Валерий Друзь - Этнопсихология
Из западных источников наибольший интерес представляет сообщение Вертинских анналов под 839 г. о возвращении на родину посольства „народа рос“, побывавшего в Византии. О местонахождении этой „Руси“ высказывались самые различные предположения. Несомненна, однако, какая-то связь ее с одним из каганатов: аварским, болгарским и хазарским, поскольку титул правителя Руси — каган — мог возникнуть лишь под их влиянием. О расширяющихся связях киевских князей свидетельствует поездка Адальберта в Киев в 961–962 гг., причем в то время в имперской канцелярии киевских русов отождествляли и с ругами.
Наиболее трудными для анализа являются восточные источники — арабские и персидские. Их авторы знали Европу главным образом с трех точек: из Булгара Волжского, со стороны Северного Кавказа и Испании. Естественно, что сведения, полученные в одном месте, переосмысливались под влиянием информации из другого района. К тому же Европа представала арабским писателям прежде всего как страна франков, славян и русов, между которыми нередко распределялись и другие народы. Этим отчасти объясняется расплывчатый, а иногда — фантастический характер описаний русов.
Арабские авторы славян и русов то противопоставляют, то рассматривают как части некоего целого. Такая неустойчивость понятна, учитывая, что в IX–X вв. процесс ассимиляции русов славянами полностью еще не был завершен, а почти все государственные образования, возникавшие с участием русов, имели в своем составе также и славян.
Весьма любопытно приводимое ниже повествование Ибн-Русте (начало X в.) о государственном образовании у славян с центром в городе Джарваб (предположительно Хорват). Титул второго после „главы глав“ (нечто вроде великого князя) лица в государстве „жупан“ (супанедж) указывает на южных и западных славян. В литературе неоднократно высказывалось предположение, что Ибн-Русте воспроизводил более ранний источник, рассказывающий о прикарпатском государственном объединении VIII–IX вв., возглавлявшемся, видимо, хорватами.
К IX в. восходят и два постоянных сюжета арабской географической литературы: сведения об „острове русов“ и упоминание о „трех группах“ (или „видах“) руси. Титул кагана имел как раз правитель островных русов, отличавшихся особым религиозным рвением. О местоположении острова, так же как об идентификации трех групп руси, исследователи продолжают спорить, и это неизбежно, поскольку описания довольно туманны. Интересно, однако, что одна группа руси называется „Славней“ и, очевидно, мыслится как земля славян.
Арабские авторы дают дв. а совершенно разных обряда погребении русов. В одном случае — это ингумация (трупоположение) в больших камерах, наподобие киевских или салтово-маяцких (в Подонье VIII–IX вв.) захоронений. В другом случае — трупосожжение, характерное для славянских, германских и некоторых других народов. Разные типы захоронений предполагают разные верования, но сочетание того и другого подтверждается и археологически.
Описание погребения знатного руса у Ибн Фадлана чаще других привлекает внимание норманистов. Действительно, в Киеве подобных захоронений нет, и у киевских русов этой поры была моногамия. Но некоторые детали обряда, описанного Фадланом, обнаруживаются на юго-восточном побережье Балтики у пруссов (литовское племя). У них, в частности, перед принесением в жертву коней специально загоняли. Этот обычай могли перенять русы, селившиеся по соседству с пруссами.
Наконец, интересен рассказ о приходе русов в Бердаа (юго-восточное побережье Каспийского моря). Он передает понимание задач власти самими русами: претендуя на первенство, они принимают на себя и обязанность править справедливо, обещают подчиненным благополучие и спокойствие. Это может дать представление о порядках, которые устанавливались на завоеванных русами землях.
Выше было сказано, что норманизм, по крайней мере, в нашей литературе держится главным образом на прямой подмене: данные, относящиеся к руси, переносятся на варягов, а неславянство руси служит основанием для отождествления варягов со скандинавами. Между тем сведения о руси старше самых ранних упоминаний о варягах, а данные о варягах намного древнее сообщений о норманнах на Руси и в Византии.
Сведения о варягах так же противоречивы и неоднозначны, как и данные о руси. Но можно проследить и эволюцию этнонима „варяги“, и сосуществование двух осмыслений — узкого и широкого, и, наконец, понять причины пересечения или отождествления варягов и руси. Достоверны, видимо, обе версии начала Руси, перемежающиеся и соперничающие в „Повести временных лет“. В Поднепровье оказались и выходцы из Норика — Ругиланда, и откуда-то с побережья Балтийского моря. Только первые пришли значительно раньше, а вторые обосновывались прежде всего на севере Руси.
