Казнить нельзя помиловать - Дас Шохом
Мое заключение гласило, что обильные слезы Дарины, ее желание уклониться от ответов на вопросы, игнорирование юридической переписки и встреч с солиситорами, отказ от психиатрического лечения и, по-видимому, избирательная потеря памяти – это преднамеренные попытки избежать суда. На основании всего вышеизложенного, по моему мнению и с учетом всех факторов Дарина удовлетворяет всем элементам критериев Причарда, хотя предпочитает это скрывать. Следовательно, заключил я, она способна участвовать в процессе. Именно это я заявил в своем судебном отчете и повторил вслух за кафедрой свидетеля в Олд-Бейли, стараясь не замечать испепеляющих взглядов Дарины, которая сидела на скамье подсудимых в еще более шикарном костюме (но, что любопытно, гораздо реже всхлипывала). В ходе перекрестного допроса главным аргументом барристера защиты было то, что мое обследование неполно, поскольку я не выявил все элементы критериев Причарда должным образом. С этим я согласился, но возразил, что я сделал все, что мог, поскольку Дарина не пожелала идти мне навстречу.
На это возражение он тоже возразил:
– Согласитесь, доктор Дас, все, что вы могли сделать, безусловно, не удовлетворяет стандартам показаний, требуемых для такого крупного дела, когда речь идет о том, что женщине грозит тюремный срок и разлука с детьми.
С этим я спорить не мог, и барристер, возможно, почувствовав уязвимое место в моей броне, постоянно возвращался к этому вопросу. Я ждал, что судья вмешается и попросит агрессора перейти к следующему пункту – примерно как боксер, которого постоянно бьют ниже пояса, ждет, когда вмешается рефери. По какой-то причине я почувствовал себя обязанным каждый раз подбирать для ответа другие слова, хотя, в сущности, спрашивали меня об одном и том же, и от этого несколько устал. Наверное, мне стоило твердо стоять на своем и повторять ответ буквально, чтобы наконец-то до всех дошло, как тупо и бессмысленно выглядит этот бег по кругу.
Чтобы избежать ущерба моей личной репутации задним числом, проясню, что у меня есть и дети, и сердце (хотя оно несколько очерствело после многих лет анализирования чудовищных насильственных преступлений). Я целиком и полностью понимал, что у Дарины травматический период, ведь у нее болеет сын. Да, вероятно, в какой-то степени у нее были и депрессия, и тревожность. Я признаю, что суд не хотел проводить Дарину через уголовный процесс из человеколюбия. Более того, в своем отчете я об этом отдельно упомянул. Если судья пожелает снять обвинение из сострадания, я не против. Я против того, чтобы Дарина делала из психической болезни дымовую завесу.
В конце концов судья отверг мое мнение и постановил, что Дарина не в состоянии участвовать в процессе. Моя роль была всего лишь совещательной. Последнее слово оставалось за судьей. Лично я думаю, что у суда, который протаскивает сквозь свою мясорубку плачущую мать больного ребенка, имидж так себе. Кроме того, я убежден, что усадить за решетку двоих главных преступников было своего рода уступкой. По-моему, если в этом случае сострадание стало выше справедливости, это было вполне обоснованно, только решение нужно было принимать именно юридическое, а не клиническое. А иначе возникает риск, что и сама система сделает из психической болезни дымовую завесу.
Мне думается, что в этом деле видны параллели с историей Анны Сорокиной, которая совершила мошенничество примерно одновременно с Дариной и была арестована в 2017 году. Сорокина родилась в России и жила в Германии, а в 2016 году переехала в Нью-Йорк под именем богатой немецкой наследницы Анны Делви. В 2019 году ей выдвинули обвинение по целому ряду обвинений в попытках краж в особо крупных размерах, кражах услуг и кражах второй степени: Анна обманывала служащих нью-йоркских отелей и состоятельных знакомых. Личный рекорд Анны – афера с банком Сити-Нэшнл. В ноябре 2016 года она подала туда заявку на кредит, где говорилось, что у нее якобы есть доступ примерно к 60 миллионам евро на счетах в швейцарских банках, и убедила банк дать ей кредит на сто тысяч долларов на покрытие судебных издержек. Когда я читал об этом, мне приходилось напоминать себе, что преступление есть преступление, даже против банка. Анна Сорокина, как и Дарина, явно пользовалась своей уверенностью в себе и обаянием, чтобы обмануть профессионалов. Ее психическое состояние сомнений не вызывало. С моей точки зрения, у нее классический набор черт мошенника: нарциссизм, сниженная эмпатия и избалованность. Злодейка, а не безумная.
