходило в его мозгу в течение тех шести или семи недель между остановкой сердца и внезапно обретенной музыкальностью? Мы знаем, что произошло непосредственно после удара молнии: клиническая смерть, «выход-из-тела», спутанность сознания, и проблемы с памятью, исчезнувшие через пару недель. Это могло быть связано с церебральной гипоксией – его мозг не получал кислорода в течение минуты или даже двух после удара – но точно так же все эти состояния могла вызвать и сама молния. Нам остается лишь предположить, что восстановление доктора Цикория через две недели после инцидента не было окончательным, и что в мозгу его все же произошли изменения, оставшиеся незамеченными на ЭЭГ.
Доктор Цикория теперь чувствует себя «новым человеком» – музыкально, эмоционально, физиологически и духовно. Я тоже чувствовал это, когда слушал его историю и видел, как сильно эта новая страсть изменила его. Я понимал, что его мозг теперь функционирует иначе, совсем нет так, как до удара молнии. Да, конечно, обследование, проведенное сразу после инцидента, не выявило никаких серьезных отклонений. Но, возможно, изменения происходили постепенно, в течение нескольких недель уже после обследования, его мозг медленно перестраивался – и как бы готовил себя к музыкофилии. Можем ли мы теперь, спустя двенадцать лет, определить, что именно случилось с ним, и дать всему этому логическое объяснение? С момента происшествия в 1994 году неврологи изобрели множество новых, более тонких и точных способов исследования мозга. Когда я сказал об этом, доктор Цикория согласился со мной. «Это будет очень интересно, – сказал он, – выяснить, что же все-таки на самом деле со мной случилось». Но потом, поразмыслив секунду, он передумал и сказал, что иногда лучше просто отпустить ситуацию. Ему повезло, и музыка, откуда бы она ни приходила, была для него благословением, даром – а о таких вещах вопросов не задают. Их просто принимают.
Глава 2. Странно-знакомое чувство. Музыкальные припадки.
Джон С., – крепкий мужчина сорока пяти лет, – был абсолютно здоров до января 2006 года.
Его рабочая неделя только началась; в понедельник утром он находился в офисе. Он зашел в кладовую и вдруг услышал музыку – «классическую, мелодичную, довольно приятную и успокаивающую… какой-то струнный инструмент и скрипка».
«Откуда, черт возьми, она исходит?» – подумал он.
В углу, в чулане стоял старый проигрыватель, хотя у него и не было динамиков. Джон, по собственным словам, в тот момент находился в состоянии «анабиоза», и все же он протянул руку и выключил проигрыватель.
«А потом я сам отключился», – вспоминает он.
Один из его коллег стал свидетелем этой сцены. Он сказал, что мистер С. просто упал и перестал реагировать на внешние раздражители, хотя никаких конвульсий не было.
Следующее воспоминание мистера С. – это лицо реаниматолога. Врач склонился над ним и стал задавать вопросы. Мистер С. не мог вспомнить, какое сегодня число, но свое имя помнил отлично. Его привезли в местную больницу, и уже там у него случился следующий приступ.
«Я лежал в постели, доктор проводил осмотр, моя жена была рядом… а потом я снова услышал музыку. «Опять началось», – сказал я и отключился, очень быстро.
Очнулся он в другой палате и понял, что прикусил язык; кроме того он чувствовал сильную боль в ногах. «Мне сказали, что у меня был припадок – серьезный, с конвульсиями. Все произошло очень быстро, гораздо быстрее, чем в первый раз».
Мистер С. прошел обследование, и ему выписали антиконвульсивные препараты, чтобы не допустить повторения припадков. С тех пор он несколько раз проходил обследования[32]. Хотя на снимках врачи не обнаружили повреждений, мистер С. сообщил, что в возрасте 15 лет пережил довольно тяжелую черепно-мозговую травму – как минимум, сотрясение – и после этого на височных долях его мозга могли остаться рубцы.
Когда я попросил его описать музыку, возникшую в его голове за минуту до припадка, он попытался напеть ее, но не смог – он признался, что не способен петь; даже те песни, которые знает очень хорошо. Он сказал, что никогда не был особо музыкален, и что та скрипичная мелодия, которую он «услышал» перед припадком, звучала слишком «заунывно». Обычно он слушает поп-музыку. И все же скрипка казалась ему до боли знакомой – возможно, он уже слышал эту мелодию в детстве?
