Чарльз Маккей - Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы
Несколько месяцев спустя возбуждение парижан, инспирированное плакатами братства и нападками духовенства, само собой сошло на нет. Истории о розенкрейцерах стали в конце концов чересчур абсурдными даже для того суеверного времени, и люди вновь принялись смеяться над этими незримыми господами и их фантастическими доктринами. В сложившихся условиях Габриэль Ноде опубликовал свое сочинение «Avis a la France sur les Freres de la Rose-croix», в котором весьма успешно разоблачил вздорность нового ордена. Сей труд, пусть и не слишком хорошо написанный, появился в нужное время. Он нанес смертельный удар розенкрейцерам во Франции, и в следующем году о них почти ничего не было слышно. Мошенники в разных частях страны временами присваивали себе это название, чтобы замаскировать банальный грабеж, и время от времени их отлавливали и вешали за слишком большое мастерство переманивания жемчугов и драгоценных камней из карманов других людей в их собственные или за то, что они выдавали куски позолоченной латуни за чистое золото, сделанное посредством философского камня. Не считая этих случаев, розенкрейцеров окутала пелена забвения.
Их доктрина, однако, получила распространение не только во Франции: она все еще процветала в Германии и завоевала множество умов в Англии. Эти страны породили двух ее великих магистров в лице Якоба Бёмена и Роберта Фладда — «философов», чьи идеи отличаются, пожалуй, наибольшей нелепостью и экстравагантностью. По всей видимости, орден разделился на две ветви на братьев Rosae Cruets[153], посвятивших себя чудесам земным, и братьев Aurae Cruris[154], полностью сосредоточившихся на вещах божественных. Фладд принадлежал к первой категории, а Бёмен ко второй. Фладда можно назвать отцом английских розенкрейцеров, достойным занять видное место в храме Глупости.
Он родился в 1574 году в местечке Милгейт, в графстве Кент, и был сыном сэра Томаса Фладда, военного казначея королевы Елизаветы. Его поначалу собирались отдать на военную службу, но он слишком любил учебу и был чересчур склонен к тишине и уединению, чтобы блистать на данном поприще. Поэтому отец не стал навязывать сыну выбор жизненного пути, к которому тот был не приспособлен, и поощрял его занятия медициной, интерес к которой тот демонстрировал с ранних лет. В двадцать пять лет он отправился на континент, где, будучи любителем всего малопонятного, чудесного и непостижимого, стал ревностным последователем учения Парацельса, которого считал новатором в области не только медицины, но и философии. Он провел шесть лет в Италии, во Франции и в Германии, загружая свой разум фантастическими идеями и ища общества подобных ему энтузиастов и мечтателей. Вернувшись в Англию в 1605 г., он получил в Оксфордском университете степень доктора медицины и начал врачебную практику в Лондоне.
Вскоре он обратил на себя внимание. Он латинизировал свое имя из Роберта Фладда в Робертуса а Флуктибуса (Роберта Флуктибского) и начал пропагандировать множество странных теорий. Он открыто признал свою веру в философский камень, живую воду и универсальный растворитель, и утверждал, что существует только две первопричины всего сущего сгущение, бореальная (северная) сила, и разжижение, австральная (южная) сила. Фладд утверждал, что человеческим телом правит некоторое количество демонов, расположенных в форме ромбоида. Каждая болезнь имеет своего конкретного демона, который ее вызывает и может быть побежден только с помощью того демона, который находится прямо напротив него в ромбоидальной фигуре. К его медицинским воззрениям мы вернемся во втором томе, где на их основе он причисляется к прародителям магнетического заблуждения и его ответвления-животного магнетизма, вызвавшего сенсацию в наше время.
Словно считая свои доктрины недостаточно абсурдными, он присоединился к розенкрейцерам, как только те начали вызывать общеевропейский резонанс, и добился широкой известности своей персоны в их кругах. Братство подвергалось яростным нападкам некоторых немецких авторов, в том числе Либавия, и Фладд по собственной инициативе дал ему ответ, опубликовав в 1616 г. сочинение в защиту розенкрейцерской философии, озаглавленное «Apologia compendiaria Fraternitatem de Rosea-cruce suspicionis et infamiae maculis aspersam abluens»[155].
Сей труд немедленно прославил его на континенте, и с тех пор он считался одним из первосвященников ордена. Его авторитет был столь высок, что Кеплер[156] и Гассенди[157] сочли необходимым опровергнуть его теории, и последний написал на них развернутую рецензию. Не остался в стороне и Мерсенн[158], друг Декарта[159]. Он обрушился на доктора Флуктибского (как тот предпочитал, чтобы его называли) и вскрыл абсурдность доктрин братства Розового креста вообще и доктора Флуктибского в частности. Флуктибский написал обстоятельный ответ, в котором назвал Мерсенна невежественным клеветником и вновь повторил, что алхимия наука полезная, а розенкрейцеры достойны быть преобразователями мира. Эта книга, изданная во Франкфурте, была озаглавлена «Summum Вопит, quod est Magiae, Cabalae, Akhimiae, Fratrum Rosae-Crucis verorum, et adversus Mer s enium Calumniatorem[160]. Помимо этого, он написал несколько других трактатов по алхимии, второй ответ Либавию о розенкрейцерах и множество медицинских трудов. Он умер в Лондоне в 1637 г.
