Оливье Револь - Ничего страшного: неуспеваемость излечима!
Потеряв контроль над ситуацией, многие родители замыкаются в своем несчастье, зацикливаются на нем. Им непросто найти выход из этого тупика. Еще труднее — оправдать и мотивировать своего отпрыска. Наверное, можно что-нибудь сделать, только что? Есть, конечно, доктора, родители уже обежали нескольких, но от этих визитов они скорее сбиты с толку, чем обрели правильное решение. Каждый советует на свой лад, родители ссорятся, все это лишь отдаляет настоящие меры.
Ему просто нужно стараться!
Во Франции вдобавок принято всю ответственность сваливать на ребенка: «Ему просто нужно стараться!» В Финляндии, например, детей на второй год не оставляют. Педагоги вынуждены быть изобретательнее и искать другие подходы к отстающим детям. Слабое место французской системы — то, что достаточно общеизвестные синдромы, такие, как дислексия[6] и дефицит внимания, диагностируются лишь после многолетних блужданий впотьмах. Тем самым реабилитация ребенка запаздывает, годы идут, а «недоразумение», жертвой которого он стал, все никак не разрешается. Ведь школа сокращает персонал и все меньше и меньше дает себе труд предпринимать какие-то действия; в школе наблюдается чудовищная недостача кадров и специалистов, ориентированных на детей с трудностями обучения. Эта тенденция не меняется и на протяжении последних тридцати лет средства и меры, направленные на сокращение неуспеваемости, копятся и громоздятся друг на друга, а результаты при этом совершенно неубедительны. К тому же долгое время не поднимался вопрос о «здоровье» этих детей с проблемами. До последней попытки Франсуа Филлона в 2005 году разработать «индивидуальный контракт учебной успеваемости». Предложив три часа в неделю дополнительных поддерживающих занятий для неуспевающих детей, он натолкнулся на всеобщий скептицизм; ему не удалось убедить ни профсоюзы преподавателей, ни ассоциации родителей. Оттого и поныне 170 000 человек, то есть 20 % всех учащихся, заканчивают школу без диплома. И за последние десять лет эта цифра не стала меньше.
Распахать целину и разгадать шифр
Итак, логично предположить, что школа, не умея идентифицировать и исправлять проблемы детей, отлично умеет их выявлять. Она живо определяет элементы, не вписывающиеся в систему и предупреждает нас — то есть служит своего рода реле. Мы по сути дела взаимно дополняем друг друга со школой. Учителя определяют слабые места, мы объясняем причины отставания. Такова наша цель: понять сложности учеников, не вдаваясь в содержание или в качество учебных программ — за них ответственны другие люди, не мы. Задача нашего вмешательства — поставить учеников на правильные рельсы. Возможно, найти для них специализацию, более подходящую к их характеру. Мы не хотим сделать из всех отличников — нет, просто учеников, способных учиться в школе и получить обязательное образование. От этого зависит моральное и социальное здоровье детей. И их будущее. Школа — социализирующее заведение, она обучает жизни в коллективе и дает представление о двух основных составных частях любой работы: распахать целину и разгадать шифр. Она указывает дорогу к автономии, на основании которой шаг за шагом строится личность. Вычеркнуть ребенка из этой схемы — вычеркнуть его из общества. И изгнание одного из членов этой системы мучительно и для них самих, и для всех остальных.
Ведь возможно, что у малыша один из более или менее неприятных синдромов, который мешает ему заниматься в школе — в этом случае он ничего не может поделать. Это как болезнь. Такой «медицинский» взгляд на неуспеваемость появился сравнительно недавно. Он основан на принципе, что любые сложности можно объяснить, и следовательно, вылечить. Для этого надо рассмотреть ребенка как единое целое, со всех сторон — социальной, психической и физической. Знать, где и как он живет, познакомиться с его родителями и оценить их мотивацию. Совершить клиническое обследование, оценить его сильные и слабые стороны с психологической точки зрения. В результате такого исследования редко когда не получается найти причину — или причины — отвращения к школе. Проводить подобное обследование лучше в больнице, которая открыта для всех. Я имею в виду — для всех ребят, которых проводят до наших дверей. Это может сделать учитель, школьный или обычный врач, логопед или же небезразличные к его судьбе родители.
Дело в том, что мы не верим в неудержимую лень, которая всецело владеет малышом и отвращает его от школы. Невозможно представить себе, чтобы ребенок осознанно отказывался учиться читать! В этом не может быть дурного умысла. Достаточно увидеть, с каким энтузиазмом дети идут в первый класс! Для них это приключение, в которое они бросаются безоглядно, очертя голову. Но увы, сколькие к концу первого месяца разочаровываются, столкнувшись с трудностями, о которых даже не подозревали! Их давит масса несделанной работы, но возможно, они к тому же не понимают, что происходит. Наша задача подтолкнуть их, научить ориентироваться в школьном мире.
