Роберт Скиннер - Семья и как в ней уцелеть
Джон. Невротик не сможет, наверное, допустить, что семью раздирали противоречия, а «художник» сможет.
Робин. Я думаю, Вы близки к истине. И несомненно, что, стремясь воспользоваться обеими картами, объединив их, люди двигаются нехожеными путями, открывают что-то новое.
Джон. Но люди творческие, пробующие справиться со своей внутренней проблемой, тем не менее обнаруживают невротические симптомы?
Робин. О, да! Конфликт «за спиной» сделал их уязвимыми. Впрочем, способность к творчеству очень помогает им.
Джон. Значит ли сказанное, что невроз «творит» творчество?
Робин. Нет. «Конфликтующие» мысленные карты в ответе либо за невроз, либо за творчество. Либо за их комбинацию, в которой творческий импульс направлен на обуздание невроза.
Джон. У меня, по меньшей мере, двое друзей, опасающихся психотерапии: боятся «вылечиться» от творчества. Вы, наверное, возразите?
Робин. Да, мне таких открытий делать не приходилось. Мой опыт, опыт коллег свидетельствует, что творческие люди, побывав в наших руках, набираются творческих сил. А Вы разве возразите?
Джон. Нет, в общем. Не думаю, что моих — сколько бы их ни было — прибавилось, но чувствую: я теперь свободнее распоряжаюсь отпущенным, не скуплюсь, так сказать. Ну, хватит уж про себя. Давайте опять о тех, кто препирается. Ясно, почему родители — «аутсайдеры» навяжут ребенку две карты: они в постоянном конфликте. Там же, где нормальные отношения, где родители согласны в том, как воспитывать ребенка, он обеспечен одной непротиворечивой картой. Но ведь и нормальные родители не могут быть согласны во всем.
Робин. Будь так, они бы навредили ребенку!
Джон. Потому что…
Робин. Потому что все мы всю жизнь должны разрешать противоречия. И нам нужно поучиться этому под родным кровом. К счастью, в любой семье папа и мама чуточку непохожи, потому что сами росли в чуточку непохожих семьях. Поэтому они — во всяком случае вначале, потом в меньшей степени — будут вести споры о том, как воспитывать ребенка. Но если они в свое время успешно усвоили правила «сложения в группу» и не попали в «аутсайдеры», они будут готовы слушать друг друга и, споря, добьются компромисса.
Джон. Значит, и нормальные родители не видят в конфликте ничего ненормального! Поэтому, к примеру, помогут конфликтующему «ходунку» справиться с яростью и, таким образом, нормально развиваться, шагнуть на следующую ступеньку. Он также получит согласованные ориентиры, которые нанесет на свою карту.
Робин. Да, но и еще кое-что… Усвоит, что иметь свое мнение — нормально, естественно быть непохожим, притом лучше всего, если собрать разные мнения, поразмыслить и найти общее — устраивающее непохожих людей. Иными словами, ребенок не просто получает непротиворечивую карту мира, «ходунку» не надо далеко ходить за примером — пример прямо перед глазами и учит, как находить решение, если собственная непротиворечивая карта противоречит непротиворечивым и самым разным картам других людей.
Джон. Значит, он учится на примере.
Робин. Самый эффективный способ. Дети больше схватят и глубже вникнут, «набивая глаз», чем слушая вас во все уши… Поэтому если родители говорят ребенку, что он должен уметь защищать себя, но сами всегда пасуют, у ребенка, разумеется, плохой пример для подражания — противоречащий дельным речам. Такому ребенку будет трудно постоять за себя в группе, показать независимость и находчивость… чтобы его приняли «играть» в команду. Из него получится конформист. Его «свалит» невроз.
Джон. Значит, родителям полезно иногда схватиться в споре?
Робин. Бесспорно! Пока они любят друг друга и могут, объединив усилия, достичь компромисса, по крайней мере, в руководстве детьми. К тому же, способность выпустить агрессивную энергию, по-видимому, связана также с умением легко разряжать сексуальное напряжение. И если супруги не страшатся битв, это на пользу им, браку, детям.
Созревшие мысли: чем больше, тем здоровей
Джон. Мы немного говорили о команде: о том, как отдавать, брать и достигнуть согласованности с другими. Но имели в виду одного ребенка. Легко ли достается семье второй ребенок?
Робин. Совсем другое дело — по мнению родителей. Ведь уже одолели прыжком пропасть между тесной «связкой» молодой пары, все свое внимание посвящающей друг другу, и семьей, где оба должны в согласии смотреть за третьим. Теперь они просто шагнули от малой — к большой семье.
