Филип Зимбардо - Мужчина в отрыве
Как сказал подполковник в отставке Гроссман на слушаниях в сенате в 1999 г., военные все больше и больше используют компьютерные игры. Например, ими лечат ветеранов войн с посттравматическим синдромом, воссоздавая на экране ландшафты боевых действий. Существуют также специальные приложения — игры для военных информационных систем, которые используются в военных операциях. П. Сингер в своей книге «Созданные для войны» (Wired for War) поднимает ряд важных вопросов:
«Многие технологии пришли к нам из военной индустрии. Многое из того, что нас окружает, — Интернет, реактивные двигатели — появилось, потому что было нужно военным. Технологии расширяют границы, наделяют человека новыми возможностями, но одновременно с этим мы сталкиваемся с новыми дилеммами, новыми вопросами, требующими ответа... Отправляясь на войну, ты знаешь, что попадешь в очень опасное место, откуда можешь никогда не вернуться домой и не встретиться со своими близкими. А теперь сравните эти переживания с переживаниями оператора беспилотника Predator. Вы сидите перед экраном и пускаете ракеты по вражеским целям, вы убиваете людей. В конце рабочего дня вы садитесь в машину, и через 20 минут вы уже дома, ужинаете в кругу семьи, разговариваете с детьми про их школьные успехи»331.
Стингер поднимает очень важный вопрос. Что будет с человеком, который идентифицирует себя с аватаром-убийцей или удаленно участвует в боевых действиях? Как все это отразится на восприятии человека человеком и на нашем собственном поведении в обществе? Возможно ли, что компьютерные игры ослабят реакцию не только на чужие эмоции, но и на свои собственные?
Рай Баркотт, автор книги «Это случилось по дороге на войну» (It Happened on the Way to War), рассказывал нам, что молодые солдаты батальона морских пехотинцев на войне в Ираке в 2005 г., когда шли тяжелые бои, по возвращении в казарму кидались к компьютерам и всю ночь играли в жесткие компьютерные игры. К утру они походили на «измотанных зомби» и в таком состоянии снова отправлялись на войну. Это была очень распространенная модель поведения332.
«Компьютерные игры никогда не смогут продублировать реальность», —делится с нами своим мнением подполковник американской армии Ларри Диллард333. Но кто знает...
В популярной детской научно-фантастической книге «Игра Эндера»[49] Орсон Скотт Кард рассказывает историю мальчика Эндера, курсанта Боевой школы, который становится лучшим из лучших благодаря своему таланту и хитрости334. Вместе с остальными сокурсниками Эндер проходит практические занятия на 3D-симуляторе: в этой игре Эндер командует флотилией космических кораблей, воюющих с инопланетной насекомообразной расой формикс, их еще называют «жукерами». Идет жестокая схватка, и Эндер находится на грани истощения, да еще по ночам ему снятся кошмары, от которых он долго не может прийти в себя. Наконец, наступает день «сдачи экзамена». Армада Эндера наготове. Но у врага количественное превосходство в тысячу раз. Местоположение битвы — близ небольшой планеты, и тогда Эндер решает применить смертельное оружие, чтобы уничтожить все корабли на орбите, включая собственную армаду. Эндер втайне надеется, что за такую жестокость его теперь уж точно выгонят из школы. Но вместо этого узнает, что все битвы были настоящими и благодаря его стратегии инопланетяне разгромлены.
Возникает вопрос: пошел бы Эндер на такой шаг, зная, что это не игра? И если фактор удаленности делает солдата более эффективным и снижает смертельную опасность, разве это не соблазн для сегодняшних военных пойти по такому пути?
А теперь вспомним, сколько у нас молодежи (особенно юношей), помешанной на играх. Ной Шахтман, автор и редактор журнала Wired, считает, что военные уже приглядываются к таким ребятам, понимая, что нужно готовить солдат, морских пехотинцев и пилотов для войн грядущего столетия335. Способна ли сегодняшняя молодежь осознать последствия своих действий, когда используются косвенные технологии для выполнения приказа?
Военные, которые уже воюют по такой технологии, все же имеют за плечами реальный боевой опыт, и они приходят на работу в форме — это служит лишним напоминанием о том, что нажатием кнопки они запускают цепь реальных событий где-то на другой точке планеты. Нам стоит помнить, в каких условиях растут наши дети: они погружены в реалистичную игровую среду с элементами насилия и участвуют в ее событиях при полном физическом отсутствии. Эти ребята, которые слишком долго бродили в «темном лесу», в значительной степени потеряли способность сопереживать, и, следовательно, могут совершить не очень гуманные поступки. А военные дроны, как мы уже знаем, — это смертоносное продолжение игровых технологий в реальном мире.
