Блюма Зейгарник - Хрестоматия по патопсихологии
г) Связанность с полем из-за подчинения отдельным силам поля, ведущим к распаду единого действия.
Больной К. не в состоянии списывать с книги (хотя у него аграфия, но остатки спонтанного письма, правда расстроенного, у него имеются). К. очень озабочен самой инструкцией списывать с текста. При настойчивом предложении со стороны врача начать списывать больной начинает читать, не списывая, или писать, не читая - переводя списывание в спонтанное письмо. Фактически создается тенденция - либо читать, либо писать. Единое действие - списывание - недоступно больному. Начав читать, он уводится в поле чтения, начав писать - в поле письма.
Все эти особенные виды связанности К. с полем действия, конечно, не исчерпывают всего многообразия форм связанности с полем, которые имели место. Конечно, между этими отдельными видами много переходов; один вид не исключает наличия в одном и том же действии и другого; так, момент структурности задания всюду остается в силе, тоже в отношении силы напряжения и т. д. Когда мы группировали эти формы связанности с полем под разные рубрики, мы только хотели показать, что являлось ведущим в той или иной форме связанности с полем. Мы хотели этим заострить внимание на особенных специфических моментах и показать многообразие механизмов, которые направляют расстройство в действиях больного. Что же нам кажется наиболее характерным для этой связанности с полем у К.? В первую очередь то, что 1) связанность с полем у него вызывается чрезвычайной целенаправленностью и фиксированностью и 2) недостаточностью осмысления, неполноценным участием мышления в действии.
Из этих особенностей связанности с полем несколько облегчается понимание апраксического расстройства К. (указ. выше). Начиная какую-нибудь часть действия, он уводится ею; с другой стороны, по случайным структурным моментам поля идет не к основной цели, а теряет общую структуру действия. Связанность с полем, конечно, не объясняет всю апраксию, но внутри самого апраксического расстройства облегчает понимание ошибок К.
2. СВЯЗАННОСТЬ С ПОЛЕМ В РЕЧИ И МЫШЛЕНИИ
Если в предыдущей главе мы говорили о действенных полях, то здесь, анализируя мышление, мы будем говорить о смысловых полях. Это понятие применялось нами уже в работах о понимании и создании условных значений[25]; оно имеет то преимущество, что дает нам возможность динамического анализа расстройств мышления и более глубокого понимания причин, вызывающих те или иные нарушения в смысловых процессах. Так же как в действии К., здесь особые структурно-динамические моменты смыслового поля определяют мышление. Мы здесь, так же как и в анализе действия, начнем с рассмотрения особых видов структуры и динамики этих смысловых полей.
а) Структурно-ситуационные моменты определяют смысловое поле К с большой трудностью дает определения, вообще всякое развернутое объяснение представляет для больного очень сложную задачу. Слова он определяет например, следующим образом:
• - Что такое поезд?
• - Поезд на 4 колесах, есть курьерские поезда.
• - Что такое драка?
• - Кулаками - значит, дерутся одни с другими.
• - Что такое молоко?
• - Корова дает молоко.
Из определений и формулировок К. ясно видно, что в высказывании преобладают ситуационные моменты. На первый план выступают внешние моменты ситуации: «у поезда 4 колеса», дерутся «кулаками», молоко «дает корова» и т. д.
• - Что делают с клубникой?
• - Клубнику - нужно ее мыть, моют клубнику, потом в чай.
• - Что делают с велосипедом?
• - Седло, садятся на велосипед и едут.
Во всех случаях смысловое поле совершенно направляется внешней ситуацией. Клубнику в первую очередь действительно моют, а потом кладут в чай; чтобы поехать на велосипеде, нужно сесть на седло. Моменты, которые для всякого здорового человека совершенно несущественны, выступают здесь на передний план. На вопрос врача, что общего и разного между коровой и лошадью, больной отвечает: «Лошадь дает кумыс, а корова - большой удой» - «Что у них одинакового?» - «У каждой имеются копыта». - «Что общего и разного между капустой и яблоком?» - «Капуста - кочаны, яблоко - зернышки». Мы видим, что копыта являются здесь чрезвычайно существенным сходством, что капуста и яблоко отличаются лишь тем, что в .одном случае кочаны, в другом - зернышки. Внешние структурные моменты делаются наиболее яркими и направляющими все смысловое поле.