Я попросил его об одолжении: если он когда-нибудь услышит ее – по радио или где-нибудь еще – пусть обязательно даст мне знать. Мистер С. пообещал «держать ухо востро». «И все же, – добавил он, – я до сих пор не могу ответить на вопрос: действительно ли я «вспомнил» эту музыку, или, возможно, мне лишь казалось, что я уже где-то ее слышал. В той композиции было что-то знакомое, и в то же время она была иллюзорна, как музыка из сна».
На этом мы и расстались. Я до сих пор жду от него звонка. Что если в один прекрасный день он позвонит мне и скажет: «Я слышал ее по радио! Это сюита Баха для скрипки без сопровождения». Или, может быть, та музыка была лишь плодом его воображения, была соткана из его собственных снов и именно поэтому казалась ему такой знакомой.
Хьюлингс Джексон в 1870-х годах писал, что это состояние – когда человеку кажется, что он все это уже видел или слышал – может предшествовать припадку у людей, страдающих эпилепсией височной доли. Он выделял три вида: «состояние сна», «дежавю» и «реминисценция». Подобные состояния часто не имеют вообще никаких конкретных признаков, подчеркивал Джексон. В большинстве случаев эпилептический припадок вызывает потерю сознания, но у некоторых людей это проявляется иначе – они находятся в полном сознании и в то же время испытывают странные ощущения, чувствуют необычные запахи, видят необъяснимые вещи – или слышат музыку. Хьюлингс называл это «двойным сознанием».
Эрик Марковиц, музыкант и учитель, в 1993 году пережил операцию на мозге. Врачи обнаружили астроцитому, злокачественную, но не очень опасную опухоль в височной доле его мозга. Через десять лет случился рецидив, но в этот раз врачи признали опухоль неоперабельной – она находилась слишком близко к речевым центрам. У Эрика начались припадки, во время которых он не терял сознание, но слышал музыку. Он писал мне: «Музыка буквально взрывается в моей голове в течение примерно двух минут. Я люблю музыку; я сделал на ней карьеру, и мне кажется, это очень иронично, что теперь она стала моим мучителем». Эрик подчеркнул, что его припадки не вызваны музыкой, наоборот, музыка – неотъемлемая их часть.
Как и в случае с Джоном С., галлюцинации Эрика кажутся ему предельно реальными и до боли знакомыми: «хотя я совершенно не способен вспомнить названия песен, звучащих в моей голове во время припадка, у меня, тем не менее, всегда появляется ощущение, что я уже слышал их где-то. И даже больше: иногда я просто не могу понять, откуда именно они доносятся – из стерео или из моего мозга. С тех пор, как стало известно, что эти песни – на самом деле симптомы припадка, я не особо вслушиваюсь. Эх, если б я только мог разобрать слова и ноты, и изучить их, как изучал настоящие, реальные песни… хотя, возможно, подсознательно я опасаюсь, что если начну активно слушать музыку в своей голове, то потом не смогу избавиться от нее, она затянет меня – как зыбучий песок, как гипноз».
В отличие от Джона С., Эрик довольно музыкален, у него хорошая память и «натренированное ухо», но, даже несмотря на это, он, как и Джон С., совершенно не способен опознать мелодию, играющую у него в голове.
Во время припадков он всегда испытывает это «странно-знакомое чувство», и в такие моменты, признался он, очень сложно сконцентрироваться. Его жена и друзья отмечают, что в момент припадка на лице у него появляется выражение отрешенности. Если же припадок случается с ним на работе, обычно ему удается «проскочить» эту стадию незаметно для студентов.
Эрик подчеркивает важную деталь: есть большая разница между музыкой у него в голове в обычной жизни и во время припадков. «Я сам пишу песни, и мне известно это чувство – когда мелодия и слова просто приходят, и тебе нужно лишь записать их… но, тем не менее, такое никогда не происходит на пустом месте – обычно я долго сижу на чердаке с гитарой и перебираю струны, пытаясь найти наилучшее сочетание. А вот припадки – они происходят просто на пустом месте. Ничто не предшествует им».
Эрик так же добавил, что эта музыка – бессмысленная и бессистемная, хотя и до боли знакомая – подобна злым чарам, она гипнотизирует его и словно затягивает куда-то внутрь, глубже и глубже. И в то же время, она стимулирует его, словно бросает ему вызов – он даже написал уже несколько песен, вдохновленных этой «музыкой припадков», стараясь выразить или хотя бы попытаться описать это «странно-знакомое чувство».
Глава 3. Боязнь музыки: музыкогенная эпилепсия.
