Ирвин Ялом - Мамочка и смысл жизни.
Мирна вышла из задумчивости, как раз чтобы повернуть на 380-е шоссе, а затем опять легко отдалась во власть фантазий. Интересно, что доктор Лэш делает сейчас? Диктует? Записывает замечания об их встрече? Укладывает записи в ящик стола? Или сидит за столом и в этот момент думает обо мне? Этот стол. Стол отца. А отец думает обо мне сейчас? Может быть, он до сих пор где-то здесь, может, наблюдает за мной. Нет, папа превратился в прах. Оголенный череп. Кучка пыли. И все его мысли обо мне – тоже пыль. Все его воспоминания, его любовь, ненависть, уныние – все пыль. Даже меньше, чем пыль, – все это электромагнитные вспышки, исчезнувшие без следа. Я знаю, папа, должно быть, любил меня – все об этом говорили: тетя Элин, тетя Мария, дядя Джо, но он не мог сказать об этом мне. Если бы я только услышала от него эти слова.
Съезжая с шоссе, Мирна аккуратно припарковалась. Она взглянула вверх. Какое сегодня небо! – размышляла она. Большое небо. Слова… как можно описать его? Чистейшее – величественное – покрытое облаками. Светлые полосы облаков. Нет, прозрачные. Так лучше – мне нравится это слово. Прозрачные – прозрачные облака. А может быть, завеса волнистых облаков – облака, похожие на волны белого песка, движимые волнением ветра! Хорошо. Хорошо. Мне нравится.
Она взяла ручку и набросала несколько линий на обороте розовой квитанции из химчистки. Тронувшись с места, она снова начала размышлять. Как бы папа произнес эти слова? «Мирна, я люблю тебя, Мирна, я горжусь тобой – люблю тебя – люблю – ты лучшая дочь, самая лучшая дочь на свете». И что дальше? Снова пыль.
Ну и что, что он не сказал их никогда? А кто-нибудь говорил такое ему? Его родители? Никогда. Эти истории о них – его вечно пьющий отец, который умер болезненным и безмолвным, и его мать, которая еще два раза выходила замуж за алкоголиков. А я? Я когда-нибудь говорила ему эти слова? Хоть кому-нибудь говорила их?
Мирна задрожала и отмахнулась от своих мыслей. Как это не похоже на нее – эти мысли. Речь, поиск красивых слов. А воспоминания об отце? Это тоже было странно: она редко возвращалась к нему в мыслях. А как же ее решение думать о докторе Лэше?
Она попробовала еще раз. На минуту она представила его сидящим за столом, но затем возник другой образ из прошлого. Поздняя ночь. Должно быть, она уже долго спала. Шаги в холле. Поток света, струящийся из-под дверей родительской спальни. Мягкие голоса. Она услышала свое имя. «Мирна». Должно быть, они лежали под толстым пушистым одеялом. Постельный разговор. Говорили о ней. Она прильнула к полу, прижавшись щекой к ледяному линолеуму, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь под дверью, услышать тайные слова родителей о ней.
А теперь, подумала она, глядя на плеер, я узнала эту тайну; я знаю эти слова. Эти слова в конце сессии – какие они были? Она поставила кассету, промотала назад и стала слушать.
«-…Мирна. Послушай внимательно, что я хочу сказать. Ты слушаешь и защищаешься. Ты аккумулируешь информацию, полученную от меня, но ничего не даешь взамен! Мне верится, что ты пытаешься относиться ко мне по-другому, но я не воспринимаю это как взаимодействие. Мне также не кажется, что ты относишься ко мне как к личности – ты относишься ко мне как к базе данных, из которой ты выкачиваешь информацию».
Выкачивание информации из «базы данных». Она кивнула. Возможно, он прав.
Она повернула обратно на шоссе 101.
В начале следующей сессии Мирна сидела молча. Как всегда нетерпеливый, Эрнст попытался подтолкнуть ее:
– Где были твои мысли несколько последних минут?
– Я думала о том, как ты начнешь сессию.
– Какие у тебя предпочтения, Мирна? Если бы желания исполнялись, каким бы ты пожелала видеть начало нашей встречи? Какая фраза была бы самой подходящей или какой вопрос?
– Ты бы мог сказать: «Привет, Мирна. Я так рад видеть тебя».
– Привет, Мирна. Я так рад видеть тебя сегодня, – немедленно повторил Эрнст, скрывая удивление от ответа Мирны. На последних встречах с ней подобные откровенно хитрые ходы постоянно терпели фиаско, и он задал вопрос без особой надежды на успех. Как чудесно, что она стала такой смелой! И ему было правда приятно видеть ее – это было больше, чем чудо.
– Спасибо. Очень мило с твоей стороны, хотя ты сказал не совсем правильно.
– Как?
– Ты вставил лишнее слово, – сказала Мирна. – Слово сегодня.
– Значение которого?.
– Помните, доктор Лэш, как вы обычно говорили мне: «Вопрос перестает таковым быть, если ты знаешь ответ».
