Надежда Фёдоровна Калина - Лингвистическая психотерапия
Совесть сама по себе – это Бытие-для-Других посредством социо-Символического порядка языка и закона. "Совесть лежит в основе родительской критики; эта институция впоследствии выступает как одна из основ общественного порядка. Сходный процесс имеет место в случае, когда репрессия (подавление) развивается в первичной психической инстанции без внешнего управления" (92, Vol. 10, p. 76). Инстанция совести переименована Лаканом в "Имя Отца"; ее отвержение субъектом является главной причиной психоза. Фрейдовская теория согласуется со взглядами Лакана, ибо Фрейд связывает галлюцинацию голоса Другого в психозе с восстанием против родительского критицизма. В психоаналитической терапии, особенно в случаях глубоких нарушений (пограничные расстройства, психозы) речевые акты терапевта как формы нормативного социоречевого поведения направлены на преодоление описанного выше механизма форклюзии Имени Отца.
В классическом психоанализе используются преимущественно прескриптивные стратегии достижения конечного результата, т.е. объяснения пациенту вытесненных глубинных причин его невротической симптоматики. Интерпретативная деятельность аналитика опирается на различия между психозом, неврозом и перверсией и соотнесение этих клинических категорий с различными cтадиями сексуального развития. Психоз соотносится с начальной ступенью аутоэротизма, когда сексуальность субъекта обусловлена Символическим Другим и принципом реальности. Невроз представлен попыткой субъекта заменить потерю реальности Воображаемыми объектами фантазии и идеализированными нарциссическими отношениями. Перверсия равнозначна преодолению нарциссизма и возврату к сексуальным объектам вне запретов и репрессий эго.
Пансемиотическая функция психоаналитика соответствует роли эго-идеала, выполняющего задачу Символической трансценденции. "Мы знаем, что либидные импульсы обречены на патогенную репрессию, когда входят в конфликт с культурными и этическими идеями субъекта. Это значит, что если человек не просто знает о существовании этих идей, но подчиняется им и признает в качестве стандарта поведения, требования будут довлеть над ним... Мы можем сказать, что человек установил в себе идеал, по которому определяет себя" (92, Vol. 10, p. 73-74). Подчиняясь социальному заказу, субъект учится управлять своим эго, дабы в качестве объекта его оценил Другой. Осуждая себя, субъект "расщепляется" между намерениями эго и законами и идеалами супер-эго.
Фрейд указывал, что идеал репрезентирует замену потерянного нарциссизма детства. "Эго-идеал теперь ориентирован на любовь к себе, которой реальное эго наслаждалось в детстве. Нарциссизм замещается эго-идеалом, который, как и инфантильное эго, считает себя верхом совершенства" (там же). Лакан показал, что нужно различать идеальное Я и эго-идеал. Идеальное Я репрезентирует совершенный образ, который Воображаемое эго сознания обретает в зеркальном отражении другого. Это отношение обозначает непосредственное однозначное соответствие точки в Реальном идеальной точке Воображаемого регистра сознания. С другой стороны, эго-идеал представляет Символическую функцию закона Другого и служит регуляции и контролю субъекта посредством самосознания. Аналитик отчасти "присваивает" себе функцию эго-идеала, содействуя разрешению проблем посредством иллокутивной силы предлагаемых интерпретаций.
Дискурсивная практика психоанализа зиждется на том, что пациент в начале анализа идеализирует аналитика, располагая его в позиции "предполагаемого субъекта знания". В ходе анализа аналитик теряет это идеальное положение в глазах анализанда и начинает репрезентировать объект влечения, который является инверсией идеала. Этот объект обозначает ту часть субъекта и Другого, которая не может быть полностью удовлетворена или Символизирована.
Сама структура психоанализа указывает на обращенную природу Воображаемых дуальных нарциссических связей. Если аналитик отказывается участвовать в дающем-и-берущем диалоге с пациентом, он не является более идеальным отражающим зеркалом, превращаясь в интервьюера, чьи вопросы заставляют субъекта удивляться желаниям аналитика. Лакан утверждал, что желание аналитика находится в центре аналитического лечения, однако оно должно остаться неизвестным пациенту.
