Вадим Демчог - Самоосвобождающаяся игра
И так на сцене ИГРЫ возникает СВЕРХМАРИОНЕТКА!595
И что это такое?
Следуя наставлениям герметистов: «Превратите труд в игру! Сделайте любое иго благом!», можно заявить, что это воплощение т. н. ВОЛИ К ИГРЕ!596 Воплощение воли к творческому преображению, к эволюционной трансформации, к преодолению ограниченной демоническойверсии. И «…только прикинувшись лицедействующим от бесов, можно победить бесов» (άπό δαιμόνων σχήματίζεσθαι προσποιήσομαι)597. Но важно понимать следующее: если Повелитель Игры это единство зрителя-актера-роли, то Сверхмарионетка — это отдельно взятый аспект актера — воплощение сознательной и направленной ВОЛИ К ИГРЕ!
Очень интересные параллели в этом контексте можно провести с т. н. венчурными персонажами 598, занимающими особое место в Империи Игры среди всех видов актерства, т. е. с жестоким и сверхчеловечным мировоззрением т. н. «людей без кожи»: КЛОУНА599, ШУТА600, ЮРОДИВОГО601 ТРИКСТЕРА602и СТАЛКЕРА603. Именно через них, презрение к актеру, рождающееся из страха и сознания «неблагородства» его ремесла, сжатое Луи Жуве в формулу: «В ремесле актера есть что-то грязное…»604, а Максом Нордау в: «Искусство актера, это обезьянье искусство»605… и в тоже время из великой признательности к нему, «…героически взявшему на себя роль жертвы, обреченной на заклание»606, выплавляется идея великого значения актера-мастера, своеобразного «Козла отпущения», «Священного клоуна»607, «Святого пахабника»608, или артиста «милостью божьей», призванного искупить взваленный на него чужой грех в экстазе самоискупляющей игры.
Итак, весь «компендиум методов» работы со СВЕРХМАРИОНЕТКОЙ призван организовать и защитить процесс проявления и взращивания ВОЛИ К ИГРЕ! И первым шагом в этом процессе является непосредственный выход на сцену Театра Реальности! Проделаем это: зритель, в форме Золотой Гирлянды Мастеров, амфитеатром вокруг нас. Это глаза Вечности, Пучина Многоглазая. Мы в центре, в своей обычной форме. Войдем в Круг Мастерства. Это означает, что, успокаивая дыхание, мы успокаиваем Ум. Представьте, что с каждым вдохом вы втягиваете в себя тот же воздух, каким дышали Шекспир и Леонардо, Бетховен и Пушкин, Моцарт и Нижинский… и вот вы уже в Виртуальной Позиции. Теперь давайте увидим, как под воздействием энергии взгляда Золотой Гирлянды наше тело расщепляется, как бы «растворяется в глазах», т. е. исчезает как что-то личностное или, проще говоря, очищается. (Этот процесс можно представлять по-разному: одни видят его в стиле компьютерной графики; другие более физиологично, с отслаиванием мяса от костей или с эффектом разложения и тления; третьи просто растворяются в свете и т. д. Любые игры воображения возможны и все будет правильно.) Затем на этом «очищенном» месте из пространства, как щелчок пальцами, кристаллизуется новая форма, которую вслед за великим Гордоном Крэгом мы назовем СВЕРХМАРИОНЕТКОЙ, или Virtus.
В контексте ПУТИ ИГРЫ это имя означает светоносную форму плазменной природы609, поддетую на нитях энергии, струящейся из глаз Золотой Гирлянды Мастеров.610 Иногда мне нравиться думать о том, что это Ангел, чаще всего цвета индиго, фиолетовый или радужный. Одним словом — «…хороший актер телесно не видим. Публика должна иметь возможность забыть актера. Актер должен исчезнуть. И тогда в сознании зрителя, благодаря его фантазии, возникает нечто совсем иное»611. Или, чуть иначе: «Если ты не сделаешь тело бестелесным и не сделаешь бестелесное телом, то ожидаемого результата не будет»612.
Возможен и другой способ обнаружения присутствия Сверхмарионетки: мы встаем или садимся перед зеркалом и смотрим в пространство как бы сквозь свое отражение. Мы не концентрируем взгляд ни на чем конкретном и ничего не оцениваем. Мы смотрим прямо в глаза тому существу, которое играет «роль нас»613. Используя этот метод, мы можем ежесекундно, или по крайней мере при каждом взгляде на себя в зеркало, или на свое отражение в стекле в метро, или в витринах магазинов, наслаждаться тем, с каким жестоким совершенством это существо играет «роль нас» и весь мир вокруг нас. Это исполнение поистине виртуозно! В дальнейшем, обретя определенные навыки, мы сможем постоянно смотреть в мир, в воспринимаемую нами картинку мира, и видеть то, что за ней, т. е. пространство, открытое, ясное и безграничное, зрителя, который присутствует за всей той видимостью, что играется перед нашим зачарованным взором. И, наконец, мы сможем узнавать и наслаждаться присутствием в творческой потенции актера, который способен ИГРАТЬ с возможностями первого в союзе со вторым. Так, навык в переживании себя Сверхмарионеткой становится основой всех алхимических экспериментов и источником всяческих трансформаций и метаморфоз. «Актер должен уйти, а на смену ему должна прийти фигура неодушевленная — назовем ее Сверхмарионеткой, покуда она не завоевала права называться другим, лучшим именем»614. Или словами Жака Лекока: «В самый центр нашего искусства я ставлю действующего мима, это и есть тело театра — способность в игре становиться другим, создавать и передавать иллюзию возникновения любой вещи»615
Еще раз: СВЕРХМАРИОНЕТКА — ЭТО ВОПЛОЩЕНИЕ СОЗНАТЕЛЬНОЙ И НАПРАВЛЕННОЙ ВОЛИ К ТВОРЧЕСТВУ! Здесь важно обратить внимание на то, что на практике Сверхмарионетка неотделима от целого, она — одно из качеств целостной природы Повелителя Игры и отдельно рассматриваемый аспект ВОЛИ К ИГРЕ существует только теоретически.
И, наконец, самое главное из того, что я знаю о ней: у Сверхмарионетки нет сердца! И что это означает? Это означает, что «…творящие суровы! Для них блаженство — сжать в руке тысячелетия, словно воск»616. Сверхмарионетка не умеет ни плакать, ни смеяться! Она непроницаема для боли, страдания, любви и для всего «…человеческого, слишком человеческого»617! Не пытайтесь пронять или разжалобить ее! