Карл Юнг - Структура и динамика психического (сборник)
326 Как живое тело с присущими ему видовыми особенностями является системой функций для приспособления к условиям обитания, так и в психическом должны существовать «органы», или функциональные системы, соответствующие закономерным физическим событиям. Под этим я подразумеваю не сенсорные функции, зависящие от органов чувств, а скорее своего рода психические параллели повседневным физическим событиям. Так, например, ежедневный путь солнца и смена дня и ночи должны, наверное, психически отображаться в форме запечатленного с давних времен образа. Удостовериться в существовании такого образа теперь невозможно, но вместо него мы находим более или менее фантастические аналогии этого физического процесса. Каждое утро божественный герой рождается из моря и садится в солнечную колесницу. На западе его уже поджидает Великая Мать, которая и пожирает его вечером. В брюхе дракона герой пересекает пучину полночного моря. После страшной битвы со змеем ночи он снова рождается утром.
327 Этот миф-конгломерат, несомненно, отражает физический процесс. В самом деле, это настолько очевидно, что многие исследователи предполагают, будто первобытные люди придумывали такие мифы исключительно в целях объяснения физических процессов. Можно не сомневаться, что наука и философия развились из этой материнской матрицы, однако то, что первобытные люди сочиняли подобные сюжеты только из потребности в объяснении, как своего рода физические или астрономические теории, кажется не слишком правдоподобным.
328 С уверенностью мы можем сказать о мифологических образах следующее: физический процесс запечатлелся в душе в этой фантастической, искаженной форме и там сохранился, так что даже сегодня бессознательное воспроизводит их. Тогда возникает естественный вопрос: почему психическое вместо того, чтобы регистрировать реальный физический процесс, создает его явно фантастические образы и запасает их?
329 Если мы сможем встать на точку зрения первобытного человека, то сразу поймем, почему так происходит. Дикарь живет в такой «participation mistique»[36] с миром, как это называет Леви-Брюль, что для него просто не существует ничего похожего на то абсолютное разграничение субъекта и объекта, которое имеет место в наших умах. Что происходит вовне, то происходит и в нем самом, а что случается в нем, то случается и вовне. Я был свидетелем одного случая, который может послужить отличной иллюстрацией этого утверждения. Речь пойдет о племени, обитающем на склонах горы Элгон, что находится в Восточной Африке. На заре эти туземцы плюют себе на ладони и протягивают их к солнцу, когда оно поднимается из-за горизонта. «Мы довольны, что ночь прошла», – говорят они. Поскольку слово «адхиста» (adhista) одновременно значит и «солнце», и «Бог», я спросил: «Солнце – это Бог?» Они ответили «нет» и рассмеялись, как будто я сказал несусветную глупость. Так как солнце в этот момент находилось почти в зените, я показал на него и спросил: «Когда солнце здесь, вы говорите, что оно не Бог, но когда оно на востоке, вы говорите, что оно Бог. Как это может быть?» Растерянное молчание продолжалось до тех пор, пока старый вождь не принялся объяснять: «Да, это так. Когда солнце находится там, вверху, – оно не Бог; но когда оно восходит, это Бог (или: тогда оно Бог)». Для первобытного разума несущественно, какая из этих двух версий правильная. Восход солнца и его собственное чувство высвобождения являются для первобытного человека одним и тем же божественным переживанием, так же как ночь и собственный страх составляют для него неразличимое единство. Разумеется, собственные эмоции для элгонийца важнее физики, – потому он и запечатлевает свои эмоциональные фантазии. Для него ночь – это змеи и леденящее дыхание духов, тогда как утро означает рождение прекрасного Бога.
330 Наряду с мифологическими теориями, строящими все свои объяснения на базе солнца в качестве исходного объекта, есть также и лунарные теории, которые пытаются представить в той же роли луну. Существует бесчисленное множество мифов о луне, среди которых немало таких, где Луна является женой Солнца. Луна – это изменчивое переживание ночи. Поэтому она совмещается с сексуальным переживанием первобытного человека, с женщиной, которая тоже является для него событием ночи. Но Луна (Месяц) может быть также и обделенным братом Солнца, ибо аффективные и злые мысли о власти и мести часто нарушают ночной сон. Луна тоже нарушает сон, а кроме того, является местопребыванием (гесерtaculum) душ умерших людей, ибо ночью покойники возвращаются в сновидениях к тем, кто спит, а призраки прошлого вселяют ужас в сердца страдающих бессонницей. Поэтому луна означает также и безумие («lunacy» – «лунатизм»). Именно подобные переживания отпечатались в душе глубже, чем изменчивый образ самой луны.
