Ролло Мэй - ОТКРЫТИЕ БЫТИЯ
Второй важный момент заключается в том, что смысл психологического динамизма всегда связан с экзистенциальной ситуацией непосредственной жизни самого пациента. Работы экзистенциальных психотерапевтов Ван Ден Берга, Франкла и особенно Р. Д. Лэинга являются тому подтверждением. Некоторые считают, что практическая деятельность Фрейда была верной, но его теории, объясняющие его практику, были далеки от истины. Кое-кто стоит на стороне Фрейда только в вопросах техники, а теории и концепции ортодоксального психоанализа основывает на экзистенциальном базисе. Возьмем, например, такое понятие как перенос. Многие придают открытию переноса огромное значение. На самом же деле пациент-невротик не "переносит" чувства, которые он испытывал по отношению к матери или отцу, на жену или терапевта. Скорее всего, пациент-невротик в некоторых областях никогда не выходит за пределы ограниченных форм жизненного опыта, которые характерны для ребенка. Следовательно, по прошествии многих лет он воспринимает жену или терапевта через те же самые ограниченные, искаженные "очки", через стекла которых он воспринимал отца или мать. Подобную проблему следует понимать в контексте восприятия и отношения к миру. Это делает необязательным использование концепции переноса в смысле сублимации отдельных чувств с одного объекта на другой. Новый базис этой концепции освобождает психоанализ от бремени ряда неразрешимых проблем.
Возьмем также способы поведения, известные как вытеснение и сопротивление. Фрейд рассматривал вытеснение как относящееся к буржуазной морали: пациенту необходимо иметь приемлемое видение самого себя и поэтому приходится сдерживать свои мысли, желания и многое другое, что являются неприемлемым с точки зрения буржуазной морали. Терапевты экзистенциальной школы связывают конфликт в основном с принятием пациентом своего потенциала или отказом от него. Нам необходимо задавать себе вопрос: Что удерживает пациента от свободного принятия своего потенциала? Это может быть буржуазная мораль, но также может быть и что-либо большее. Это подводит нас непосредственно к экзистенциальному вопросу свободы человека. Еще до того, как станет возможным или вероятным вытеснение, у человека должна быть возможность принятия или отказа, т.е. он должен обладать неким минимальным запасом свободы. Сознает ли человек свою свободу, может ли ее четко сформулировать это уже другой вопрос. Вытеснять значит именно не сознавать свою свободу. Такова природа этого динамического состояния.
Таким образом, вытеснение, или отрицание своей свободы, уже предполагает подобное состояние свободу в качестве возможности. Мы хотим подчеркнуть, что психический детерминизм всегда вторичное явление и действует только в ограниченной сфере. Главный вопрос заключается в том, как человек относится к своей свободе? Если вытеснение становится одним из способов этого отношения, то как человек выражает приоритет своего потенциала?
Что же касается сопротивления, то необходимо ответить на следующий вопрос: каким образом это явление становится возможным? Один из ответов гласит, что это укрепление тенденции пациента быть поглощенным модусом Mitwelt, двигаться назад в das Mann безымянную массу и отказаться от свойственного исключительно ему уникального и самобытного потенциала. Таким образом, "подчинение определенным социальным нормам" является общей формой сопротивления в жизни, и даже само принятие пациентом доктрин и интерпретаций терапевта может быть выражением сопротивления.
Мы не хотим здесь вдаваться в детали вопроса, что лежит в основе этого феномена. Мы только хотим продемонстрировать, что принимая во внимание динамические процессы, присущие переносу, сопротивлению и вытеснению, терапевты вносят нечто крайне важное в экзистенциальное направление. Они рассматривают все эти динамические процессы в онтологическом ключе. Каждый способ поведения наблюдается и понимается в свете существования пациента как человеческого существа. Показательным является также и то, как терапевтом постигаются влечения, либидо и прочее с точки зрения потенциальных возможностей существования человека. Так, Босс пытается "выбросить за борт болезненную интеллектуальную акробатику старой психоаналитической теории, которая ищет пути извлечения этого феномена из взаимодействия неких сил или влечений, которые за этими силами следуют". Он не отрицает силы как таковые, но считает, что их следует понимать не как "трансформацию энергии" или любую аналогичную естественнонаучную модель, а исключительно как потенцию человеческого существования.
