Чарльз Маккей - Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы
Если при жизни сей удивительный знахарь имел сотни приверженцев своих идей, то после его смерти их счет пошел на тысячи. Во Франции и Германии возникли секты так называемых парацельсистов, призванные увековечить его экстравагантные научные, особенно алхимические, доктрины. Главными лидерами этих сект были Боденштейн и Дорней. Вкратце учение Парацельса, основанное на предполагаемом существовании философского камня, абсурдное по своей природе и в целом не имеющее аналогов в истории философии, сводится к следующему. Прежде всего, он утверждал, что предположение о безупречности Создателя является достаточным условием приобретения мудрости и знаний, что Библия является ключом к теории всех болезней, и что для постижения атрибутов магической медицины необходимо изучать Апокалипсис. Тот, кто слепо подчинится воле Всевышнего и преуспеет в самоотождествлении с божественными созданиями, владеющими философским камнем, сможет лечить все болезни и, подобно Адаму и допотопным патриархам, продлевать жизнь до сколь угодно многих столетий. Жизнь это излучение небесных светил: Солнце управляет сердцем, Луна мозгом, Юпитер печенью, Сатурн желчным пузырем, Меркурий легкими, Венера половыми органами, Марс кишечником. В желудке каждого человека обитает демон, или мыслящее существо, своего рода алхимик, смешивающий в своем тигле в должных пропорциях разные хвори, поступающие в его лабораторию[136]. Парацельс гордился титулом мага и хвастался тем, что поддерживал регулярную переписку с находящимся в аду Галеном и часто вызывал оттуда же Авиценну, чтобы поспорить с ним о ложных представлениях об алхимии, которые тот в свое время пропагандировал, особенно о тех, что касались питьевого золота и эликсира жизни. Парацельс думал, что золото может исцелять сердечно-сосудистые и все остальные заболевания при условии, что оно получено в результате превращения неблагородного металла посредством философского камня и применяется при определенном взаимном расположении небесных светил. Одного лишь перечисления трудов, в которых он выдвигает эти безумные идеи, названные им доктриной, хватило бы на несколько страниц.
Георг Агрикола (George Agricola)
Этот алхимик родился в провинции Мнения в 1494 г. Его настоящая фамилия была Бауэр, то есть «землепашец», и в соответствии с тогдашней модой он латинизировал ее в Агриколу. С ранних лет он восхищался постулатами герметической науки. Ему еще не было и шестнадцати, а он уже стремился найти великий эликсир, который продлил бы его жизнь до семисот лет, и камень, который принес бы ему богатство, необходимое для безбедного существования в течение столь длительного периода. В 1531 г. он издал в Кёльне небольшой трактат на эту тему, обеспечивший ему покровительство знаменитого Мориса, герцога Саксонского. После нескольких лет врачебной практики в Иоахимштале, в Богемии, он стараниями Мориса стал управляющим серебряных рудников города Хемниц. Среди рудокопов он чувствовал себя счастливым, ставя различные алхимические опыты глубоко в недрах земли. Агрикола приобрел значительные знания о металлах и постепенно избавился от своих сумасбродных представлений о философском камне. Рудокопы не верили в алхимию и привили ему их образ мыслей как по этому, так и по другим вопросам. Их легенды убедили его в том, что недра земли населены добрыми и злыми духами, а взрывы рудничного газа вызываются ни чем иным, как склонностью последних к озорству. Он умер в 1555 году, оставив после себя репутацию чрезвычайно способного и умного человека.
Денис Захарий (Denis Zachaire)
Автобиография, написанная умным человеком, который некогда был глупцом, не только в высшей степени поучительна, но и очень приятна для чтения. Денис Захарий, алхимик шестнадцатого века, выполнил эту работу и оставил после себя достойный внимательного пр о чтения отчет о собственном безрассудстве и слепой погоне за философским камнем. Он родился в 1510 году в одном из древних родов Гиени, и в раннем возрасте был отправлен в Бордосский университет под наблюдением домашнего учителя, обязанного направлять учебный процесс своего подопечного в нужное русло. К несчастью, сей учитель был одним из искателей великого эликсира, и вскоре его безумие передалось ученику. После этого введения мы позволим Денису Захарию говорить от первого лица и продолжить рассказ о нем его собственными словами. «Я получил из дома, пишет он, сумму в двести крон на расходы себе и учителю, но до конца года все наши деньги улетучились в дыму наших печей. В это же время мой учитель умер от лихорадки, вызванной палящим жаром в нашей лаборатории, из которой он почти никогда не выходил, и в которой было едва ли менее жарко, чем на стеклоплавильном заводе в Венеции. Его смерть усугубило то, что мои родители, воспользовавшись сим печальным обстоятельством, уменьшили мое содержание и высылали мне ровно столько, сколько требовалось для оплаты учебы и проживания, вместо суммы, требующейся для продолжения моих алхимических изысканий.