331 Не бури, не гром и молния, не дождь и тучи запечатлеваются в психическом в виде образов, а вызванные аффектом фантазии. Однажды я пережил очень сильное землетрясение, и в первый момент у меня возникло непосредственное ощущение, будто я стоял не на хорошо знакомой твердой почве, а на шкуре гигантского животного, поднимавшейся и опускавшейся под моими ногами. Запечатлелось не физическое явление, а этот образ. Проклятия человека опустошительным грозовым бурям, его страх перед разбушевавшейся стихией очеловечивают страсти природы, и чисто физическая стихия превращается в разгневанного бога.
332 Наряду с внешними физическими условиями существования, физиологические состояния, секреция желез и т. д. также могут вызывать аффективно заряженные фантазии. Сексуальность представляется в образе бога плодородия, в облике по-животному сладострастной женщины-демона, даже в виде черта-Диониса с козлиными ногами и непристойной жестикуляцией или же, наконец, в форме вызывающей страх, извивающейся змеи.
333 Голод превращает пищу в богов, которым мексиканские индейцы ежегодно предоставляли даже «каникулы» для отдыха, во время которых не употребляли привычные продукты. Древним фараонам поклонялись как поедателям богов. Осирис – это пшеница, сын земли – и по сей день гостия должна изготавливаться из пшеничной муки, то есть Бога, который съедается, так же как Иакх – таинственный бог элевсинских мистерий. Бык Митры – это все годные в пищу плоды земли.
334 Внешние психологические условия, естественно, также оставляют следы в мифологии. Опасные ситуации, будь то физическая опасность или угроза душе, вызывают аффективные фантазии, а поскольку такие ситуации стандартны, в результате образуются одинаковые архетипы, как я назвал мифологические мотивы вообще.
335 Драконы устраивают свои логовища у рек, чаще всего возле бродов или других опасных переправ, джинны и прочая нечисть – в безводных пустынях или в опасных ущельях, духи мертвых поселяются в зловещих зарослях бамбукового леса, коварные русалки и водяные змеи – в морских глубинах и водных пучинах. Могучие духи предков или боги живут в выдающихся людях, беспощадная сила фетиша поселяется в ком-нибудь незнакомом, неведомом или в чем-то неординарном, необычайном. Болезнь и смерть не бывают естественными, а всегда вызываются духами, ведьмами или колдунами. Само оружие, которое убило кого-либо, наделено необыкновенной силой – мана.
336 А как же, спросят меня, обстоит дело с самыми повседневными событиями и с непосредственными реалиями, такими как муж, жена, отец, мать, ребенок? Эти самые обычные и бесконечно повторяющиеся реалии создают мощнейшие архетипы, постоянную деятельность которых можно по-прежнему непосредственно наблюдать повсюду даже в наше полное рационализма время. Возьмем, например, христианскую догму. Троицу составляют Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Святой Дух, который изображается в виде птицы Астарты – голубя, называвшегося во времена раннего христианства Софией и имевшего женскую природу. Фигура Марии в новой церкви является очевидной заменой этого образа. Здесь мы имеем дело с архетипом семьи ev unepoupaviro холю – «на небесах», как выразился Платон, возведенным на престол в качестве формулы окончательной мистерии, запредельного таинства. Жених – Христос, невеста – Церковь, купель для крещения – лоно Церкви, как она все еще называется в тексте Benedicto fontis[37]. Святая вода смешивается с солью и таким образом уподобляется околоплодной жидкости или морской воде. Иеросгамос, священная свадьба, празднуется на Великую Субботу (Sabbatus sanctus), перед Пасхой, когда горящая свеча, как фаллический символ, трижды погружается в крестную купель, чтобы оплодотворить воду, предназначенную для крещения, и наделить ее способностью заново рождать на свет крещеного младенца (quasimodo genitus). Мана-человек, знахарь, – это pontifex maximus[38], Папа; церковь – mater ессlеsia, magna mater[39] магической силы; люди же – беспомощные и нуждающиеся в милости дети.
337 Сохранение всего родового опыта человечества – столь богатого эмоциональными образами – в отношении отца, матери, ребенка, мужа и жены, магической личности, угроз телу и душе возвысило эту группу архетипов до статуса главнейших регулятивных принципов религиозной и даже политической жизни и привело к бессознательному признанию их огромной психической силы и власти.
