Джей Хейли - Что такое психотерапия
3. Если терапевт не может не быть педагогом, он может видоизменить свою навязчивую тягу к поучениям, ограничив себя в желании объяснить клиенту его мотивы.
Действительно ли прошлое определяет настоящее?Вплоть до середины XX в. в психотерапии считалось само собой разумеющимся, что события прошлого определяют события настоящего. Например, фобия, навязчивость, тревога рассматривались как способы поведения, перенесенные в настоящее из прошлого опыта, но ставшие в настоящем неадекватными. Если человек: страдал такой навязчивостью, как беспрестанное мытье рук, считалось очевидным, что он пережил в прошлом некое событие, породившее страх, а страх в свою очередь сделал подобное поведение необходимым. Если мужчина слишком много пил, то семья, в которой он вырос, объявлялась дисфункциональной. Идея о том, что человек реагирует беспомощностью на стимулы из прошлого, большинство из которых он не осознает, оказала влияние на образ мыслей как в сфере самой психотерапии, так и за ее пределами. Так, если в наше время женщина не испытывает удовольствия от сексуальных отношений, она часто уверена в том, что, должно быть, в детстве подверглась сексуальным домогательствам, даже если она ничего об этом не помнит.
Хочу рассказать, как в 1950-х гг. я беседовал с сотрудником психиатрической больницы. Он поведал мне о молодом человеке, который проходил у него терапию. Я спросил, был ли тот юноша женат. Психиатр не знал. При этом он занимался с этим молодым человеком несколько раз в неделю в течение полугода. То, что он так мало знает об актуальной ситуации своего клиента, меня ничуть не удивило; в те времена некоторые из нас помогали психотикам заново переживать оральную стадию развития младенца. Мы не замечали того, что само по себе пребывание в больнице отчасти порождает их проблемы. Мы были уверены, что проблема — в их детстве, и пытались выявить воздействия на них в раннем возрасте. Тогда мы только начинали признавать значимость актуальной ситуации пациента, такой, например, ситуации, как помещение в больницу и оставленная за ее воротами семья.
Когда в те дни я работал с клиентами, которым был поставлен диагноз «шизофрения», я проводил с ними часовые сеансы пять дней в неделю, в течение нескольких лет. Тогда психотерапию вели именно так. Я несколько лет лечил молодого человека, прежде чем начал понимать, что его проблемы порождает пребывание в больнице. Он провел взаперти 15 лет; когда я взял его с собой в ресторан, он не знал, что нужно делать с меню. При этом считалось, что, пребывая в больнице, он лечится, а после лечения будет готов выйти из больницы и жить самостоятельно. Социальное окружение, в котором он жил, нельзя было считать подходящим.
Сегодняшние терапевты, возможно, не осознают, насколько глубоко в те дни мы были погружены в теорию. Я вспоминаю, как вел терапию с молодым человеком, который регулярно заявлял, что его желудок полон цемента. Он говорил так, как будто и в самом деле верил, что у него внутри цемент. У него были и другие разновидности бреда. Будучи его терапевтом, я представлял себе его проблему как фиксацию на оральной стадии, где цемент символизировал материнское молоко. Как сказал Джон Розен, будущий шизофреник сосал каменную грудь[18].
Я проконсультировался по поводу этого случая с Милтоном Эриксоном и спросил, что бы сделал он. Он сказал: «Я бы сходил в больничную столовую и посмотрел, какая там еда. Затем я бы побеседовал с клиентом о его пищеварении». Я подумал, что Эриксон недооценивает значение оральной стадии, но в столовую пошел. Еда была отвратительной. Затем я, как и советовал Эриксон, начал беседовать с пациентом о пищеварении, и это, похоже, помогло.
Когда современные психотерапевты говорят, что симптом уходит корнями в прошлое, они лишь повторяют общие слова, которые твердили два или три поколения супервизоров. Большинство преподавателей психотерапии все еще придерживаются этих убеждений, поэтому-то данный вопрос и является до сих пор спорным. Гипотеза о том, что значение прошлого не более чем метафора, была выдвинута сторонниками системной теории. В 1950-х гг. появилось предположение, что симптом представляет собой адаптационное поведение, а не что-то неадекватное. Когда появились аргументы в пользу рассмотрения симптома как отражения актуальной ситуации человека (т. е. симптом соответствует тому социальному контексту, в котором возник), стало ясно, что для изменения симптома нужно изменить социальную ситуацию. К социальной ситуации относятся как семьи, так и больницы.
