Гарри Гантрип - ШИЗОИДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ, ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И САМОСТЬ
«уменьшении тяжести налагаемой на людей обязанности жертвовать своими влечениями, примирении их с неизбежным минимумом такой жертвы и в какой-то ее компенсации» (р. 7).
То, что психоаналитическая терапия и любая другая разновидность терапии всегда с большим трудом пытались добиться такого результата, так же очевидно, как катастрофические неудачи практически всех цивилизаций сохранять мир, безопасность и разумное человеческое счастье в течение сколько-нибудь продолжительного времени.
Тем не менее, хотя и представляется несомненно доказанным, что мы очень «плохие» — ибо кто осмелится противоречить такому трио, как Платон, святой Павел и Фрейд? — мы можем утешаться тем, что мы не «слабые». Мы обладаем могучим сексуальным влечением (Фрейд, 1908) и могущественным и деструктивным агрессивным влечением (Фрейд, 1927), и не способны к длительному совместному мирному существованию, кроме как под контролем и в зависимости (и то пока наши могущественные правители сами не перессорятся друг с другом и не втянут нас в драку, когда, по крайней мере, мы можем прославлять агрессию как героизм и быть подобными сэру Тристраму и сэру Паломиду и другим рыцарям короля Артура, которые использовали стычки с каждым встречным для доказательства своего «могущества и доблести». (Ср. Мэлори). Неполнота «депрессивного» диагноза становится, однако, очевидна, когда мы понимаем, что люди предпочитают считать себя плохими и сильными, нежели слабыми. Диагноз о наличии «антисоциальных влечений» всегда был крайне убедительной рационализацией человеком своего состояния, тонкой защитой против тревожной истины, что реальной проблемой является страх, бегство от жизни на глубинные ментальные уровни и неудача формирования базисного сильного эго, приводящая в результате к последующей неадекватности — как в самоощущении, так и фактически, — в попытках совладать с жизненными трудностями.
Тот факт, что люди предпочитают считать себя скорее «плохими людьми», нежели «слабыми ничтожествами», может быть проиллюстрирован и в историческом, и в социальном плане. Существует предание о древнем греке, который сжег храм, потому что не мог получить признание другим путем. Много преступлений и правонарушений мотивировано поиском власти, а что касается деструктивного поведения, то за таким поведением скрывается неспособность реализовать подлинную ценность в конструктивной деятельности. Это выясняется в ряде клинических случаев. Одна пациентка, замужняя женщина на четвертом десятке лет, которая в детстве сурово воспитывалась и чувствовала себя полностью бесполезной и никчемной, рассказывала, как в своей первой школе она страшно хотела, чтобы на нее обратили внимание учителя, и направила всю свою энергию на то, чтобы произвести на них положительное впечатление хорошей работой и поведением. В результате ее стали воспринимать как ребенка, который не причинит никаких затруднений. Такое отношение со стороны учителей, усугубляемое тем, что она была уже очень шизоидной, вызвало у нее чувство деперсонализации. Она не могла этого вынести и когда меняла школы, то решила, что принудит учителей ее заметить, чтобы не чувствовать свою никчемность. Поэтому она стала «плохой» девочкой и зачинщицей злых проделок. В результате она получила много внимания и почувствовала себя в гораздо большей безопасности.
Другая замужняя женщина, также на четвертом десятке лет, воспитывалась так, что в семье ее считали самой плохой. Сестры плохо с ней обращались, а сама она была застенчивой и с очень раннего возраста испытывала скоропреходящие состояния деперсонализации. Ее игнорировал занятый отец, и постоянно критиковала крайне непостоянная мать. Когда в дом приходили гости, она обычно сидела в углу, не ожидая услышать от них ни одного доброго слова в свой адрес. В семье ее считали «тихоней». Но годам к двадцати у нее внезапно произошел серьезный психический срыв, который встревожил ее родителей. Отец стал выражать ей свою симпатию и преданность, мать же говорила, что дочь сошла с ума. Дочь обыкновенно отвечала: «Нет, я не сумасшедшая, я плохая», — самым заметным симптомом у нее было навязчивое желание проклинать бога, своих родителей и сестер, «плохие слова и плохие мысли», агрессивные, убийственные и сексуальные (с сильным анальным окрасом) «проносились у нее в голове». Она настойчиво рассказывала своим родителям все эти проклятья и плохие мысли и вполне осознавала, что шокирует их. Она гордилась своей смелостью, хотя и знала, что не может остановиться. Причина такого ее поведения прояснилась, когда она сказала: «Я чувствую себя сильной, могущественной, когда ругаюсь и проклинаю. Когда я не была плохой, то была замкнута и чувствовала себя ничтожеством».
