Джозеф Рейнгольд - Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти
Резюме
Под материнской разрушительностью подразумевается любое влияние, оказываемое матерью или лицом ее заменяющим, которое угрожает жизни, здоровью и развитию эго ребенка. «Разрушительность» не предполагает пагубности и не имеет дополнительного значения вины. Биологическая мать, несомненно, является единственным источником человеческого влияния на плод, ребенка в процессе родов и младенца, и, таким образом, она выступает в роли основного представитель, определяющего судьбу человека. Во время младенчества и детства мать или лицо, ее заменяющее, продолжает оказывать и патогенное, и питающее влияние на здоровье и развитие ребенка. Влияние матери является, фактически, единственным по своей значимости. Это происходит из-за специфичесих способов общения, существующих только между ребенком и его матерью, к тому же отец или другое ухаживающее лицо обычно не обладает деструктивными импульсами, превалирующими у матерей. Отец временами может играть незначительную роль, или ту, которую ему диктуют эмоциональные потребности матери.
Мое понимание материнской разрушительности развилось из того, что я связал страх и ненависть, испытываемые пациентом к своей матери (и защитные механизмы, противостоящие их осознанию) и реальный характер матери, в особенности, с ее базовые деструктивные импульсы. Эти импульсы состоят из побуждения уничтожить ребенка полностью или желания изувечить его. Последнее, возможно, является аспектом почти неизменной садистской природы уничтожающего импульса; когда он направлен на гениталии, его можно рассматривать как «кастрирующий», желание лишить ребенка органов чувственного удовольствия и воспроизводства. Самое отчетливое впечатление об импульсе, направленном на детоубийство, можно получить, изучая женщин во время беременности, в процессе родов и после них, особенно при тревожных и депрессивных состояниях. Импульс к кастрации появляется позже и вызван сексуальными материнскими конфликтами, ее соблазнением ребенка и соперничеством с дочерью.
Хотя психиатры знакомы со страхом смерти и страхом увечья или кастрации, а также со страхом перед матерью и враждебностью по отношению к ней, они не решаются вывести прямую корреляцию клинических наблюдений с материнской пагубностью. Более ранняя литература ориентирована на теорию инстинктов, которая постулирует, что основа патогенности лежит в силах, берущих начало в самом ребенке, и видит образ плохой матери и реакцию на него, в основном как внутрипсихическое образование. Я предполагаю, что теория инстинктов является одной из форм «избегания» признания существования материнской разрушительности, поддержанная комплексом смерти и невозможностью мужчин обнаружить едва уловимую агрессивность женщин. Избегание также проявляет себя в феномене «диссоциации» – представление клинических данных, приближающих осознание материнской разрушительности, и отказ от интерпретации их относительно патологического обуславливания. В общем и целом, сейчас имеются обширные клинические и экспериментальные данные, поддерживающие тезис о прямом материнском патогенном влиянии. Возможно, что еще недостаточную оценку получили универсальность материнской разрушительности, ее загадочность и ее тесная взаимосвязь с физическим и психическим нездоровьем, а также социальными проблемами.
Следует признать, что комплекс смерти является продуктом материнского импульса к детоубийству, а комплекс увечья или комплекс кастрации – продукт материнского импульса, направленного на нанесение увечий. Комплекс кастрации, приобретенный подобным путем, отличается от концепции Freud тем, что он приписывает причинность внешней угрозе, которая относится как к мужчинам, так и к женщинам. Общее разрушающее воздействие может быть обозначено как комплекс трагической смерти, в котором два основных компонента. Материнская разрушительность и комплекс трагической смерти не являются строго совпадающими потому, что биологические факторы вносят вклад в происхождение комплекса, а случайные события и другие люди вносят вклад в его развитие. Тем не менее, без материнской разрушительности комплекс не имел бы клинической важности.
