Дональд Винникотт - Игра и Реальность
Что видит ребенок, когда он или она смотрит на лицо мамы? Я предполагаю, что, в обычной ситуации, ребенок видит там самого себя или саму себя. Другими словами, когда мама смотрит на младенца, то, как она сама выглядит, имеет прямое отношение к тому, что она сама видит. Это выглядит очень правдоподобно. Но дело в том, что, если мать, которая заботится о своем ребенке, естественным образом выполняет какое-то действие очень хорошо, все равно нельзя принимать это как универсальную закономерность. Возьмем случай с ребенком, чья мать может отразить, то есть передать ребенку, лишь свое собственное настроение или, того хуже, лишь ригидность своих собственных защитных реакций. Что в таком случае младенец видит на лице матери?
Конечно, бывают случаи, когда мать не может отреагировать. Однако, многим детям приходится переживать довольно длительные периоды, когда они не получают обратно то, что сами отдают. Они смотрят и не видят самих себя. И этому есть последствия. Во-первых, их собственная креативность начинает притупляться, и дети так или иначе начинают искать другие способы, чтобы где-то снаружи, при помощи окружающей среды, найти самих себя по кусочкам. Эти способы тоже могут быть вполне успешными, ведь слепым детям также необходимо получать свое отражение не обладая зрением, через другие органы чувств. Конечно, если ее лицо неподвижно, мама при этом способна реагировать как-то по-другому. Большинство матерей реагируют, когда ребенку плохо или он злится, и особенно когда он заболел. Во-вторых, ребенок привыкает к тому, что когда он смотрит, то, что он видит, — это лицо матери. В этом случае лицо матери уже перестает быть зеркалом. Таким образом восприятие здесь встает на место апперцепции, замещает то, что могло бы стать началом значимого обмена с окружающим миром, двухстороннего процесса, когда самосовершенствование чередуется с открытием новых значений в воспринимаемом мире.
Конечно, в этой схеме есть и промежуточные стадии. Некоторые дети не оставляют надежду и исследуют объект, делают все возможное, чтобы обнаружить его значение, если только оно доступно для восприятия. Другие дети, которых угнетает такое неадекватное поведение матери, для того чтобы предсказывать настроение матери, исследуют разные варианты ее внешнего вида, так же как все мы занимались бы наблюдением за погодой. Младенец быстро научается делать такие прогнозы: «Так, вот теперь можно вполне безопасно отвлечься от маминого настроения и вести себя спонтанно, но в любой момент ее лицо может застыть или начнет доминировать ее собственное настроение, и тогда я должен буду отказаться от собственных потребностей, иначе ядро моего „Я“ может пострадать от этого нападения».
Сразу за этим в направлении патологии идет предсказуемость, которая ненадежна и запирает ребенка в границах его собственной способности предусматривать происходящие явления. Это вносит элемент хаоса, и ребенок будет уходить от этой ситуации или, защищаясь, будет смотреть, только чтобы воспринимать. У ребенка, с которым так обращались, в дальнейшем будут затруднения: что такое зеркало, и что оно должно делать? Если лицо матери безответно, то зеркало тоже будет вещью, на которую надо смотреть, не заглядывая в него.
Чтобы вернуть ситуацию к норме, девочки обычно, когда разглядывают свое лицо в зеркале, таким образом успокаивают, обнадеживают себя тем, что там — мамин образ и мама может видеть ее, мама с ней в гармоничном контакте. Когда юноши и девушки, в своем вторичном нарциссизме, ищут красивого партнера чтобы влюбиться, это уже признак накопившихся сомнений в бесконечности любви и заботы со стороны их матерей. Поэтому мужчина, который влюбляется в красотку, сильно отличается от мужчины, который любит девушку и чувствует, что она красива, видит, в чем ее красота.
На этом я прерву разъяснения своей теории, а вместо этого приведу несколько примеров, чтобы читатель сам смог подвергнуть эти идеи критическому пересмотру.
Случай 1Начну с рассказа о моей знакомой, замужней женщине, у которой три прекрасных сына. Она также оказывала хорошую поддержку своему мужу, который занимался творческой и очень важной работой. В частной жизни, не на публике, эта женщина всегда была близка к депрессии. Она сильно портила свою супружескую жизнь тем, что каждое утро просыпалась в состоянии отчаяния и безнадежности. И ничего не могла с этим поделать. Разрешение от этой парализующей депрессии происходило каждое утро, когда в конце концов приходило время вставать с постели, и умывшись и одевшись, она могла «навести марафет», буквально, надеть на себя лицо. Только тогда она чувствовала себя обновленной, могла контактировать с окружающим миром и выполнять свои семейные обязательства. Этот исключительно умный и ответственный человек на каждую неприятность реагировал обострением хронической депрессии, что в итоге перешло в хроническое физическое заболевание и закончилось инвалидностью.
