Диана Видра - Помощь разведенным родителям и их детям: От трагедии к надежде
Часто дети колеблются между горячей любовью и ненавистью. Все эти противоречивые течения направлены против любви отца, против важности его роли, призванной защищать ребенка от чрезмерной власти матери. Но такие «примиренные» — за счет сознательного отказа от отца — отношения с матерью еще больше усиливают ее власть, и ребенок чувствует себя совсем слабым, маленьким и беззащитным. От этого внутренняя потребность в отце, которая является лишь обратной стороной отказа, возрастает еще больше.
Шестилетний Ники всячески показывал матери, что он «хочет во всем быть, как папа». Он постоянно говорил об отце, свои рисунки, сделанные в детском саду, каждый раз собирался подарить отцу, а когда говорил с ним по телефону, то и дело спрашивал, когда тот, наконец, придет. Но когда отец появлялся, мальчик прятался от него за диваном, кричал, цеплялся за мать и не позволял себя увести. И это были не просто проблемы разлуки и перехода от одного родителя к другому, которые мы видели на примере маленького Франца, это было нечто гораздо большее, а именно: огромные страх и ярость, направленные на отца, которые выходили наружу как раз тогда, когда столь горячо желанные отношения с ним «грозили» стать серьезными. На расстоянии мальчик был способен сохранять так называемое «тройственное равновесие», но страх перед отцом соединялся в нем со страхом потерять мать. На расстоянии он мог фантазировать себе отца как полноценную персону, способную его защитить, а идентификация с отцом придавала силы для ощущения независимости от матери. Но, судя по всему, идентификация эта была недостаточно твердой, поэтому Ники не мог найти в себе силы поддерживать реальные отношения с отцом.
Итак, мы видим, как связаны между собой противоречивые конфликты, обуревающие душу ребенка. Конечно, не у всех детей проявляются они так явно, чаще они скрыты от стороннего взгляда, но это не делает их менее опасными. Скорее, наоборот. Ведь мы уже знаем, что тот, кто «просит» о помощи, имеет больше шансов ее получить.
Со временем ребенок все же приходит к некоторому видимому равновесию, но достигается оно ценой больших потерь со стороны психического здоровья. Расплатой могут стать невротические образования и симптомы, потеря части познавательных и интеллектуальных способностей, укрепившиеся черты характера, такие, как повышенная раздражительность, вспыльчивость или, наоборот, подавленность, склонность к депрессиям, что нередко приводит к тяжелым психическим расстройствам и полной потере душевного равновесия.
Возьмем, к примеру, подчиненность, как черту характера. Она проявляется тогда, когда чувство ненависти, появившееся, например, в результате соперничества или отвергнутой любви, направляется против собственной персоны («ах, я ничего не стою...» и т. п.). Или это превращается в чрезмерное восхищение и переоценку любимого объекта («Разве можно сравнить меня с ним...»). У каждого человека имеется в распоряжении, в общем, довольно ограниченное количество примеров, связанных между собою и усвоенных с детства, на основе которых строит он свои отношения с окружающим миром. Немалую роль играет также проекция, т. е. «приписывание» другим своих собственных чувств. Чаще всего эти образцы отношений выполняют защитную функцию. Таким образом подчиненность защищает от агрессивности — как от своей собственной, так и со стороны других персон.
Иногда обрыв отношений с отцом представляется ребенку единственным доступным способом преодоления страха. Развитие этого невротического симптома упрощенно можно обрисовать так: ребенок, конечно, любит своего отца, но он страшно зол на него за то, что тот его покинул. Если он встречается с ним время от времени, это частично смягчает ярость и он не хочет эти чудесные часы, проведенные с отцом, омрачать упреками: на время он забывает о своей обиде. Но в промежутках между встречами такое забвение становится все более невозможным — от отсутствующего отца ребенок не получает ничего, что могло бы смягчить его гнев и разочарование. Сюда добавляются проблемы с мамой: она так часто раздражена, а вдруг она тоже его покинет?! К тому же у нее никогда нет для него времени, она не воспринимает его всерьез и т. д. Но он бессилен что-либо изменить, и это вызывает гнев и по отношению к матери. От этого гнев на отца растет еще сильнее, ведь тот бросил его одного в такой трудной ситуации, он не хочет ему помочь, не хочет подсказать выход. Чем глубже ребенок погружается в «послеразводный кризис», тем более невнимательными, не любящими, непонимающими становятся в его глазах и мать, и отец. И тем труднее ему становится сохранять хорошее настроение, когда он видится с отцом. Но он все еще страшно боится потерять его навсегда, что заставляет его еще какое-то время приспосабливаться. Но зато ему все труднее владеть собой, когда он остается один с матерью. Итак, положение его становится все более невыносимым. Кажется, добрые родители потеряны навсегда, а это означает — навсегда остаться одному в мире, переполненном исключительно «злыми» существами. Однако каждый ребенок (и только ли ребенок?) нуждается хотя бы в одном человеке, которому он мог бы доверять! Но разве возможно найти себе новых родителей? Итак, речь может идти только о тех, которые есть: о своих маме или папе. Но тут существуют две, сменяющие друг друга версии: мама считает плохим исключительно папу, а папа — только маму. Если ребенку удастся подключиться к одной из этих версий, то этим можно будет достигнуть много: один из родителей будет полностью освобожден от вины и ему можно будет снова доверять, а значит, и хорошие отношения с ним не станут больше подвергаться опасности со стороны собственного гнева, который теперь можно направить против второго — «виновного». На «виновного» можно будет взвалить также и свое собственное мучительное чувство вины. И чем «злее» тот кажется, тем меньше причин сожалеть о самом разводе. И ребенок видит, как хорошо действуют такие измененные «взгляды» на того родителя, которому отдано предпочтение, что, в свою очередь, оживляет «симбиотические иллюзии» младенческого возраста.