Мужчина-пациент, крупный работодатель, пришел на анализ, потому что был так агрессивен со своими служащими, что у него постоянно возникали проблемы с кадрами. Он воспитывался в режиме требовательности, и ему не позволялось причинять неудобства своим родителям, так что он чувствовал себя совершенно нежеланным, непонятым и никчемным. Если он и был кем-то, то «лишь дрянью». Длительное время он начинал каждую сессию словами: «Я, как всегда, раздражен». Когда постепенно он стал понимать причины такого своего поведения, то сказал: «Я знаю, почему я столь агрессивен со своими служащими. Я должен быть сердитым, ибо я до смерти их боюсь. Когда я сердит, то ощущаю внутри себя огромную энергию и могу вести дела, в противном случае я испытываю нервозность, постоянную усталость и чувствую себя не в своей тарелке».
Исторически в идеологии и психологически в индивиде область «плохих» импульсов, контроля, вины и депрессии лежала как раз «поперек» тропы психодинамического исследования и блокировала путь к более глубокому пониманию. Великая задача Фрейда заключалась в анализе этой области. Таково значение сдвига его интереса от истерии к обсессивному неврозу, депрессии и проявлениям суперэго. Проведенный им анализ был столь успешным, что открыл путь к более глубинным областям и положил начало структурному анализу психики и пониманию важности расщепления эго. Отсюда значимость призыва Фэйрберна «назад к истерии» и радикальное развитие им структурного объектного анализа Мелани Кляйн в параллельный структурный анализ эго. До тех пор пока не подверглась анализу «депрессивная» область, «шизоидная» область не могла быть тщательно исследована. Однако теперь стало ясно, что депрессивный передний план может быть понят, если только принимается во внимание шизоидный задний план. «Депрессивная» область конфликта по поводу плохих импульсов проявляет себя, когда индивид использует свою активность антисоциальным образом, чтобы противодействовать глубинному компульсивному желанию ухода, разрыва объектных отношений, чреватого риском утраты его эго. Он становится «плохим» для того, чтобы чувствовать себя реальным. Кроме того, становится ясным, что более глубинные шизоидные проблемы всегда прокладывали себе путь через более очевидные депрессивные проблемы. Это мы и должны теперь исследовать.
Клиническую депрессию необходимо теперь исследовать с точки зрения шизоидной проблемы. Фэйрберн утверждал, что, согласно его опыту, подлинная депрессия реже встречается в приемной врача, чем шизоидные феномены. Это может быть обусловлено общекультурными изменениями, упадком пробуждающего вину религиозного влияния. Теперь мы не слышим проповедей об «адском огне», а также яростных обличений на тему «греха и раскаяния», что было в прежние века. Немногие люди в наше время когда-либо слышали о «непростительном грехе против святого духа», который ранее был заметно выраженным депрессивным симптомом. Те пациенты, у которых я в наиболее явном виде обнаруживал классическую депрессию, все были религиозными людьми, которые использовали свою веру как защиту против греховных побуждений, на самом деле против базисного шизоидного состояния. Кроме того, в сегодняшней культуре произошел значительный сдвиг с этического к научному отношению к жизни. Нынешнее поколение более высокомерно, «наплевательски» относится к морали и отвергает вину и депрессию. Это явно шизоидный феномен в его отчуждении и безответственности по отношению к людям. Эти тенденции, как было отмечено в конце первой главы, вероятно, ослабили «депрессивную защиту» и сделали более легким появление в личности «шизоидной основы».
Маниакально-депрессивное состояние является, во всех присущих ему степенях тяжести, смешанным и очень сложным состоянием психики, в котором базисная проблема парализуется защитами, которые в свою очередь требуют дальнейших защит. Это ясно видно по статьям на «Симпозиуме по “депрессивным” заболеваниям» (Zetzel et al., 1960), где фактор вины, по-видимому, все больше и больше отходит на второй план, а фактор регрессии все больше и больше выходит на первый план. Вина является сердцевиной подлинной депрессивной проблемы в классическом варианте, в котором этот термин был определен, в то время как регрессия является шизоидным феноменом (ср. вторую главу). Представляется, что можно увидеть, как шизоидная проблема всегда пробивается сквозь депрессивную защиту. Это объясняет утверждения пациентов, что они находятся в «депрессии», когда на самом деле они имеют в виду свою «апатичность» безотносительно к тому, связана ли испытываемая ими апатия с чувством вины, сознательным или бессознательным, или с состоянием ухода и утратой интереса.