Вы видите здесь повторяющийся паттерн, который легко прослеживается в социальном или клиническом опыте каждого из нас. Этот случай иллюстрирует в преувеличенном виде то, что есть в любой нормальной ситуации, и только это. Эта гиперболизация связана с задачей использования зеркала для наблюдения и подтверждения своих гипотез. Женщине пришлось быть матерью самой себе. Если бы у нее была дочь, это несомненно стало бы ей огромным облегчением, но наверное дочь тоже пострадала бы, ведь перед ней встала бы безумно важная задача: скорректировать неуверенность мамы по поводу взгляда на нее ее собственной матери.
Читатель наверняка вспомнил Френсиса Бэкона (Francis Bacon). Сейчас я обращаюсь не к Френсису Бэкону, который сказал: «Прекрасное лицо — это молчаливое согласие» и «Настоящую красоту не видно на рисунке», а к невыносимому, талантливому и вызывающему художнику современности, который всегда рисует значительно искаженные, деформированные лица людей. С точки зрения, которая предлагается в этой главе, этот Френсис Бэкон из наших дней видит свое отражение в лице матери, но несколько искаженно, с его или же с ее стороны, что раздражает его, а заодно и всех нас. Я ничего не знаю о частной жизни этого художника и привожу его пример только по той причине, что он утверждает этот свой подход во всех современных дискуссиях по поводу лица и самости. Лица Бэкона кажутся мне далекими от восприятия актуальной реальности, когда он смотрит на лица, у меня создается впечатление, что он мучительно стремится к тому, чтобы быть увиденным, а это лежит в основе творческого видения мира.
Кажется, мне удалось связать апперцепцию (целостное постижение) и восприятие, постулируя исторический процесс (внутри индивида), который зависит от того, чтобы быть увиденным:
Когда я смотрю, меня видят, а значит, я существую.
Теперь я могу позволить себе самому смотреть и видеть.
Теперь я смотрю на мир творчески, и то, что я постигаю внутри, я и воспринимаю извне тоже.
На самом деле, я не стремлюсь видеть то, чего нет в поле моего зрения (если только я не устал).
Случай 2Пациентка сообщила: «Вчера вечером я пошла в кафе-бар и была просто в восторге, когда увидела там множество совершенно разных персонажей» и описала некоторых из тех людей. Сейчас у этой пациентки потрясающая внешность, и если бы она умела этим пользоваться, то могла бы быть «звездой» в любой компании. Я спросил: «А на вас кто-нибудь смотрел?» Она смогла перейти к мысли о том, что на самом деле она «зажигала» окружающих, но вместе с нею был ее друг, и ей казалось, что все смотрят именно на него.
На этом этапе мы вместе с пациенткой уже смогли дать предварительный вариант ранней истории и детства пациентки исходя из того, что ее должны видеть, чтобы она почувствовала свое существование. Ее реальный опыт в этом отношении был плачевным.
Затем, в обилии материала, эта тема затерялась, но в определенной степени весь анализ крутился вокруг «быть увиденной», и это было в каждый момент актуально для нее. Временами тот факт, что ее на самом деле видят, хоть это незаметно, был для нее самым главным в терапевтическом процессе. Эта пациентка чрезвычайно чувствительный ценитель живописи и изобразительного искусства, отсутствие красоты разрывает ее личность, она переживает недостаток красоты как ужас (дезинтеграция или деперсонализация).
Случай 3В одном из моих исследований участвовала женщина, которая проходила очень длительный психоанализ. Эта пациентка, уже в солидном возрасте, вдруг выяснила, что жизнь реальна. Циник мог бы сказать: ну и что дальше? Но сама она чувствовала, что дело стоило того, а я сам научился через нее многому из того, что я знаю о феноменах самого раннего детства.
Этот анализ включал серьезную и глубокую регрессию к инфантильной зависимости. Ее окружение было жестко травматичным во многих аспектах, здесь я хочу рассмотреть влияние на пациентку материнской депрессии. Мы постоянно возвращались к этой проблеме, и, как аналитик, я был вынужден взять на себя роль этой матери, с тем чтобы пациентка смогла начать свое существование в качестве отдельной личности[44].