Вопрос в том, лежит ли «причина» симптома в настоящем или в будущем? Очевидно, что существуют способы поведения, которые, возникнув в прошлом, продолжаются и в настоящем, например навыки счета или вождения машины, но как насчет симптома? Позвольте мне пояснить это на примере. Вообразим, что человек, который боится ездить на лифте, приходит к психотерапевту. Терапевт может предположить, что этот страх является следствием некой травмы в прошлом, каким-то образом связанной с замкнутым пространством, а может — что этот страх выполняет какую-то функцию в настоящем. Не приносит ли стремление избегать поездок на лифте этому человеку какой-нибудь выгоды в его социальной жизни? Или терапевт может забавляться обеими идеями — прошлой травмой и актуальной функцией — или найти их интересными, но не имеющими отношения к терапии. Цель одна — клиента нужно избавить от страха перед лифтами, и этой цели можно достичь, не исследуя прошлого и не принимая во внимание актуальных функций симптома в настоящем (фобию можно устранить, вообще не касаясь функций симптома).
Обучение клиента и разговоры о прошлом лучше всего считать данью вежливости. Так как клиенты зачастую верят в то, что прошлое определяет настоящее, и, стало быть, его надо обсудить, они часто ожидают от психотерапевта, что тот будет их учить. Такое обсуждение прошлого может способствовать развитию отношений, а следовательно, изменению симптома. Если мы оправдываем ожидания клиента в отношении обсуждения прошлого, это позволяет нам завоевать его доверие и обеспечить его сотрудничество при выполнении каких-либо действий.
Причины возникновения симптомов могут быть крайне запутанными, в том числе и потому, что, после того как произошло изменение, у клиента могут возникать различные инсайты, связанные с прошлым. Вместо того чтобы считать, что инсайт является причиной изменений, лучше подумать об изменении, которое вызывает инсайт. Например, я помог неразговорчивому мужчине избавиться от головных болей, которые годами были его проклятием. Сам он полагал, что причина этих страданий была физиологической. Он избавился от боли с помощью парадоксальной интервенции. Как только это произошло, он тут же попытался отопить меня в информации о том, что могло бы послужить причиной этих болей. Ему нужно было придать смысл своему избавлению от проблемы, поэтому он формулировал гипотезы и объяснял их мне. Совершенно очевидно, что психотерапевт, который изменяет людей, должен вежливо выслушать все их рассказы об инсайтах, после того как изменение уже произошло. Психотерапевта надо научить уважать инсайт как следствие изменения.
А как насчет ложных воспоминаний?Женщина, которая боялась утонуть (причем этот страх создавал ей множество проблем), решила, что ей нужна помощь. Она пришла к психотерапевту, тот загипнотизировал ее и вызвал воспоминания о прошлой жизни. Оказывается, в прошлой жизни она была свидетельницей того, как утонула ее сестра. На семинаре было сделано сообщение об этом случае, который закончился успехом: женщина, вспомнив переживания прошлой жизни, избавилась от своей боязни воды. Другая женщина с аналогичным страхом в процессе терапии вспомнила о том, что ее сестра утонула в младенчестве уже в этой жизни. Было заявлено, что это воспоминание избавило ее от страха.
Должен ли супервизор учить своих подопечных возвращать своих клиентов в прошлые жизни и заставлять их вспоминать травмы? Если это избавляет от симптома, то почему нет? Можно ли сказать, что терапевт, который не верит в прошлые жизни, но делает это, чтобы вылечить клиента, у которого есть такая вера, поступает неэтично? Супервизор должен решить для себя, существуют ли прошлые жизни, оказывают ли они влияние на нас и существует ли такая вещь, как южные воспоминания? Те, кто не верят в существование прошлых жизней и их влияние на нас, ссылаются на высказывания некоторых клиентов о восстановлении воспоминаний о прошлых жизнях как на доказательства того, что воспоминания могут быть ложными.
Вопрос о ложных воспоминаниях нельзя так легко отбросить. Существуют очень сложные и соблазнительные ложные воспоминания. Воспоминания — «вещь» хрупкая. Даже реальные воспоминания приходят и уходят, доступные в одни моменты времени и недоступные в другие. С помощью гипноза можно оживить очень ранние воспоминания, но «вспомнить» можно и то, чего не было. Это одна из причин того, почему данные, полученные с помощью гипноза, не принимаются в суде в качестве свидетельств. Воспоминания, восстановленные в ходе терапии, являются продуктом взаимоотношений между клиентом и терапевтом. В зависимости от этих отношений воспоминания могут быть «реальными» и ложными. Гипнотическое внушение может повлиять на воспоминания так же, как и идеология психотерапевта. И терапевт, занимающийся прошлыми жизнями, и психоаналитик могут воздействовать на человека таким образом, чтобы получить воспоминания, соответствующие взаимоотношениям. Мы не должны забывать, что теория вытеснения возникла в результате сотрудничества клиента и психотерапевта.
