Лоренц Конрад - Так называемое зло
Как это ни поразительно, почти так же, как эти ящерицы, ведут себя наши домашние аисты. Кто не слыхал ужасных, но красивых историй, которые рассказывают повсюду, где гнездятся белые аисты и где говорят на охотничьем жаргоне? Их снова и снова принимают всерьез, и время от времени то в одной, то в другой газете появляется рассказ о том, как аисты перед отлетом в Африку вершили суровый суд, как великое собрание аистов покарало всех птиц, совершивших преступления, и как прежде всего все аистихи, повинные в супружеской измене, были приговорены к смерти и безжалостно казнены. В действительности же для аиста его супруга значит немного; нет даже никакой уверенности, что он вообще узнал бы ее вдали от их общего гнезда. Пара аистов вовсе не связана той волшебной «резиновой лентой», которая у гусей, журавлей, воронов или галок столь очевидным образом притягивает супругов друг к другу тем сильнее, чем дальше друг от друга они находятся. Аист-самец и его супруга почти никогда не летают на постоянном расстоянии друг от друга, как пары упомянутых видов и многих других, а в большой перелет они отправляются в совсем разное время. Аист-самец всегда возвращается весной на родину гораздо раньше своей самки – или, лучше сказать, самки из того же гнезда. Эрнст Шютц, будучи руководителем Росситенской орнитологической станции, сделал весьма показательное наблюдение над аистами, гнездившимися на крыше его дома. В том году самец вернулся рано, а через несколько дней, когда он был дома и стоял на гнезде, появилась чужая самка. Самец приветствовал чужую даму, щелкнув клювом; она тотчас же спустилась к нему на гнездо и так же приветствовала его. Самец без колебаний впустил ее и обращался с нею точь-в-точь, до мелочей, так, как всегда обращается аист-самец со своей долгожданной супругой при ее возвращении. Как говорил мне профессор Шютц, он был бы готов поклясться, что прибывшая птица и была его милой, желанной супругой, если бы его не переубедили кольца – вернее, их отсутствие – на ноге новой самки.
Оба они были уже поглощены ремонтом гнезда, когда вдруг явилась прежняя самка. Между аистихами началась борьба за гнездо не на жизнь, а на смерть. А самец наблюдал за ними без всякого интереса и даже не подумал принять сторону прежней супруги против новой или наоборот. В конце концов новая самка улетела, побежденная «законной» супругой, а самец после смены жен продолжал свои занятия по устройству гнезда с того самого места, где его прервал поединок соперниц. Ничто не показывало, что он вообще заметил двойную замену одной супруги на другую. Как это не похоже на легенду о суде! Если бы аист застал свою супругу «in flagranti» [На месте преступления (лат.)] с соседом на ближайшей крыше, он, по всей вероятности, просто не смог бы ее узнать!
Точно так же, как у аистов, обстоит дело и у квакв – но отнюдь не у всех цапель. Как показал Отто Кёниг, среди цапель есть довольно много видов, у которых супруги, несомненно, узнают друг друга индивидуально и даже вдали от гнезда держатся до известной степени вместе. Квакву я знаю достаточно хорошо. Много лет я наблюдал в моем саду за искусственно устроенной колонией свободно летавших птиц этого вида и мог видеть совсем близко и в мельчайших подробностях, как у них образуются пары, как они строят гнезда, как высиживают яйца и выращивают птенцов. Когда супруги, составляющие пару, встречались на нейтральной территории, т. е. на достаточно большом расстоянии от их маленького общего гнездового участка – например, ловили рыбу в пруду или кормились на лугу примерно в ста метрах от дерева, где было их гнездо, – ничто, абсолютно ничто не указывало на то, что эти птицы знакомы друг с другом. Они так же яростно отгоняли друг друга от хорошего места для рыбной ловли, так же яростно дрались из-за принесенного мною корма, как любые две кваквы, между которыми нет никаких отношений. Супруги никогда не летали вместе. Объединение квакв в более или менее крупную стаю, когда они в густых вечерних сумерках улетали ловить рыбу на Дунай, носило характер типичного анонимного сообщества.