Но кому из двоих предстоит оказаться «высоким избранником»? Конечно же это мать! Во-первых, потому что она — особенно в глазах маленького ребенка, — если и не желаннейший, то, безусловно, необходимейший человек в его жизни. И, во-вторых, это было бы просто страшно жить с тем, от кого ты отказался. Получается, что отец приносится в жертву обретению нового психического равновесия. Вероятность именно такого хода события тем больше, чем интенсивнее были отношения ребенка с матерью уже до развода, чем сильнее ребенок переживает развод, чем реже он встречается с отцом в это тяжелое время, чем больше разочарования оставляют эти встречи; и конечно же, чем активнее отрицают родители общую вину, взваливая ее друг на друга, и чем больше демонстрируют они свою ненависть.
Но если отец уже приобрел для ребенка повышенное психическое значение, тот не сможет так легко от него отказаться, а станет отчаянно бороться за сохранение с ним отношений. Точно так же, если послеразводные страхи не переходят определенных границ, то нет и необходимости в развитии этих мер защиты. Если ребенок часто видит отца и тот принимает активное участие в его жизни, то его гнев и разочарование значительно смягчаются и отец остается для него привлекательной персоной. А если это так, то и отношения с матерью в большой степени освобождаются от конфликтов. И, наконец, если родители вместе отвечают за причиненную ребенку боль, то у того отпадает необходимость для достижения хоть какого-то душевного равновесия искать «козла отпущения», вместо этого приходят прощение и новое доверие.
Отказ от отца встречается чаще, чем это можно предположить, и проявляется он не обязательно в откровенном нежелании видеть отца. Вот уже пять лет, как родители двенадцатилетнего Антона в разводе. Мальчик регулярно навещает отца и с виду у них все благополучно. Но, к сожалению, только с виду. По сути, отец для Антона давно «умер». Вначале мальчик стал видеться с ним только потому, что мать, опасаясь ссор и финансовых осложнений с бывшим супругом, просила его об этом. Постепенно он выстроил себе у отца свой обособленный мир, у него были поблизости друзья, отец был состоятельным человеком и Антону была предоставлена своя комната с компьютером и видеоустановкой, неподалеку были озеро и лес, где можно было плавать и кататься на велосипеде. Но настоящего контакта с отцом не было, Антон лишь использовал его благосостояние и тот был для него чем-то вроде доброго дядюшки или хорошего знакомого. С тех самых первых месяцев развода он больше не воспринимал его как отца. Получилось так, что вначале мать активно препятствовала их контактам, боясь, что бывший супруг «купит» любовь ребенка и сын перестанет ее любить. Но когда она заключила с мужем соглашение, то научила сына лишь использовать материальные блага и мальчик действительно воспринимал отца без благодарности, рассматривая все, что тот для него делал, как «долг и обязанность». Отец отвечал разочарованием и неуверенностью и сам стал пассивно заменять свою персону подарками и поблажками, вместо того, чтобы активно добиваться нового сближения и эмоциональных отношений со своим ребенком. Конечно, Антон развил свой характер не без влияния родителей, но из этого примера все же видно, что в послеразводных отношениях и сами дети играют достаточно активную роль. Они не просто реагируют, а, в свою очередь, собственным поведением влияют на поведение родителей. Бывает, что ребенок так неохотно встречается с отцом и выражает так мало радости, что в отце растут неуверенность и разочарование, и тот не испытывает желания углублять отношения. Тогда отец отступает или удовлетворяется неодушевленной ролью. Здесь снова получается замкнутый круг: ребенок развивает свои стратегии на поведение родителей, но и родители, в свою очередь, реагируют на поведение ребенка. Об этих «бессознательных коалициях» мы уже говорили. Теперь мы видим, как далеко они могут простираться.
