Роберт Джонсон - МЫ: Глубинные аспекты романтической любви
Что же представляет собой тот идеализм, который настолько силен, что заставляет предпочесть смерть и надежду на иной мир совершенной жизни в этом мире? Что так сильно привлекает нас в страданиях, если мы постоянно попадаем в то пламя, в котором уже не раз горели? Этим вопросом стоит задаться, видя страдания Тристана и Изольды.
В первую брачную ночь перстень из зеленой яшмы соскальзывает с пальца Тристана и падает на каменный пол. Этот момент – поворотный пункт в судьбе Тристана. Сохраняя верность своему внутреннему идеалу, воплощенному в образе Прекрасной Изольды, он отвергает жену. «Мне очень жаль жену, ибо она доверчива и простодушна. Видно, не в добрый час повстречались мне две Изольды. И у обеих я лишился доверия!»
В этот момент одна половина Тристана остается за железной дверью. Тристан принимает решение отвергнуть жену и таким образом отвергает саму жизнь. Начиная с этого момента и вплоть до последнего дня кажется, что он только и ждет смерти, которая наконец соединит его с идеалом, мечтой и воплощением внутреннего совершенства – Прекрасной Изольдой.
Он отвергает земную любовь к Белорукой Изольде. Он жаждет служить лишь божественной любви, поэтому ищет в королеве свою душу. Но и Тристан, и Изольда не находят друг у друга души. В конце концов они находят друг в друге вызывающее страдания отражение божественного мира, который они надеются обрести после смерти. Лишившись обеих Изольд, Тристан оказывается несчастлив вдвойне. Отвергнув жену, он отказался от наслаждения земной жизнью. Отказавшись от духовной связи с Прекрасной Изольдой, он сразу же эту связь утратил. Он не может обладать ею так, как ему хочется. Он потерял путь в свой внутренний мир и отчаялся когда-либо его обрести. Ему остается только умереть, чтобы встретить Прекрасную Изольду на небесах.
Будь мы внимательнее, мы смогли бы гораздо раньше заметить приближение смерти. Любовники уже ее звали, стоя под высокой сосной и мечтая о прекрасном месте, где они могли бы жить в соответствии со своими романтическими представлениями. Мы можем услышать это страстное желание в голосе Тристана, рассказывающего о «другом мире»:
«Любимая, настанет день, когда мы пойдем с тобой вместе в счастливую страну, откуда никто не возвращается. Там высится замок из белого мрамора, в каждом из тысячи его окон горит свеча, у каждого окна менестрель играет и поет бесконечную мелодию».
Снова послушаем Тристана, который стоит перед королем Марком, изображая юродивого, и отвечает на вопрос короля, куда он собирается взять королеву:
«О, мой прекрасный хрустальный дворец находится очень высоко, между небом и облаками. Солнце пронизывает его своими лучами, и ветры не могут причинить ему никакого вреда. Туда понесу я королеву, в мой хрустальный покой, цветущий розами и сверкающий утром».
Но где же находится эта прекрасная страна? Как туда добраться? Тристан мечтает отправиться туда по черной тропе смерти. Расставаясь с королевой в последний раз, он приглашает ее на свидание со смертью. Он произносит пророческую фразу, раскрывающую его намерение: «Близка моя смерть, вдали от тебя я умру от тоски». Изольда отвечает ему:
«Мой милый, обними меня крепко и прижми так сильно, чтобы наши сердца разорвались, а души улетели. Возьми меня в ту счастливую страну, о которой ты мне когда-то рассказывал. В ту страну, откуда никто не возвращается, где прекрасные певцы поют чудесные песни...»
«Я увезу тебя в счастливую страну живых, – говорит Тристан, – срок близится. Когда он настанет, я позову тебя, но придешь ли ты, любимая моя?»
Когда Тристан находится на смертном ложе, раненный отравленным копьем, он отдает Каэр-дину перстень из зеленой яшмы и посылает его к Изольде с вестью: «Скажи ей, что она должна прийти, ибо мы вместе выпили нашу смерть».
Действительно, они вместе выпили свою смерть. И в соответствии с логикой смерть остается единственной целью, к которой они страстно стремятся. Такое глубокое отчаяние в этом земном мире можно переносить только ради совершенства, красоты и счастья, которые они обретут потом в ином мире. Но что же представляет собой эта славная земля с дворцами из белого мрамора и покоями, полными цветущих роз? Где же находится эта счастливая страна живых?
