Екатерина Мурашова - Лечить или любить?
Специалист «по взрослым» уже дал ему совет. Теперь он явился за советом к специалисту «по детям». Но решать все равно самому Всеволоду.
— У Севы еще есть контакт с матерью или с вами?
— Почти нет. Ему важно только мнение его друзей и каких-то непонятных мне молодежных музыкальных кумиров.
— Скоро они станут для вас понятными, — грозно сказала я. — Потому что вы их подробно изучите согласно научным методологиям, которыми владеете. Психологические изыски, освоенные вами под руководством терапевта из «Гармонии», вы теперь обратите действительно в будущее — разберетесь в отношениях сына и его друзей, сами выстроите с ним отношения. Ему сейчас критически нужен отец, но отец понимающий и принимающий. И вы им, черт побери, станете! Потому что вы задолжали и не смеете еще раз отвернуться…
— Да, да… — на глазах мужчины блеснули слезы. — Но как же малыш?
— Вы признаете ребенка и будете ему отцом. Всегда. Будете принимать участие в его воспитании. У него есть любящая мать. Ближайшие три-четыре года — именно это для младенца критично. Эти же три-четыре года критичны и для Севы… Я говорю только о детях, — уточнила я и грубовато добавила: — Со своими женщинами разбирайтесь сами!
Всеволод поспешно закивал, соглашаясь. Если бы я еще сама была на все сто уверена в своих советах… Но опять увильнуть от ответственности и послать его еще на один годовой курс психотерапии я просто не имела права. Потому что младенец и Сева не могли ждать…
Неожиданно я узнала и продолжение этой истории.
— Мне Всеволод дал ваши координаты, — сказала немолодая женщина с усталыми добрыми глазами. — Дочка, знаете, последнее время истерики закатывает и кашу отказывается есть…
— Но это же должен был быть мальчик! — удивилась я.
— И УЗИ ошибается, — улыбнулась женщина. — Я думаю, это к лучшему.
— А Всеволод где? — спросила я.
— В основном в науке. Пишет монографию. Но вообще-то — там, в своей семье. Мы с ним очень хорошо дружим, это оказалось во всех отношениях удобнее.
— А Сева, сын Всеволода? Вы знаете, что с ним?
— Конечно. Он у нас регулярно бывает, и с отцом, и просто так. Закончил техникум, работает, осенью собирается в армию. Всеволод уговаривает его после армии поступать к нему в институт, на вечернее отделение. Он вроде прислушивается. Хороший, веселый парень, поет в каком-то ансамбле, и сестру любит, я ее могу даже иногда с ним оставить и уйти куда. Она-то его просто обожает и слушается всегда. Не то что меня…
Глава 47
Писающие младенцы, или О пользе академических изданий
Зима. Холодно. Хочется поговорить о чем-нибудь теплом, веселом и одновременно полезном. Например, об Африке. Казалось бы, что там может быть интересного для нас, кроме сакраментального: «Не ходите, дети, в Африку гулять!» Однако.
Когда у меня родилась старшая дочь, о памперсах в Союзе никто и слыхом не слыхал. Использовали многоразовые подгузники из простыней и марли. Их нужно было шить, стирать, кипятить, гладить и все такое. Очень утомительно, но куда денешься… В авторитетных изданиях сообщалось, что раньше года детей к горшку приучать бесполезно — у них еще не сформировался механизм произвольного контроля соответствующих функций. Я, естественно, и не пыталась.
Когда дочь подросла и уже вполне успешно взаимодействовала с горшком, я вышла на работу на свою кафедру эмбриологии и на обратном пути домой часто заходила в магазин «Академкниги», который располагался на Университетской набережной, недалеко от здания Двенадцати коллегий. И вот там-то и стали появляться невидные собой книжки из серии «Этнография детства». Я их покупала. Очень симпатичные сборники вполне научных статей о разных обычаях в разных странах, связанных с рождением, взрослением и воспитанием ребенка. Масса интересных и неожиданных для меня фактов.
И среди них безупречно логичное, не лишенное даже специфической академической иронии сообщение из какой-то африканской страны. Матери-африканки в этой стране носят своих детей на себе до двух лет. Когда первый раз спускают их на землю, в селении даже устраивается специальный праздник. До этого ребенок либо привязан у матери за спиной, либо сидит на руках у родственников, либо играет на полу в хижине, приподнятой над землей на помосте. Причина такого материнского поведения с биологической точки зрения вполне понятна — на земле в тех краях для несмышленого младенца слишком много опасностей: инфекции, змеи, ядовитые насекомые. Таким образом, младенец всегда с матерью, всегда спокоен, видит и слышит то же, что и она. И в результате (психологи установили это еще в конце XIX века) до двух лет маленькие негритята развиваются значительно быстрее, чем европейские дети.