Как и можно было ожидать, комплекс более отчетливо проявляется у детей, чем у взрослых. Установки ребенка по отношению к смерти основываются на убеждении, что она является результатом враждебной агрессии. Это подтверждается детскими сновидениями и сказками. В реакциях детей на болезнь, травму и хирургическую операцию очень часто можно обнаружить страх перед наказанием, незаслуженным или в качестве возмездия за агрессивные импульсы по отношению к матери. При анализе литературы по всему диапазону поведенческих и психосоматических расстройств у детей нельзя не прийти к выводу, что материнская разрушительность, или комплекс трагической смерти, являются существенным определяющим фактором всех этих состояний.
Глава 5
Базовая тревога
Наше исследование значений смерти для человека и установок по отношению к ней привело к заключению, что смерть, преимущественно, означает трагическую ситуацию, и что установками, соответственно, являются страх и мазохизм. Самые ранние реакции на угрозу уничтожения являются ядром комплекса трагической смерти. Угроза восходит к определенным биологическим факторам, а также к событиям, имеющим отношение к окружающей среде. Опыт младенчества и детства создает структуру комплекса, который, сформировавшись, состоит из ядра и также, аффектов и защитных механизмов, которые с ним ассоциируются. Происхождение и эволюция этого комплекса определяются материнскими агрессивными импульсами, направленными на нанесение вреда своему потомству, поэтому можно связать материнскую враждебность и комплекс трагической смерти и рассматривать их как причину и следствие. Мотивационной основой этого комплекса является танатическая тревога. Мы оказываемся перед вопросом, весьма уместным как для теории личности, так и для психопатологии. Является ли тревога по поводу смерти всего лишь одной из форм проявления тревоги, или же она является базовой тревогой, от которой ведут свое начало все психологические феномены тревоги? Другими словами, являются ли танатическая тревога и базовая тревога по сути одним и тем же?
Исследуя этот вопрос, я вначале, рассматриваю определенные проблемы, касающиеся темы тревоги вообще, затем фокусирую внимание на природе угрозы, провоцирующей появление тревоги, и в конечном итоге обсуждаю предположение о равнозначности тревоги связанной со смертью и базовой тревогой. Данное исследование не имеет целью дать обширное исследование всех аспектов вышеуказанного предмета обсуждения, но затрагивает тему базовой тревоги и ее связи с комплексом трагической смерти.
Некоторые проблемы, связанные с тревогойОпределение тревоги и ее измерение. Sarbin (327) убежден, что многочисленные семантические неопределенности понятия тревоги, приводимые в литературе, отражают неразбериху в мнениях относительно ее происхождения. Он указывает на то, что одни определения даются в терминах, относящихся к поведению, другие – приводятся в описании защитных механизмов или физиологических реакций. Я полагаю, что подобное многообразие можно считать неразберихой только в том случае, если каждое определение интерпретируется, как попытка охватить основную сущность тревоги. В действительности, Sarbin предпочитает полностью исключить понятие «тревога» потому, что оно является «материализацией метафоры», и заменяет его термином когнитивное напряжение. Он пытается доказать, что использование этой концепции укажет направление к поиску фактов, которые отсутствуют при изучении данной проблемы. Исследователь попытается определить (дифференцировать) факторы прошлого и настоящего, влияющие на поведение и объединить в структуру, доступную пониманию. Cattell (329), отвечая на вопрос о том является ли «когнитивное напряжение» эквивалентом тревоги, используя метод факторного анализа показал, что стресс и тревога имеют разные основания.
Cattell (328) утверждает, что, до тех пор, пока мы не сможем определять и измерять тревогу, появление и проверка теорий о ее причинах и следствиях есть «всего лишь суета». Качественные значения должны быть верифицированы метрическим подходом, который использует статистические методы для того, чтобы проанализировать отношения между точными измерениями. Я не считаю, что опросники тревожности являются точными инструментами, или что одновариантные корреляции, полученные при решении тестовых ситуациях, удаленных от реальной жизни, могут внести значительный вклад в понимание природы тревоги. Использование самим Cattell многовариантной методики помогло выделить психологические факторы тревоги, разграничивающие ее со стрессом, невротизацией и мотивационной направленностью, но все это не решает проблемы происхождения тревоги.