б) Соскальзывания в смежные смысловые поля. На вопрос врача, какие части света он знает, К. отвечает молчанием. Врач: «Европа, какие еще?» - К.: «Европа, цветные и красные». - Врач: «Это не части света, какие еще кроме Европы?» - К. (смеется): «Фу ты!.. африканские, индейцы, малайцы» и т. д. Мы видим, что здесь вместо страны, которую нужно назвать больному, возникают смежные ситуационные моменты - население этих стран, и К. от называния стран переходит к называнию обитателей. На вопрос, чем отличаются между собой аэроплан и поезд, К. отвечает: «Аэроплан, моноплан есть парашюты во время аварий». Или при силлогизме - зайцы живут там, где есть поля и луга. Врач: «В городах нет полей и лугов, могут ли там жить зайцы?» - К.: «Нет, только можно есть зайцев, бывают они серые, белые и очень трусливые». И здесь снова фактические данные о свойствах зайцев создают боковые смысловые поля и уводят в сторону. Отдельные существенные и несущественные реальные связи становятся как бы А. С. в смысловом поле и нарушают правильность мыслительного процесса.
в) Смысловые поля выводятся за пределы задания. К. предлагается короткий рассказ. К. сам внимательно прочитывает и затем начинает рассказывать. Мы приведем здесь текст рассказа. Дети на дворе играли в мяч, вдруг мяч попал в стекло квартиры, раздался звон разбитого стекла. Мать выбежала и начала сердиться на детей. Она запретила им играть в мяч и велела идти домой. К. передает рассказ следующим образом: «Дети пошли гулять, взяли мяч для игры, в это время шла игра с мячом, взял, значит, мяч и попал, значит, рукой мячом и разбил стекло, тогда пришла мать, рассердилась, после чего пришлось вставить новое стекло». В передаче этого рассказа больной завершил ситуацию, данную в рассказе, добавив то, что в действительности в жизни имеет место как естественный конец такой неприятной истории.
При повторении фраз (что вообще трудно дается больному) мы получаем тот же феномен - расширение и завершение ситуации. Врач предлагает повторить: «Вора посадили в тюрьму». - К. повторяет: «Вора засадили, вора посадили в тюрьму, после этого уже больше перестал воровать». - Врач: «Перед обедом все шли мыть руки». - К.: «Мы пошли обедать, взяли полотенце и пошли обедать». Здесь также сюжет доводится до конца. Ситуация рассказа или фразы создает такое смысловое поле, которое благодаря своей незаконченной структуре (сюжет не до конца отвечает действительности) влечет к его расширению и завершению (так же как в действии - незаконченные действия).
3. КОНКРЕТНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ
Все указанные примеры, как это нетрудно было видеть, дают картину конкретного мышления и подводят нас к анализу сущности и динамики конкретного мышления. Эта конкретность мышления динамически определяется полным подчинением смысловым полям, изображающим ситуационную действительность. Соотношение сил в смысловом поле определяется фактическими связями, обилием реальных ситуационных моментов, которые и ведут больного в ту или иную сторону в решении смысловой задачи.
Конкретность К. видна помимо прошлых примеров также из следующих данных.
Больному совершенно недоступны условные операции со значениями. (Он может механически запомнить 4 слова, но не может запомнить те же слова с помощью карточек, которые функционально связываются со словом. При воспроизведении отвечает наименованием картинки, изображенной на карточке.)
Больной так связан с действительностью, что не может говорить о пионере вообще; если перед ним на картинке изображен пионер с красным галстуком, он все время переходит на разговор о галстуке, не может объяснить, что значит пионер. Таким образом, само содержание и тема беседы определяются тем, что больной в данный момент воспринимает и видит.
Не понимает пословиц.
Опредмечивает геометрические фигуры (на круг говорит - луна, на четырехугольник - доска, на эллипс - яйцо).
С закрытыми глазами не может указывать местонахождения отдельных частей комнаты (чрезвычайно растерян, всем своим видом показывает, что вся задача неясна вследствие бессмысленности).
Все это, вместе взятое, как и многие приведенные выше примеры, показывает, что речь К., особенно ее смысловая сторона, резко изменена. Все почти авторы, писавшие об афизических расстройствах при болезни Пика (Штерц, Пик, Липман, Шнейдер), указывали на то, что афазия в этих случаях не укладывается в обычную клиническую схему афазических синдромов. Расстройства то ближе подходят к моторной афазии, то к сензорной; относительно мало меняется внешняя звучащая сторона речи, но наблюдается обычно распад речи, функционирующей как носитель значений. Речь становится беднее формами, малодифференцированной в семантическом строении, пока речевая символизация не угасает вовсе. Больные утрачивают потребность в речи и волю к ней, сохраняя вполне корректный объем спонтанной речи и часто живую экспрессивную, выразительную речь. На первый план выступает распад сигнификативной функции речи, ее семантического строения (Шнейдер).