12. Кислый виноград: самомнение и реальность
Лис был голоден. И повстречался ему на пути роскошный виноградник. Пышные гроздья тянулись к земле, но лоза обвивала высокую решетку, до которой было не допрыгнуть. Прыгал лис, прыгал, да не допрыгнул. Тогда он гордо пошел прочь, бормоча себе под нос: «Я-то думал, виноград уже созрел, а он — кислый».
Эзоп. Лис и виноградМногие адаптируют свое восприятие в стрессовых ситуациях, чтобы сохранить чувство собственного достоинства. Ведь мораль басни не в том, что лис не дотянулся до лакомства, а в том, как он отреагировал на неудачу. Он сохраняет чувство собственного достоинства, слегка обманывая себя. «И этим басня и интересна, — комментирует Д. Эшлиман, заслуженный профессор Питтсбургского университета. — К лису можно отнестись по-разному, тут все зависит от личного восприятия. Кто-то скажет, что лис — просто врун, а кто-то мысленно поаплодирует ему за находчивость и умение сохранить лицо»336.
Реакция лиса свидетельствует о том, что и в этой ситуации он сохранил свое лицо. Первым теорию самоутверждения сформулировал еще в 1988 г. социальный психолог из Стэнфорда Клод Стил. Спустя 20 лет его бывшие студенты, а теперь практикующие психологи Дэвид Шерман и Джоффри Коэн развили тему о важности самоутверждения:
«Данная теория гласит, что главной целью личности является защита собственной целостности, сохранение своей моральной и адаптивной адекватности. Если что-то подрывает эту целостность, человек реагирует, пытаясь ее восстановить... Кто-то использует защитную реакцию, которая непосредственно нейтрализует угрозу, а кто-то утверждает свою целостность. Такое “самоутверждение” помогает сохранить целостность личности перед лицом угрозы (будь то событие или информация), не вставая в оборонительную позу»337.
Проще говоря, есть негативный отклик на угрозу—использование оборонительной позиции, а есть позитивный — через утверждение чувства собственной важности.
Молодые мужчины в чем-то похожи на эзоповского лиса. Западному обществу свойственно раздувание собственного эго, и наше обманчивое восприятие самих себя идет вразрез с реальным положением дел. Многие путают внутренний комфорт со счастьем, а правде предпочитают поверхностные суждения. Наша культура убийственно политкорректна, мы ничего не подвергаем критике, зато навешиваем ярлыки друг на друга («этот такой, а этот сякой»). Но что же в этом хорошего? Перекладывая ответственность на других, человек избегает собственной ответственности. Бегство от реальности можно заметить даже в том, каким языком и как мы описываем мир вокруг нас. Это странное человеческое свойство подметил в свое время комик Джордж Карлин (увы, ныне покойный). «Чтобы отгородиться от правды, мы используем “мягкий язык”, — отмечал Карлин, — туалетную бумагу мы называем бумажным полотенцем, помойку—местом для хранения отходов, про переменную облачность мы говорим: “Временами солнце”»338.
Западная культура представляет из себя запутанный клубок искаженных представлений о жизни. Например, в США за последние 30 лет средняя успеваемость старшеклассников никак не повысилась, но, судя по отметкам, можно вести речь о том, что они завышены. В 1976 г. всего 18% имели оценки «А» (хорошо или отлично), а в 2006 г. таких учеников уже стало 33% — то есть инфляция составила 83 %! Если сравнить с тем же 1976 г., школьников, тратящих на домашние задания по 15 часов в неделю и более, стало на 20% меньше339. Другими словами, поддерживается иллюзия хорошей успеваемости. Школьник поощряется за то, что стал хуже учиться.
В Великобритании также присутствуют все признаки инфляции отметок. За период между 2012 и 2014 гг. доля студентов, получающих в университетах отметки выше, чем 2,2, повысилась с 25 до 70%340. Неужели ребята стали более старательны? Или все же университеты специально завышают оценки для тех, кто учится на платной основе, чтобы не портить отчетность и выпускать достаточное количество специалистов с минимальным стандартом 2,1, приемлемым для 3/4 из британского топа 100 фирм по трудоустройству?