Чтобы решить эту проблему и избавиться от жесткого контроля, я в возрасте двадцати пяти лет вернулся домой и заложил часть моей собственности за четыреста крон. Данная сумма была нужна мне для проведения научного опыта, о котором я узнал в Тулузе от одного итальянца, который, по его словам, уже убедился в его эффективности. Я нанял этого человека к себе в услужение, дабы мы смогли провести данный эксперимент. Далее я попытался путем интенсивной дистилляции прокалить золото и серебро для превращения примесей в благородный металл, но все мои труды оказались напрасными. Масса золота, извлеченного мною из печи, уменьшилась наполовину по сравнению с первоначальной, и от моих четырехсот крон осталось только двести тридцать. Я дал моему итальянцу двадцать крон с тем, чтобы он смог отправиться в Милан, где жил автор рецептуры, и получить от него разъяснение некоторых ее фрагментов, недоступных нашему пониманию. Надеясь на его возвращение, я провел в Тулузе всю зиму и, вероятно, оставался бы там и по сей день, если бы продолжил свое ожидание, потому что больше я его никогда не видел.
Летом разразилась эпидемия чумы, и мне пришлось покинуть город. Несмотря на это, я не отказался от своего занятия. Я отправился в Каор, где прожил полгода и познакомился со стариком, которого все знали как Философа. В провинциях этим прозвищем часто награждают тех, чья единственная заслуга состоит в том, что они менее невежественны, нежели их соседи. Я показал ему свою коллекцию алхимических рецептов и спросил, что он о них думает. Он выбрал из них десять-двенадцать, сказав лишь, что они лучше остальных. Когда эпидемия кончилась, я вернулся в Тулузу и возобновил свои эксперименты по отысканию философского камня. В результате от моих четырехсот крон осталось сто семьдесят.
Стремясь узнать какую-нибудь более безопасную методику, я в 1537 г. свел знакомство с одним жившим по соседству аббатом. Он был охвачен той же манией, что и я, и рассказал мне, что один из его друзей, отбывший в Рим в свите кардинала д'Арманьяка, прислал ему из этого города новый надежный рецепт трансмутации железа и меди, реализация которого обойдется в двести крон. Я предоставил половину этой суммы, другую половину выделил аббат, и мы приступили к работе. Поскольку для эксперимента требовался винный спирт, я купил бочку превосходного vin de Gaillac. Я получил спиртовой экстракт и несколько раз его очистил. Мы взяли некоторое количество ректификата и положили в него четыре серебряные марки и одну золотую, подвергнутые прокаливанию в течение месяца. Эту смесь мы ловко перелили в сосуд в форме рога, соединенный с другим сосудом, выполняющим функцию реторты, и для затвердевания смеси поместили весь аппарат в печь. Данный эксперимент длился год, но, чтобы не сидеть все это время без дела, мы тешились множеством других, менее значимых опытов. Они, впрочем, имели тот же результат, что и наш главный труд.
Весь 1537 год прошел без каких-либо изменений состояния смеси. В сущности, мы могли ждать затвердевания нашего винного спирта до второго пришествия. Тем не менее мы подвергли его воздействию паров нагретой ртути, но тщетно. Мы были сильно раздосадованы, особенно аббат, который уже похвастался перед всеми монахами своего монастыря, что им нужно лишь принести ему большой насос, стоящий в углу монастырской территории, и он превратит его в золото. Но эта неудача не поколебала наше упорство. Я еще раз заложил мои родовые земли за четыреста крон, которые я решил истратить на новые поиски великого секрета. Аббат пожертвовал такую же сумму, и я с восемьюстами кронами отправился в Париж — город, в котором алхимиков больше, чем в любом другом городе мира. Я решил не покидать его до тех пор, пока либо не найду философский камень, либо не истрачу все мои деньги. Это путешествие нанесло сильнейшую обиду всем моим родственникам и друзьям, которые считали, что из меня может выйти великий юрист, и очень хотели, чтобы я посвятил себя данной профессии. Для восстановления спокойствия я в конце концов сделал вид, что это и есть моя цель.