Именно из этих психолого-этнографических исследований изначально растут ноги у «передовых» педагогических идей об обязательном таскании новорожденных детей, например, в «кенгурушниках». Но надо учесть традиции: в два года африканка торжественно спускает своего ребенка на землю и фактически больше его развитием особо не занимается, а европейского ребенка как раз в этом возрасте и начинают конкретно развивать. И впоследствии часто уже не могут остановиться…
Но как же у африканских младенцев насчет пописать и покакать? Если функция и вправду неконтролируемая, то мамам-африканкам не позавидуешь — жара, мухи, воды мало, никаких тряпок не напасешься… И вот этнографы из академического сборника мне невозмутимо сообщают: негритенок-младенчик у этого народа всегда чистый и сухой, потому что как максимум к месячному возрасту мама обучает его писать и какать по ее команде. Есть у них такая методика. Вот так!
Я очень удивилась, не поняла, кто же прав, но само противоречие запомнила. Потом ко всему этому добавился еще и изданный в перестроечные годы Зигмунд Фрейд, с его невротичносложными взаимоотношениями между горшком, родителями и ребенком… У меня в голове совсем все запуталось!
А потом у меня родился младший сын. Это было в 1991 году. Роддома стояли пустые, так же, как прилавки магазинов. Пеленки-распашонки новорожденному привозили подруги — у кого что-то осталось от выросших детей. А тряпочки-подгузники? Ни простыней, ни марли нет и в помине…
И тут я вспомнила об академических книжках про этнографию детства. Почему бы и не попробовать? Не без труда нашла статью, прочитала внимательно. Методика была описана скупо, буквально в двух словах. Но что ж с того? Как биологу мне в общем было все понятно: фиксированная поза, формирование условного рефлекса по Павлову… Скажу сразу: к месяцу у меня не получилось, только к трем. Но я все равно гордилась собой: ведь у африканок-то — непрерывная традиция, а я работала всего лишь с литературными источниками. И после трех месяцев мой сын не намочил ни одной пеленки или ползунков! Даже педиатры не верили, но этнометодика оказалась вполне рабочей. Очень удобно.
Еще про памперсы. Задолго до европейцев их придумали чукчи, эскимосы и прочие народы Севера (вот ведь, все равно зима вылезла, как ни старалась про жаркую Африку!). При морозе сорок градусов младенчика не очень-то разденешь. Поэтому в меховом комбинезоне у их ребятишек в соответствующем месте есть специальный карман, куда пихают гигроскопичный мох или лишайник. Такой «памперс» северные люди иногда меняли раз в три дня, и носили их детки лет до пяти.
А современные памперсы при их регулярном использовании задерживают речевое развитие детей месяцев на четыре-шесть. Все детские психологи это знают, но прочитать об этом нигде нельзя. Догадываетесь почему? Причина задержки развития понятна (привет Фрейду!): формирование любого контролирующего механизма стимулирует развитие. А контроль естественных отправлений — как раз один из самых древних тренажеров, вмонтированных в становление нашей личности. Если посмотреть на старые (допамперсные) логопедические таблицы по развитию речи (у нас в поликлинике они сохранились), то видно, что их нормативы уже ничему в реальности не соответствуют. Дети в среднем начинают говорить позже. Да я и сама это заметила — на своих клиентах. Но, может быть, в этом и нет ничего плохого? Наговорятся еще.
Глава 48
«Плохая» мать
— Видите ли, все дело в том, что я — плохая мать.
Я внимательно посмотрела на двух играющих на ковре детей. Мальчик и девочка, соответственно шести и четырех лет. В меру шумят, в меру препираются из-за игрушек, чистенько одеты, на вид здоровы и вполне упитанны.
Женщина перехватила мой взгляд.
— С детьми все в порядке, — быстро сказала она. — Я — не в порядке.
Последняя фраза показалась мне какой-то неловкой. Женщина как будто переводила с английского.
— Расскажите подробней, — попросила я. — Что именно заставило вас прийти к такому печальному выводу?