После его смерти членов ордена в Англии поубавилось. Они не привлекали к себе сколько-нибудь значительного внимания, дай не стремились к этому. Время от времени появлялся какойнибудь незаметный и почти непостижимый труд, чтобы показать людям, что безумие еще не кончилось. Евгений Филалет, известный алхимик, скрывавший свое настоящее имя под этим псевдонимом, перевел книгу «Слава и исповедь братства Розового креста», изданную в Лондоне в 1652 г. Несколько лет спустя еще один энтузиаст по имени Джон Хейдон написал два труда на эту тему: «Корона мудреца, или Слава Розового креста» и «Священный путеводитель, объясняющий, как соединить искусство и природу с постулатами Розового креста». Ни один из них не привлек большого внимания. Третья его книга имела несколько больший успех, она называлась «Новая система розенкрейцерской медицины Джона Хейдона, слуги божьего, посвященного в тайны природы». Для демонстрации идей английских розенкрейцеров того периода приведу несколько отрывков из этого сочинения. Его автор был поверенным, «практикующим в Вестминстер-холле во время судебных сессий в течение всей жизни и посвящающим себя в часы досуга размышлениям об алхимии и розенкрейцерской философии». В предисловии, названном «Аполог[161] вместо эпилога», он проливает свет на подлинную историю и догматы своего ордена. По его словам, древнейшими магистрами розенкрейцерской философии были Моисей, Илия и Иезекииль. Те немногие розенкрейцеры современники автора, жившие в Англии и других европейских странах, были глазами и ушами владыки мироздания, всевидящими и всеслышащими, озаренными неземным светом, компаньонами святых бестелесных душ и бессмертных ангелов, принимающими, подобно Протею[162], любое обличье и способными творить чудеса. Самые набожные и отрешенные из братьев могли гасить эпидемии чумы в городах, утихомиривать неистовые ветры и бури, успокаивать бурные моря и реки, ходить по воздуху, сводить на нет козни ведьм, лечить все болезни и превращать все металлы в золото. Хейдон был лично знаком с двумя знаменитыми братьями Розового креста по имени Уолфор ди Уильяме, творившими чудеса у него на глазах и научившими его многим замечательным астрологическим приемам и предсказанию землетрясений. «Я попросил одного из них сказать мне, — пишет он, достоин ли человек моего душевного склада находиться в обществе моего доброго гения. «Когда я увижу тебя вновь, — ответил он (то есть, когда он захочет прийти ко мне, ибо я не знал, где его искать), то обязательно скажу тебе.» При нашей следующей встрече он сказал: «Ты должен молиться Всевышнему, потому что добрый и благочестивый человек не может предложить ему большей услуги, чем пожертвование частицы самого себя своей души.» Он также сказал, что добрые гении являются милостивыми очами Бога, которые носятся туда-сюда по свету, с любовью и жалостью взирая на простодушные устремления невинных и честных людей, и всегда готовы делать им добро и помогать.»
Хейдон искренне верил в розенкрейцерский догмат, гласивший, что ни еда, ни питье не являются для человека необходимостью. Он утверждал, что всякий может прожить так же, как тот необычный народ, живущий у истоков Ганга, о котором упоминает в книге о своих путешествиях однофамилец, сэр Кристофер Хейдон. У него был завязан рот, в силу чего он не мог есть, но жил за счет дыхания, исходящего из ноздрей представителей этого народа, за исключением тех случаев, когда они совершали далекое путешествие и улучшали свою «диету» запахом цветов. Джон Хейдон пишет, что в действительно чистом воздухе «витает неизвестная питательная субстанция» и что этой смеси, пронизанной солнечными лучами, вполне достаточно для пропитания большинства людей. Что же до тех, чей аппетит непомерен, то он не против того, чтобы они питались обычной пищей, так как они не могут без нее обойтись, однако упорно настаивает на том, что нет никакой необходимости ее есть. Если они приложат к надчревной области пластырь из хорошо приготовленной еды, это полностью насытит самых дюжих и прожорливых! Таким образом людям удастся избежать болезней, которыми они в большинстве случаев заражаются через рот. Это касается и питья: если бы человек сидел в воде, пить бы ему все равно не захотелось. Он пишет, что знал множество розенкрейцеров, которые, применяя означенным способом вино, вместе постились годами. В сущности, заявляет Хейдон, — мы можем без труда поститься всю жизнь, длись она хоть триста лет, и обходиться без пищи, исключая тем самым всякий риск заболеть.»