Так же анонимна и организация их колонии, которая коренным образом отличается от строго замкнутого круга друзей в колонии галок. Каждая кваква, пришедшая весной в настроение размножения, строит гнездо поблизости от гнезда другой, но не слишком близко. Создается даже впечатление, что птице нужна «здоровая злость» на враждебного соседа, что без нее она не была бы в надлежащем настроении для насиживания яиц. Наименьшие размеры гнездового участка определяются тем, как далеко достают при вытянутых шеях клювы ближайших соседей – точно так же, как у олушей или у скворцов, рассаживающихся на проводе. Таким образом, центры двух гнезд никогда не могут располагаться ближе, чем на удвоенном расстоянии досягаемости. Шеи у цапель длинные, так что дистанция получается вполне приличная.
Знают ли соседи друг друга – этого я с уверенностью сказать не могу. Однако я никогда не замечал, чтобы какая-нибудь кваква привыкла к приближению определенного сородича, которому приходилось проходить близко от нее по дороге к собственному гнезду. Казалось бы, после сотни повторений одного и того же случая эта глупая тварь должна была бы все-таки сообразить, что сосед – робкий, с прижатыми перьями, выражающими что угодно, только не воинственные намерения, – ничего не хочет, кроме как «поскорее проскочить». Но до кваквы никогда не доходит, что у соседа есть собственное гнездо и поэтому он для нее не опасен, и она не делает никакого различия между соседом и пришельцем, собравшимся завоевать ее участок. Даже наблюдатель, не склонный очеловечивать поведение животных, часто не может удержаться от раздражения, слыша беспрерывные пронзительные вопли и видя яростные поединки, то и дело вспыхивающие в колонии квакв в любой час дня и ночи. Казалось бы, что этой ненужной траты энергии легко было бы избежать, потому что кваквы в принципе способны узнавать друг друга индивидуально. Совсем маленькие птенцы одного выводка еще в гнезде прекрасно знают друг друга и прямо-таки бешено нападают на подсаженного к ним чужого птенца, даже в точности такого же возраста. Вылетев из гнезда, они тоже довольно долго держатся вместе, ищут друг у друга защиты и в случае нападения обороняются сомкнутой фалангой. Тем удивительнее, что взрослая птица, сидящая на гнезде, никогда не ведет себя по отношению к ближайшим соседям так, «как если бы знала», что они и сами хорошо устроенные домохозяева, у которых заведомо нет никаких завоевательных намерений.
Но почему же – можно было бы спросить – кваква не «додумалась» до напрашивающегося «изобретения»: использовать способность узнавать собратьев по виду, которой она несомненно обладает, для избирательного привыкания к соседям, избавив себя тем самым от постоянных волнений и колоссальной траты энергии? Ответить на этот вопрос трудно, да он, вероятно, и поставлен некорректно. В природе существует не только то, что целесообразно для сохранения вида, но и все не настолько нецелесообразное, чтобы угрожать его существованию.
В том, с чем не справилась кваква – научиться привыкать к соседу, о котором известно, что он не замышляет нападения, и благодаря этой привычке избегать ненужных проявлений агрессии - в этом значительно преуспела одна рыба, как раз из уже известной нам своими рыбьими рекордами группы цихлид. В североафриканском оазисе Гафза живут маленькие хаплохромисы, о социальном поведении которых мы узнали благодаря подробному описанию Розль Кирхсгофер, наблюдавшей их в естественных условиях. Их самцы селятся тесной колонией, состоящей из «гнезд» или, лучше сказать, ямок для икры. Самки выметывают икру в эти гнезда и затем, как только самец ее оплодотворит, забирают ее в рот и вынашивают в других местах, на богатом растительностью мелководье возле берега, и там же потом выращивают молодь. Каждому самцу принадлежит лишь крохотный участок, почти полностью занятый ямкой для икры, которую он приготовляет, копая дно ртом и выметая хвостовым плавником. К этой ямке каждый самец старается приманить каждую проплывающую мимо самку определенными ритуализованными действиями ухаживания и так называемым указывающим плаванием. За этой деятельностью самцы проводят значительную часть года; не исключено даже, что они находятся на нерестилище круглый год. Нет также никаких оснований предполагать, что они часто меняют свои участки. Таким образом, каждый располагает достаточным временем, чтобы хорошо познакомиться с соседями; давно известно, что к этому цихлиды вполне способны. Доктор Кирхсгофер не побоялась огромной работы – выловить всех самцов колонии и каждого из них индивидуально пометить. Оказалось, что каждый самец в самом деле очень хорошо знает хозяев соседних участков и мирно переносит их присутствие совсем рядом с собой, но тотчас же яростно нападает на каждого чужака, стоит лишь тому направиться, даже издали, в сторону его икряной ямки.