Когда «выздоровление» зависит от учительницы.
«Что ты будешь делать, когда вырастешь?» Орельен (шесть с половиной лет) отвечает: «спасать мир, защищать слабых». Этого живого и бойкого мальчика привели мне в связи с плохим поведением. Учителя от него стонут, он заводит весь класс, совершенно неуправляем. У него ужасный почерк и к тому же он нахал, грубит учителям, буянит, встревает во взрослые разговоры, перебивает. Единственное его достоинство — он хорошо читает, научился сам в пять лет. «Если бы у меня была волшебная палочка, какое бы желание ты загадал?» Блондинчик с ясными светлыми глазами отвечает: «Чтоб получалось делать домашние задания… Я их ненавижу». Чтобы проверить его способности, я предлагаю ему мини-тест, поиск аналогий — ничего подобного в школе не проходят.
— Есть ли связь между минутами и секундами?
— Да, и те и другие никогда не останавливаются!
Я оставляю его на два дня в стационаре; подтверждается, что он развит не по годам, но гиперактивен. Случай непростой. Но есть и плюс — Орельен может компенсировать недостаток внимания за счет способностей. Я срочно объясняю это учителям Орельена. Что касается родителей, я даю им нечто вроде руководства к действию, позволяющего справляться с этим мальчиком, которого они уже опасаются брать с собой в магазины и в гости. Я особенно настаиваю на строгом режиме: его энергию нужно направлять в мирное русло. Главное — не уступать, стоять на своем, не воспринимать его как дитя! Переговоры возможны, но до определенного предела. Нужно еще записать его в секцию какой-нибудь коллективной игры, чтобы он учился соблюдать правила. И сразу появятся друзья.
Спустя год Орельен учится в той же школе, но в специальном классе, сочетавшем черты первого и второго. Его учительница все поняла, она научилась мягко переводить его с уровня на уровень и использовать его сильные стороны. Она как бы «подпитывала» этого малыша, а ему только того и надо было, чтобы успокоится. И к тому же у него родился маленький братик…
Не бывает детей, неприспособленных к школе, чаще всего случается наоборот. Нам случается уговорить нашего маленького пациента перевестись в интернат. Когда неуспеваемость объясняется проблемами дома, это оказывается шагом к самостоятельности, хотя мы и рискуем усилить чувство вины у родителей. Но зато в пространстве, предназначенном лично для него, ребенок научится брать на себя ответственность, он избавится от семейного кошмара, по крайней мере на большую часть недели, и мозг его открылся для учебы. Результаты появляются незамедлительно. Конечно же, такое решение не принимается с кондачка, оно должно быть обдуманным. Необходимо целиком представлять себе личность маленького пациента, детально разобраться во всех тонкостях, во всех особенностях его душевной организации. И решение о расставании должно исходить именно от ребенка. Если родители болезненно переживают идею интерната, ребенку принять ее будет гораздо труднее.
Расставание — путь к выздоровлению
Когда четырнадцатилетний Тибо пришел ко мне с родителями, мама его плакала на протяжении всей консультации; отец говорил мало, а если открывал рот, то лишь чтобы сказать, что у Тибо нет проблем и ему надо только взяться за работу. Тибо, крепкий решительный парень, по два года сидел в каждом классе; и сейчас его результаты просто катастрофичны. Особенно плохи дела с английским и с математикой. В классе он коллекционирует желтые карточки: незнание материала, небрежная работа, вызывающее поведение. А теперь он еще и подвергается опасности: ему случалось убегать из дома и прогуливать школу.
Я оставляю Тибо в стационаре на четыре дня. Итоги обследования оказываются вполне удовлетворительными. Его способности вполне достаточны, чтобы справиться с трудностями в учебе, тем более при таком упорном характере. Зато у него обнаружена глубоко запрятанная депрессия[7] — таким образом, его поведение было лишь своеобразным способом с ней бороться. Когда я говорю с ним наедине, я ощущаю, что он на пределе, он прямо говорит, что его «все достало». Школа, родители, все. Что он хочет уйти из дома. А если в интернат? Он долго думает. Я пока стараюсь убедить родителей, всячески расписывая при этом отцу, какой у него замечательный сын. Я также прописал курс психотерапии и антидепрессант, чтобы помочь Тибо выкарабкаться из депрессии. Я постоянно был с ним на связи, он начал привыкать и отлично себя чувствовал в роли пансионера.
