Франко Берарди - Новые герои. Массовые убийцы и самоубийцы
Я психически здоровый человек, я не люблю все подобные девиации. Тем не менее в конце лета 2012 года, начав писать этот текст, я пребывал почти в состоянии восторга, неосознанно испытывая волнение и любопытство, обусловленные прежде всего пониманием того, что здесь, в этой темной стороне жизни, есть что-то особенное, свойственное духу нашего времени.
Так что же, я пишу эту книгу с намерением денонсировать нигилистические эффекты, которые вездесущая конкуренция и агрессивность обеспечили современной психосфере? Пожалуй, и да, и нет. Оценивать преступления неолиберальной теологии и абсолютистского капитализма на самом деле не моя цель.
В действительности этот вид осуждения едва ли полезен.
Зло, которое финансовый капитализм сеет в жизни трудящихся, в значительной степени понятно сегодня каждому, и описание предупреждений о грядущих катастрофах обычно мало помогает. Людям уже ясно, что их благополучие окажется под угрозой и их образ жизни будет ухудшаться до тех пор, пока двигатель финансовых механизмов капитализма продолжает активно работать против интересов общества в целом. То, что они не знают, — это как именно остановить двигатель этого адского поезда разрушений, когда все традиционные формы протеста и демократического выражения мнений были нейтрализованы политической системой.
Такое осуждение лишь провоцирует разочарование и ведет в никуда.
То, что нужно вместо осуждения, — показать другой путь.
Нестандартная этика
Когда я пришел к убеждению, что политика не в состоянии эффективно противостоять финансовой агрессии, я начал рассматривать, что должно быть сделано, когда ничто не может быть сделано.
Точнее: какую этическую позицию должны мы принять теперь, когда основы этического поведения фактически отменены и вместо них предсказуемо используются основы экономической ценности. Когда само понятие ценностей стало произвольным и трактуется так, как это выгодно в настоящий момент.
Этика обычно базируется на единстве людей. Этическое поведение обязательно подразумевает чувство солидарности, ощущение принадлежности к сообществу, территории, общей судьбе и стремление к совместному поиску общего будущего.
Но что происходит, когда конкуренция оказывается основной формой социальных отношений и восприятие других людей становится бесплотным, функциональным и чисто утилитарным?
Что происходит, когда любые отношения людей становятся принципиально нестабильными?
Так как нестабильность предполагает случайности, непостоянство, неустойчивость, может показаться, что жизнь человека на этой планете всегда была весьма неустойчивой и что в ходе человеческой эволюции чистая сила была единственным способом решения социальных проблем и единственным основанием социального заказа. Таким образом, может показаться, что только религиозные убеждения могут установить ограничения для жестоких законов сильнейшего, согласно этике, которая основана на моральном законе, исходящем от Бога.
Тем не менее идеи современной этики стремятся к тому, чтобы найти альтернативу и чистой силе, и теологии. Ее основы были заложены протестантской буржуазией, когда экономика заменила богословие как источник права. Частная собственность, равные права, оплата труда — все основные принципы буржуазной цивилизации — каким-то образом базировались на основе общего интереса: расширение сообщества, рост производства и увеличение потребления. Этические ценности и общий интерес территориальной общины были связаны между собой. Тяжелая работа заслуживает вознаграждения не только из-за предположительной стоимости совершенного, но также потому, что награждение за работу есть единственный способ воспитать чувство ответственности в обществе. Ответственность означает уважение к общему интересу.
Затем, когда финансовый капитализм детерриториализировал производство и рандомизировал источник власти, общие условия этического поведения исчезли. Флуктуации финансового рынка имеют мало общего с ответственным поведением заинтересованных сторон; напротив, финансовая прибыль больше зависит от нарушения общего интереса, как при недавнем американском кризисе субстандартных кредитов[99] и бесчисленных случаях финансовых банкротств вследствие банковских махинаций.