Мое общение с Дариной вынудило меня задуматься о том, сколько еще судебных процессов сбилось с пути справедливости из-за того, что обвиняемые умели себя подать и были хорошими актерами-любителями. Был бы судья (или, если уж на то пошло, психиатр-эксперт, чье имя украшает корешки книг у меня на полке) таким снисходительным к другим обвиняемым – не таким белым, красивым, образованным, красноречивым, вызывающим доверие, скорбящим и плачущим или просто другого пола?
Случай Дарины помог мне отчетливее сформулировать свои представления о том, что судебный психиатр должен уметь высматривать бриллианты в горе ограненных циркониев среди тех, кого мы обследуем. Отличать «ролексы» от «роллексов». Я предпринял осознанные усилия, чтобы отточить весь арсенал приемов, которыми пользуюсь сам. Симулировать некоторые симптомы психоза относительно легко (например, изобразить паранойю или притвориться, будто слышишь голоса), но делать это последовательно и убедительно уже сложнее. Особенно трудно обмануть перворазрядного профессионала с широким многолетним опытом, который тесно работал и с тяжелыми психическими расстройствами, и с преступниками. Тем не менее случаются громкие процессы, в которых ответчики решают попытать удачу. Но лишь немногие могут сравниться по зрелищности и драматизму с делом «Душителей с холмов», о котором я читал еще во время обучения.
Кеннет Бьянки, которого и прозвали «Душителем с холмов», был задержан по подозрению в убийстве более 10 девушек в Калифорнии с октября 1977 года по февраль 1978 года. Он хоронил их в окрестных холмах. Выяснилось, что эти зверства творили два сообщника – сам Бьянки и его двоюродный брат Анджело Буоно-младший. Их обвинили в похищениях, изнасилованиях, пытках и убийствах 10 женщин и девочек в возрасте от 12 до 28 лет. Первыми жертвами были три проститутки, которых задушили, раздели и бросили на холмах к северо-востоку от Лос-Анджелеса, где их тела и были обнаружены в конце 1977 года. Однако внимание журналистов преступники привлекли лишь после того, как погибли еще пять жертв – и это были уже не проститутки, а девочки и девушки из приличных районов среднего класса. Тогда же появилось прозвище «Душитель с холмов». В декабре и феврале были найдены еще две погибшие, а затем убийства резко прекратились. Несколько месяцев расследование не приносило никаких плодов, но в январе 1979 года Бьянки был арестован за убийство еще двух девушек в Вашингтоне, а когда его прошлое удалось связать с Душителем, дело снова подняли. Это был самый дорогостоящий процесс в истории калифорнийской судебной системы того времени. В конце концов Бьянки и Буоно были приговорены к пожизненному тюремному заключению.
Бьянки сумел убедить нескольких уважаемых специалистов, что у него есть неприятная вторая личность (хоть и с довольно безобидным именем) – Стив, который и совершал все эти ужасные преступления. Сначала рассматривался диагноз «диссоциативное расстройство личности», но затем следователи пригласили психолога Мартина Орне, который разоблачил хитреца. Орне сказал Бьянки, что обычно при диссоциативном расстройстве личности бывает не меньше трех личностей, и тот на скорую руку изобрел еще одну – Билли. Кроме того, его ловили на явно преувеличенном недоумении при известии о действиях, совершенных Стивом. При обыске в доме Бьянки полиция нашла целую кучу книг по психологии, науке о поведении, гипнозу и правилам полицейского делопроизводства. Кроме того, были данные, что он видел два-три фильма о диссоциативном расстройстве личности, в том числе мини-сериал «Сибил». В конце концов Бьянки понял, что его загнали в угол, и признался, что все симулировал, после чего сознался в своих преступлениях, чтобы избежать смертного приговора. Оглашая приговор Бьянки, судья сказал: «Преступлениям мистера Бьянки невольно посодействовало большинство психиатров, которые даже подтолкнули его к ним, поскольку наивно проглотили абсолютно все россказни мистера Бьянки». Должен сказать, когда я читал об этом деле, я думал, что мои собратья, участвовавшие в нем, вели себя как полные болваны и им не помешала бы здоровая доза моего скептицизма.