Джон. Основные правила — те же? Навыки, которые обрели, «играя в тройке», можно применить и в пополнившейся команде?
Робин. Да. При прочих равных условиях родителям даже легче: уже известно, что потребуется, как дать ребенку нужное. Первый ребенок — это для родителей заново открытая от неведения Америка — понятная тревога, что идут неверным путем. Но со вторым — глаз наметан, рука набита. Они уже знают, что их страхи в основном беспочвенны, они уверенно справятся с несложной проблемой, не заглядывая в книги, не обращаясь к специалистам. Мой совет — рожать сначала второго!
Джон. Да, но все же за двумя смотреть не легче, чем за одним.
Робин. Вы правы, но я говорю о том, что если «смотреть» отдельно, то за вторым — легче, чем за первым. Хотя, конечно, хлопот прибавляется. Не только потому, что теперь два рта — накормить, две попки — отшлепать. Надо освоиться с новыми отношениями увеличившейся семьи.
Джон. Вы хотите сказать, что ко времени появления второго первый ребенок уже одолел пару ступенек, оба требуют заботы, но — разной.
Робин. Родители теперь делят свое внимание между детьми сообразно потребностям каждого. Отец — если родители способны взаимодействовать — в основном берет на себя старшего ребенка, оставляя матери заботу о младенце. В наше время супруги, конечно, могут подменять друг друга, но я уже объяснял, почему такое распределение ролей имеет смысл, когда дети малы.
Джон. А если родители плохо взаимодействуют?
Робин. Тогда вариантов несколько. В семье «аутсайдеров» борьба за власть может стать изощреннее, когда дети подрастут, — вырастет число возможных «военных» союзов. В семье, «повязанной» депрессией, мать объединяется с одним ребенком, отец — с другим, но это не здоровое распределение ролей, а разрушение супружеской связи. Вместо супружеской пары образуются две парочки: в одной ребенок при мамочке, в другой — при папочке. В семье с неустоявшимися «границами», где без проекции и шагу не ступят, есть «хороший» ребенок, идеализированный, и «плохой», козел отпущения. Дети будут вести себя соответствующим образом — как «предписано».
Джон. Хорошо, теперь давайте посмотрим на большую семью глазами детей. Каково это — быть старшим, младшим или средним?
Робин. Ситуаций множество: для ребенка — старшего, младшего — имеет значение даже пол прочих детей в семье и, конечно, место родителей в семейном «строю». Впрочем, есть несколько общих и очевидных моментов, обусловлвивающих различное положение детей в семье. Старший, например, неизбежно получает с избытком родительского внимания. С одной стороны, это замечательно: больше стартовый «капитал» — ему достается больше поддержки, больше помощи. Но негативная сторона его положения в том, что от старшего и больше ждут, на него больше давят, хотя тут залог достижений, успехов; старший, однако, перегружен родительскими амбициями и может в результате потратить свою жизнь на реализацию родительских устремлений. Кроме того, конечно, для первого настоящая катастрофа — появление в семье второго ребенка.
Джон. Вы были старшим ребенком в семье — да? Помните, как это — «в старших»?
Робин. Я был старшим из пяти сыновей. Еще бы не помнить! Первые четыре года жизни был переполнен безоблачным счастьем — пока не родился брат, а тогда будто бомба взорвалась, и надолго все во мне посерело, затянулось сеющей пепел тучей. Как многие первенцы — убежден — я был изначально «испорчен», и поэтому еще сильнее негодовал на «новость», отчего у всех близких попал в «черные списки». К тому же в моей семье водилась «фамильная» боязнь зависти, мои родители держали ее за «ширмой». И они «отвращали» меня от зависти страхом вместо того, чтобы «указать границы», что помогло бы мне постепенно одолеть ее.
Джон. Значит, Вас и Ваших братьев изводила ревность?
Робин. Чудовищно! Мы без устали ссорились из ревности, а родители не знали, как с нами справиться. «Откуда такие ревнивые, — обычно сокрушались родители, — мы же стараемся ко всем относиться одинаково». И действительно, старались. Но поскольку зависть, ревность ужасно пугали и тревожили их, нам не дали возможности «наревноваться» — «переревновать» и усвоить ревность как нормальное, естественное среди прочих, положенное человеку чувство. Но я-таки теперь ученый, и когда ко мне за консультацией обращаются семьи, жалуясь на ревность среди детей — хотя каждому кусок пирога режут по линейке и никого не обделяют пенициллином, если простыл один, — я знаю, что делать. Я говорю им, что у них во многих отношениях замечательная семья, но они явно не преуспели в зависти, им нужно поупражняться, а потом придти ко мне еще раз.