Современный прогресс, по существу, направлен на снижение зависимости жизни человека от непредсказуемости природы, а его социальные институты направлены на защиту граждан от капризов рынка. С конца XIX века установление гарантий для рабочих и всех граждан вообще было одним из главных интересов прогрессивных государств.
Всем известно, что природа не доброжелательна и что джунгли — не безопасное место, особенно для тех существ, которые по своей природе не агрессивны. Все знают, что жизнь беспощадна и что время отмечено энтропийным законом дисперсии, упадком, болезнью и смертью. Вот почему люди создали структуру, существующую под названием общества, вместе со всеми учреждениями, которые должны защищать нас от жестокости жизни. Вот почему люди разработали научные знания и технологии. Только тогда, когда люди могут ожидать достаточную степень защиты от страданий и насилия, они могут наслаждаться жизнью.
Но потом пришла Маргарет Тэтчер, которая заявила, что нет такого понятия, как общество, есть только индивидуумы, сражающиеся за свое выживание. Вдруг функционирование природы в описании Дарвина превратилось в политическую повестку дня. В мире, описанном Дарвином, сильные индивиды выживали, а слабые подавлялись. Это жестокий закон естественной эволюции. Это также то, от чего современный проект цивилизации пытался защитить людей.
Жестокость природы начала возвращаться в последние десятилетия XX века и, наконец, восторжествовала в начале XXI века. Природа, которая была освоена и покорена всепоглощающим промышленным ростом, теперь наносит человечеству ответный удар.
Неустойчивость стала признаком нового мира, вернувшегося в «джунгли».
В сфере труда неустойчивость есть отмена правил, регулирующих отношения между трудом и капиталом, в частности договорные гарантии непрерывности и регулярности работы. Прекаризация стала возможной благодаря распространению информационных технологий. Когда производство товаров оборачивается в информацию и сеть становится сферой рекомбинации производительных действий, которые происходят в отдаленных пространствах и моментах времени, потребность капиталиста купить всю работу человека отпадает — ему необходим только фрагмент времени. Работающий в сети компьютер непрерывно улавливает и рекомбинирует фрагменты инфовремени из океана социальной жизни и интеллекта. Таким образом, нестабильность вторгается в пространство социальной жизни и пронизывает ожидания и эмоции людей, чье время фрагментировано, фрактализовано, разбито на ячейки.
Это состояние, в котором мы живем в начале нового века.
Этическая основа современной социальной среды была построена на основе ответственности буржуазного класса и солидарности между работниками. Протестантская буржуазия была ответственна перед Богом и территориальной общиной, что позволило ей процветать. Работник был объединен со своими коллегами через осознание единства интересов.
Обе эти основы современной этики ныне разрушены. Капиталистический класс постбуржуазии не чувствует себя ответственным за общины и территории, потому что финансовый капитализм полностью детерриториализован и не имеет никакого интереса в благополучии какой-либо конкретной территории и ее населения. С другой стороны, постфордовской работник больше не разделяет те же интересы, что его коллеги, но, напротив, вынужден конкурировать каждый день с другими сотрудниками за работу и заработную плату в дерегулированной сфере предложений труда. В рамках этой новой нестабильной организации труда укрепление рабочей солидарности становится трудной задачей.
В течение последних трех десятилетий общественные движения пытались восстановить условия современной этики и вновь подтвердить ценности, которые были основой буржуазной цивилизации: демократия, труд и уважение к закону. Но — неудачно.
В то время как неолиберальная волна, воспользовавшись новым, основанным на технологическом прогрессе образом жизни, трансформировала культурные и политические ожидания, левые защищали этические нормы и политические учреждения прошлого. Выдавленные тем самым в фактически консервативную позицию, левые потеряли свои главные признаки и свою идентичность.
Теперь это, наконец, предельно ясно: сопротивление закончилось. Капиталистический абсолютизм не будет побежден, и демократия никогда не будет восстановлена. Эта игра окончена.