В какой мере южные и северные русы осознавали свое родство — теперь трудно утверждать, как нельзя судить и об отношении полян-руси к варягам-русам, появившимся в конце IX в. в Киеве в составе дружины Олега. Зато достаточно очевидно, что в X–XI вв.
Киев и Новгород соперничали, и киевские летописцы не пропускали случая уязвить новгородцев: их высмеивает апостол Андрей, у них ветер рвет паруса после победоносного похода Олега на Царь-град, к ним отказываются идти на княжение законные сыновья Святослава, их в 1016 г. дразнят киевляне как „плотников“ (а не воинов). В свою очередь, новгородские летописцы „поправляли“ киевскую летопись таким образом, чтобы поставить Новгород выше и старше Киева.
Пока не удается проследить истоки сказания о призвании варягов. В летописи оно легко выделяется как довольно поздняя вставка. Но само по себе это мало что объясняет: ведь сказание могло длительное время существовать вне летописных традиций, как, по-видимому, и было. Указанная в летописи дата основания Новгорода — 864 г. — достоверна: ее подтверждает археологический материал. А точность датировки предполагает запись, близкую по времени к событию. Но где могла быть сделана запись? Письменность такого рода на севере в IX в. могла быть только у христиан, а христианство пока практически не выходило за рамки областей, ближайших к Франкской империи, прежде всего собственно Варяжской земли — Вагрии, где долго соперничало и боролось христианство и язычество. В IX в. какие-то записи, по-видимому, делались также в славяно-русских монастырях Византии.
В Киеве самые ранние сведения о варягах были записаны, видимо, в конце X в. вместе со всем этнографическим введением (текст его помещен в приложении к первой книге). С преданием о призвании варягов летописец, похоже, не был знаком. Русью он считал только переселенцев из Норика, а новгородцев и вообще северных славян числил в ряду „варягов“. О происхождении новгородцев „от рода варяжска“ говорили и новгородские летописцы, которые, конечно, варягов знали лучше: они с ними общались вплоть до начала XIII в., отличая их от „свевов“ и других прибалтийских народов. И 1188 г. варяги ограбили новгородских купцов в разных городах Балтики, и новгородцы разорвали с ними отношения. А в 1201 г. варяжское посольство прибыло в Новгород и было отпущено с миром. Примечательно, что прибыли варяги „горою“, то есть сухопутным трактом. Шли они, следовательно, с южного побережья моря. Откуда именно — остается неясным. Вагрия в это время входила в состав Священной Римской империи, а остров Рюген был захвачен Данией. Варягам-язычникам оставались острова и побережье в более восточных областях.
Примечательно, что германские авторы X–XI вв. считали варинов-вэрингов одним из славянских племен. Между тем ассимиляция их славянами едва-едва завершалась. Еще в конце VIII — начале IX в. „веринам“ (называемым в этом случае также тюрингами) вместе с англами, жившими на юге Ютландского полуострова, Карлом Великим была пожалована особая „Правда“. Очевидно, обычаи двух народов в это время были близки, причем от собственно германских они заметно отличались, но отличались и от славянских. По всей вероятности, германские авторы потому и не заметили, как ославянилисъ варины, что и изначальный их язык был чужд германскому. В ранних источниках это племя рассматривается как ветвь вандалов, и это, видимо, соответствует действительности. Позднее же и славян, живших на этой территории, стали называть вандалами, опять-таки потому, что германские авторы не различали их языков. Подобным образом и славяне именовали разноязычных соседей „немцами“.
Выше говорилось о значительном этническом слое у южного и юго-восточного побережья Балтийского моря, именуемом обычно „северными иллирийцами“. Видимо, не только руги, но и варины принадлежали именно к этой группе племен, которые впоследствии частично ославянились, частью были германизированы, частью растворились в населении восточного берега Балтики. Изначальная близость ругов и варинов могла послужить позднее причиной их постоянного смешения: на ругов-рутенов распространяется общее название „варяги“, и, наоборот, область Вагрии в XII–XIII вв. нередко именуется „Руссией“.