– Ты права, но я пошутил. Помни, Мирна, иногда у терапевтов есть особые привилегии в беседе.
– Тогда для меня ясно, что слово «сегодня» говорит о том, что обычно вы были не рады меня видеть.
«И еще недавно, – думал Эрнст, – я считал ее чуть ли не умственно отсталой?»
– Продолжай, – сказал он, улыбаясь. – Почему я не хотел видеть тебя?
Она колебалась. Она не хотела, чтобы разговор пошел в этом направлении.
– Попробуй. Попробуй ответить на этот вопрос, Мирна. Почему ты думаешь, что я не всегда рад тебя видеть? Свободные ассоциации – скажи то, что приходит тебе на ум.
Тишина. Слова быстро приходили. Она попробовала собрать их и отсортировать, сдержать их, но слов, переполняющих душу, было слишком много.
– Почему ты не рад видеть меня? – начала она. – Почему? Я знаю почему. Потому что я неутонченная и вульгарная, у меня плохой вкус. – «Как мне не хочется это делать», – подумала она, но не могла остановиться, продолжая закипать, очищать пространство между ними, – и потому что я жесткая и ограниченная, я никогда не говорю ничего прекрасного или поэтического! – Достаточно, достаточно! Она пыталась сжать зубы, прикусить язык. Но слова набирали силу, которую она не могла сдержать, и она выплеснула их. – Я не мягкая, мужчины бегут от меня – слишком много острых углов, локти, колени, – и я неблагодарная, я отравляю наши взаимоотношения постоянными разговорами о счетах, и – и… – На мгновение она остановилась, а затем она закончила капризным тоном: – И моя грудь слишком большая. – Истощенная, она откинулась на стуле. Все было сказано.
Эрнст был потрясен. Теперь именно он погрузился в Молчание. Эти слова – его слова. Откуда они? Он посмотрел на Мирну, которая согнулась, схватившись за голову. Как ответить? Его мысли блуждали; ему хотелось сказать: «Твоя грудь не такая уж большая». Но, слава богу, он не стал этого делать. Время подтрунивать еще не пришло. Он знал, что должен принять слова Мирны со всей серьезностью и уважением. Он хватался за спасательный круг, который доступен терапевтам даже в самом штормящем из морей: комментарий процесса, то есть замечания по процессу, значение взаимоотношений, больше внимания тому, как это произносит пациент, а не содержанию.
– Твои слова полны эмоций, Мирна, – сказал он тихо. – Кажется, ты хотела сказать их очень давно.
– Думаю, что да. – Мирна несколько раз глубоко вздохнула. – Слова живут сами по себе. Им необходим был выход.
– Выход гнева по отношению ко мне – может быть, по отношению к нам обоим.
– Обоим? Тебе и мне? Наверное, правда. Но гнев утихает. Может быть, поэтому я и смогла сказать все это сегодня.
– Мне нравится, что ты стала мне больше доверять.
– Я на самом деле хотела поговорить о других вещах сегодня.
– Каких, например? – Эрнст ухватился за эту идею – что угодно, только бы поменять направление.
Пока Мирна переводила дух, он задумался над ее странной интуицией, пугающим взрывом слов. Он был удивлен, что она так много узнала о нем! Как? Есть только одна возможность: подсознательное сопереживание. Так, как говорил доктор Вернер. Значит, все это время Вернер был прав, думал он. Почему я не позволил ему научить себя? Каким же грубияном я был. Как сказал доктор Вернер? Что я несносный ребенок, ниспровергатель идолов? Ну, может быть, пришло время выбросить из головы мои юношеские попытки допрашивать и разоблачать старших – не все, что они говорят, полная чушь. Никогда больше я не усомнюсь в подсознательном сопереживании. Возможно, это был такого рода эксперимент, который подтолкнул Фрейда серьезно отнестись к идее телепатического взаимодействия.
– Где сейчас твои мысли, Мирна? – наконец спросил он.
– Мне столько хочется сказать. Я не знаю, с чего начать. Прошлой ночью я видела сон. – Она показала блокнот. – Посмотри, я записала его.
– Ты стала серьезнее относиться к терапии.
– С пользой трачу свои сто пятьдесят. Oй! – Она прикрыла рот рукой. – Я не это имела в виду – извини.
– Извинения приняты. Ты сама поймала себя – это главное. Наверное, тебя взволновал мой комплимент.
Мирна кивнула и поспешила почитать свой сон из блокнота:
«Я сделала пластическую операцию на носу. Они снимают бинты. С носом все в порядке, но моя кожа сморщилась, рот не закрывается и похож на огромную дыру в пол-лица. Видны мои миндалины – огромные, раздутые, воспаленные. Темно-красные. Потом появляется врач с нимбом. Вдруг мне удается закрыть рот. Он задает мне вопросы, но я не отвечаю. Я не хочу открывать рот и показывать ему огромную зияющую дыру».
