Чарльз Маккей - Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы
Этого прелата считают другом и учеником Арнальдо де Виллановы, посвятившего его во все секреты алхимии. Предание гласит, что он делал золото в больших количествах и умер богатым, как Крез. Он родился в Каоре, провинция Гиень, в 1244 г. Иоан XXII был очень красноречивым проповедником и быстро достиг высот церковной иерархии. Он написал труд по превращению металлов и имел прекрасную лабораторию в Авиньоне; издал две буллы[107] против многочисленных претендентов на владение искусством алхимии, появившихся во всех частях христианского мира, из которых можно сделать вывод, что его самого это заблуждение не коснулось. Алхимики, однако, называют его одним из самых выдающихся и удачливых мастеров их искусства, и пишут, что его буллы были направлены не против истинных адептов, а против самозванцев. Они придают особое значение следующим словам его буллы: «Spondent, quas non exhibent, divitias, pauperes alchymistae»[108]. Эти слова, по их мнению, могут относиться лишь к бедным и, следовательно, являющимися самозванцами алхимикам. Он умер в 1344 году, оставив в своих сундуках восемнадцать миллионов флоринов. Люди верили, что он не скопил сие сокровище, а изготовил его; алхимики же самодовольно считают это доказательством того, что философский камень был не такой уж химерой, как утверждали скептики. Они считают не требующим доказательства, что Иоанн действительно оставил эти деньги, и задаются вопросом: «Каким образом он мог скопить такую сумму?» Отвечая на свой собственный вопрос, они с ликованием пишут: «Его книга свидетельствует о том, что в этом ему помогла алхимия, секреты которой он узнал от Арнальдо де Виллановы и Раймунда Луллия. Но он был благоразумен, как и все остальные герметические философы. Всякий, кто попытается узнать секрет из его книги, потратит время впустую, Папа хорошо позаботился о сохранении тайны.» К несчастью для их собственной репутации, все эти злато делатели находятся в одном и том же затруднительном положении: их великий «секрет» теряет свою ценность как раз при попытке его рассказать, поэтому они и держат его в тайне. Может быть, они думали, что, если все смогут превращать металлы в золото, последнего станет так много, что оно утратит свою ценность и возникнет потребность в новом искусстве превращения его обратно в сталь и чугун. Если это так, то общество у них в большом долгу за их выдержку.
Жан де Мён (Jean de Meung)
В то время «искусством» занимались представители всех классов и профессий. Последний, упомянутый нами, был Папой Римским, герой же нынешнего повествования был поэтом. Жан де Мен, прославленный автор «Романа о розе», родился в 1279 или 1280 году, и был заметной фигурой при дворах Людовика X, Филиппа Длинного, Карла IV и Филиппа де Валуа. Его знаменитая поэма «Роман о розе», повествующая обо всем, что было тогда в моде, неизбежно и весьма широко затрагивает алхимию. Жан твердо верил в силу «искусства» и помимо «Романа» написал две более короткие поэмы, одна из которых называлась «Увещевание природы странствующему алхимику», а другая «Ответ алхимика природе». Поэзия и алхимия были его усладой, а священники и женщины его антипатией. О нем и о женщинах при дворе Карла IV рассказывают забавную историю. Он написал о прекрасном поле следующее клеветническое двустишие:
«Toutes êtes, serez, ou fûtes,
De fait ou de volonté, putains;
Et qui, très bien vous chercherait,
Toutes putains, vous trouverait.» [109]
Это, разумеется, было чрезвычайно оскорбительно, и, когда однажды это услышали несколько дам, дожидавшихся аудиенции в вестибюле королевского дворца, они решили наказать автора. Десять-двенадцать женщин вооружились палками и прутьями и, окружив незадачливого поэта, призвали присутствующих джентльменов раздеть его догола, чтобы они могли отомстить ему по справедливости и прогнать его, избивая, по улицам города. Некоторые из присутствующих синьоров, не вняв голосу разума, решили последовать призыву ради низменной потехи. Но Жана де Мена их угрозы не испугали, и он спокойно стоял среди них, умоляя их сперва выслушать его, а затем, если их не удовлетворят его объяснения, делать с ним все что угодно. Когда тишина была восстановлена, он встал на стул и начал речь в свою защиту. Он признал, что является автором оскорбительных стихов, но отрицал, что они относятся ко всем женщинам. Он сказал, что имел в виду лишь порочных и распутных, тогда как те женщины, которых он видит вокруг себя, являются воплощением добродетели, красоты и благопристойности. Если же, несмотря на все вышесказанное, какая-либо из присутствующих дам чувствует себя оскорбленной, он готов дать себя раздеть и позволить