Таким совершенством и красотой может обладать только внутренний мир. Мы инстинктивно его узнаем, ибо что-то у нас внутри откликается на слова влюбленных; их страстное желание вызывает какую-то дрожь в нашей душе.
В этой сказочной стране и воображаемом мире душа сокровенно общается с богами. Но почему символом чудесного душевного мира является смерть? Почему Тристан и Изольда убеждены в том, что могут его обрести, только ступив на тропу смерти?
С незапамятных времен считалось, что смерть «освобождает» душу от ограничений физического пространства и времени, перенося ее в безграничное пространство духа и вечности. Это освобождение от бренности земного мира для бессознательного является символом чего-то очень значительного и утонченного – символом выхода Эго за рамки условностей крохотного мирка и суженного мироощущения ради огромной и безграничной внутренней психической вселенной. В свободном от условностей представлении смерть – это не конец, а символ глубинных изменений и превращений.
«Страна смерти» – это мир души. Глубочайший смысл смерти, переживаемой в недрах бессознательного, заключается в символической трансформации Эго, проникающего в пространство души и сливающегося с ней, чтобы покинуть свою крошечную империю ради великой беспредельной вселенной.
Понимание этого смысла открывает перед нами новую перспективу: нам необходима именно трансформация, а не смерть! Такая символика постоянно встречается в великих романтических легендах, в которых «смерть» используется как символ. Это единственно возможное разрешение конфликтов, проблемы преданности и ужасных страданий. Единственным настоящим разрешением конфликта является изменение сознания и переоценка ценностей. Однако даже если все сказанное – чистая правда, в ходе трансформации нас ждет реальная «смерть» – смерть Эго. «Смерть Эго» не означает его исчезновения. Она означает, что Эго приносит в жертву старый мир, старое мировоззрение и старые, прочно укоренившиеся установки. Когда в жизни возникает новая система ценностей и становится возможным новый синтез, старое мировоззрение разрушается. Это разрушение ощущается как смерть.
Если Эго воспринимает эту смерть как угрозу, оно сопротивляется переменам. Каждый из нас поступает так в период романтической любви; даже осознавая реальную необходимость в переоценке ценностей, чтобы испытать настоящие откровения в романтической любви, мы все равно ощущаем эту угрозу. Мы по-прежнему цепляемся за старые установки, предъявляем прежние претензии к окружающим, пытаемся прожить романтические фантазии на прежнем уровне. Поставить под сомнение наше собственное мнение, изменить его и тип поведения для нас все равно что почувствовать наступление беды.
Именно в этом заключается «смерть Эго», которая нас ожидает в процессе трансформации.
Во времена Тристана люди понимали символы буквально. Они верили, что, умирая и расставаясь с физическим телом, они обретают мир души и духа. В этом они определенно были мудрее нас. Наши предки лучше осознавали сущность романтической любви и более однозначно ее воспринимали. Катары и трубадуры открыто заявляли, что стремятся к трансформации, находя ее в страстной любви и смерти. В смерти – ибо она освобождает от телесных оков. В страсти – ибо в ее огромном накале, экстазе и страдании они видели присутствие божественного мира. Для них романтическая любовь играла роль инициации. Считалось, что любовная страсть одухотворяла избранных, ожидающих приближения истинной, конечной страсти. Она сжигала жизнь, отделявшую человека от «страны, из которой никто не возвращается».
Мы не столь прямолинейны и не осознаем, что ищем. Но, унаследовав те же убеждения, мы живем, стремясь к трансформации, желая озарения, которое придаст жизни смысл и целостность. Мы занимаемся поисками утерянной когда-то души, пытаясь проникнуть в божественный мир. Однако мы не имеем понятия, что представляет собой внутреннее переживание богов на символическом уровне. Как одержимые, бессознательно и импульсивно мы ищем таких переживаний в страстной влюбленности, высвобождая энергию, которая нас порабощает и овладевает нами. Такой восторг вперемешку со страданием – это нечто напоминающее смерть, но в первую очередь это состояние, которое возникает после смерти и называется трансформацией. Здесь смерть и возрождение присутствуют одновременно. Человек умирает в одном мире и остается жить во Вселенной, которая больше, чем сама жизнь. Пока не угасла страсть и сохраняются проекции, человек переполнен переживаниями. Больше того, только их он и ищет.