Большинство невротиков и нарциссичных личностей постоянно пытаются предугадать, о чем аналитик думает или чего ждет от пациента. Как указывают многие психоаналитики, нарциссичный клиент использует Другого в качестве зеркала и пробует разместить аналитика в позиции идеального образа или зеркального отражения субъекта. Нарциссическая личность определяет себя откликом или обратной связью, полученной от Другого. Без отклика Другого субъект не способен воспринимает себя похожим на что-либо четкое и оформленное. Это подтверждает идею Лакана, что сознание – всегда сознание Другого, без которого оно превращается в ничто.
В процессе анализа субъект интеллектуально принимает свои вытеснения, ибо проговаривает правду о своих желаниях в форме рациональных утверждений. Кроме этого, напоминает Фрейд, подлинный объект желания дает о себе знать, продолжая оставаться в бессознательном субъекта. Здесь мы сталкивается с хорошо известным психоаналитическим парадоксом: если знание основано на способности символизировать прошлое, как можно символизировать примитивное Реальное – то, что определяется сопротивлением любым формам символизации? Он разрешается посредством утверждаемой дискурсом терапевта аналитической фрустрации: пациент должен "заплатить" частью Реального за возможность его символизации, если хочет существовать в Символическом регистре. Такое воспроизведение вытесненного связано с функцией объекта (а)[29], который выступает в роли "переключателя" влечений и дискурса субъекта.
В дискурсивной практике психоанализа одной из главных побудительных сил, заставляющих пациента продолжать работу, является нелокализованная тревога, возникающая из-за невозможности символизировать Реальное. Встреча с Реальным, когда происходит постепенное исчезновение субъекта сознания, влечет за собой стихийное, первобытное освобождение чистого возбуждения, переходящее в тревогу. В рамках психоаналитической фрустрации усиление трансферентного невроза как бы "вычеркивает" интенциональность и сознание субъекта. Потерю интенциональности можно сравнить с тревогой, вызванной непостижимостью желания Другого. Пациент страдает от того, что, во-первых, не знает желания Другого, а во-вторых, ему (неизвестно когда) предстоит окончание анализа и "потеря" аналитика, т.е. возможности проецирования этого желания.
Такая базовая тревога часто скрывается или подавляется Воображаемым щитом сознания. В своем сознательном функционировании эго пытается предвидеть, чего хочет и о чем мечтает Другой, пытается сделать ситуацию понятной и обычной. Но если понять желание Другого невозможно, эго вынуждено подавлять это желание, сосредотачиваясь на требовании (запросе) Другого, в данном случае – необходимости дальнейшей аналитической работы.
Характерной особенностью дискурса современных психоаналитических школ являются короткие динамичные сеансы, разрушающие привычную атмосферу безопасности и правильности тем, что подчеркивают неспособность пациента узнать желание аналитика. Обсессивный субъект всегда пытается предугадать, о чем думает Другой и что он будет делать дальше. Так невротик уменьшает вероятность неожиданной болезненной реакции на возможные события.
Уменьшая или увеличивая традиционную пятидесятиминутную продолжительность сеанса, психоаналитик превращает его окончание в аналитическую интерпретацию, которая заставляет пациента вступать в конфронтацию с желанием аналитика. По завершении каждого сеанса пациент должен спрашивать аналитика, почему тот это сделал. Из-за того, что субъект не может ответить на этот вопрос сам, аналитик занимает позицию объекта (a) в качестве причины желания субъекта знать.
Тревожные и обсессивные клиенты могут находить аналитическую ситуацию вполне комфортной, считая ее достаточной для дальнейшего хода терапевтического процесса, пусть даже она и не приводит к новым аналитическим открытиям. В таких случаях клиент может захватить контроль над анализом, превратив аналитика в идеального Другого, который верифицирует (подтверждает) то, о чем пациент думает и во что верит. Тогда функция аналитика сводится к обычному зеркалу, отражающему собственный нарциссический образ субъекта.
Чтобы разрушить у субъекта Воображаемое отношение само-отражения и комфорта, вмешательство аналитика должно представлять собой элемент неизвестности в дискурсе субъекта. Лакан определяет такую позицию в аналитическом дискурсе как позицию объекта (a). Он также доказывает, что объект находится в оппозиции к принципу удовольствия, доминирующему в нарциссических отношениях с Другим, поскольку объект (а) не имеет отраженного другого и исключен из рефлексивной основы Воображаемого сознания. Более того, данный объект не имеет означающего и не может стать источником идентификации. Фактически, аналитик может поддерживать такую позицию, лишь отказываясь отвечать на запрос любви и взаимности, исходящий от субъекта (пациента).