ей бить его до тех пор, пока у нее не устанут руки. Сообщается, что гнев прекрасных дам немедленно утих, и Жан избежал таким образом порки. Тем не менее присутствовавшие при этом джентльмены придерживались мнения, что, если бы все находящиеся там женщины, уязвленные его стихами, поймали поэта на слове, его, по всей вероятности, забили бы насмерть. На протяжении всей своей жизни он выказывал сильную враждебность по отношению к священнослужителям, и его знаменитая поэма изобилует фрагментами, изобличающими их алчность, жестокость и аморальность. Находясь при смерти, он оставил большой сундук, наполненный чем-то тяжелым, который он завещал кордельерам[110] в качестве искупительной жертвы за те оскорбления, что он расточал в их адрес. Поскольку его занятия алхимией были хорошо известны, было решено, что сундук наполнен золотом и серебром, и кордельеры поздравляли друг друга с ценным приобретением. Когда сундук был открыт, они к своему ужасу обнаружили, что он наполнен исключительно грифельными досками, на которых нацарапаны иероглифические и кабалистические символы. Оскорбленные монахи решили отказать ему в христианском погребении под предлогом того, что он колдун. Несмотря на это, его с почестями похоронили в Париже в присутствии всего королевского двора
Николай Фламель (Nicholas Flamel)
В истории этого алхимика, переданной из поколения в поколение и изложенной в книге Ленгле дю Френуа, нет ничего необычного. Он родился в Понтуазе, в бедной, но уважаемой семье в конце тринадцатого или начале четырнадцатого века. Не имея родового имения, он в раннем возрасте отправился в Париж попытать счастья как переписчик. Он получил хорошее образование, весьма преуспел в изучении языков и был превосходным писцом. Вскоре он стал письмовником и переписчиком, и, бывало, сидел на углу улицы Мариво и зазывал клиентов, но на заработанные деньги едва сводил концы с концами. Чтобы зарабатывать больше, Фламель пробовал писать стихи, но на этом поприще преуспел еще меньше. Как переписчик он зарабатывал как минимум на хлеб и сыр, но своими виршами он не смог заработать даже на корку хлеба. Тогда он попробовал себя в живописи, но со столь же малым успехом, после чего ухватился за последнюю возможность выкарабкаться из нужды, занявшись поисками философского камня и предсказанием будущего. Это была более удачная мысль. Вскоре его благосостояние возросло, и у него появились деньги на болееменее комфортабельную жизнь. Воспользовавшись этим, Фламель женился на Петронелле и начал откладывать деньги, но внешне оставался таким же бедным и убогим, как и прежде. За несколько лет он стал фанатичным приверженцем алхимии и уже не думал ни о чем, кроме философского камня, эликсира жизни и алкагеста[111]. В 1357 году он случайно купил за два флорина старинную книгу, ставшую вскоре его единственным предметом изучения. Она была написана неким стальным орудием на древесной коре и состояла из двадцати одного, или, как он сам всегда говорил, из трижды семи листов. Книга была написана на латыни в весьма изящной манере. На каждом седьмом листе был рисунок без текста. На первом из них был изображен змей, заглатывающий прутья, на втором крест с распятым змеем, а на третьем пустыня, посреди которой бьет фонтан и туда-сюда ползают змеи. Автор книги величал себя не иначе как «Авраам, родоначальник евреев, правитель, философ, жрец, левит и астролог» и насылал проклятие на любого, кто взглянет на эту книгу, не являясь при этом «жрецом или писцом». Николай Фламель не счел странным, что Авраам знал латынь, и был убежден, что находящаяся у него книга написана рукой великого родоначальника. Поначалу он боялся читать ее, памятуя о содержащемся в ней проклятии, но затем преодолел это препятствие, вспомнив, что хотя он никакой не жрец, но когда-то был писцом. Прочтя книгу, он был в восторге и счел ее идеальным трактатом о превращении металлов. В ней четко описывались все процессы, указывались сосуды, реторты, смеси, а также необходимые для проведения экспериментов временные интервалы и времена года. Но вот незадача: при этом изначально подразумевалось наличие у экспериментатора основного реагента философского камня. Это было непреодолимой трудностью. Это было сродни тому, как если бы умирающему от голода человеку объясняли, как приготовить бифштекс, вместо того, чтобы дать ему денег на его покупку. Но Николай не отчаивался и приступил к изучению иероглифичских и аллегорических изображений, коими изобиловала книга. Вскоре он убедил себя, что когда-то это была одна из священных книг евреев, изъятая из иерусалимского храма после его разрушения Титом[112]. Логическая цепочка, приведшая его к данному умозаключению, нам неизвестна.