Освобождение от излишних конструкций облегчает понимание между пациентом и врачом. Также это снимает ложное сопротивление, которое было оправданной защитой объекта психоанализа против нарушения сто сущности. Босс считает, что таким образом он может с большей эффективностью придерживаться "основного правила" психоанализа введенного Фрейдом непременного условия психоанализа: пациент честно выпускает наружу все те мысли, которые крутятся в его голове. Больший, чем в традиционном психоанализе, эффект достигается им потому, что он слушает пациента с уважением и воспринимает серьезно и безоговорочно содержание его рассказа, а не пропускает через предубеждения или не искажает специальными интерпретациями. Босс считает, что необходимо просто показать значение открытий Фрейда и дать им необходимое всестороннее обоснование. Полагая, что для понимания открытий Фрейда необходимо идти дальше этих несовершенных формулировок, Босс отмечает, что сам Фрейд в процессе анализа был для пациента не просто пассивным "зеркалом" (на чем традиционно настаивает психоанализ), а скорее "полупрозрачным", становясь средством и способом, через которые пациент видит самого себя.
Третий важный момент в экзистенциальной терапии это акцент на присутствии. Под присутствием мы подразумеваем, что взаимоотношения терапевта и пациента рассматриваются как реальные, когда терапевт это не просто рефлектор, находящийся в тени, а живой человек, который в этот самый час обеспокоен не своими проблемами, а пониманием и переживанием, по мере возможности, бытия этого пациента. О таком акценте на присутствии мы уже говорили, когда обсуждали основной экзистенциальный принцип истинных взаимоотношений. Именно там нами было отмечено, что экзистенциально истина всегда подразумевает отношение человека к чему-то или кому-то, и что терапевт является частью "пространства" таких отношений. Мы также указывали на то, что для терапевта это не только лучший способ понять пациента, но что он на самом деле не сможет действительно понять пациента, если не будет частью этого пространства.
Приведем несколько цитат, которые сделают более понятным, что же под этим присутствием подразумевается. Карл Ясперс отмечал: "Чего нам не хватает? Какие возможности понимания проходят мимо нас потому, что в единственный решающий момент нам, со всеми нашими знаниями, недостает простого качества полного человеческого присутствия!" 3 125 В этом же ключе, но более подробно, Бинсвангер пишет в своей статье по психотерапии, которая касается роли терапевта во взаимоотношениях с пациентом:
Если подобное лечение (психоаналитическое) оказывается неудачным, аналитик склонен сделать предположение, что пациент не способен преодолеть свое сопротивление по отношению к врачу, например, как к "образу отца". Увенчается ли анализ успехом или нет это, тем не менее, часто определяется не тем, обладает ли пациент вообще способностью преодолеть такой перенос образа отца, а предоставленной ему этим конкретным врачом благоприятной возможностью поступить так. Иначе говоря, это может быть неприятие терапевта как человека, невозможность установить с ним настоящий раппорт, препятствующие прорыву через "вечное" повторение сопротивления отцу. Оказавшаяся в тисках представления о "механизмах", в тисках механического повторения, психоаналитическая доктрина, как мы знаем, в целом везде, где функционирует психика, достаточно странным образом закрывает глаза на категорию нового, особенно творческого начала.
Разумеется, не всегда справедливо, когда провал в лечении приписывается только пациенту; прежде всего врач должен задать себе вопрос, не его ли это вина. Здесь имеется в виду не какая-то техническая ошибка, а более серьезный провал, который происходит из-за неспособности пробудить или разжечь божественную "искру" у пациента, способную родиться только из действительного взаимодействия одной экзистенции с другой. И только это взаимодействие, с ее истинностью и теплотой, обладает фундаментальной силой, которая приводит в действие любой терапевтический процесс. Эта сила дает возможность вызволить человека из его тупиковой изоляции, из его собственного мира ( idios kosmos по Гераклиту), освободить человека от прозябания в своем теле, в своих грезах, в своих личных желаниях, в своих причудливых образах и предположениях, и подготовить его к жизни в koininia (греч. общение), к подлинной общности. 4 126
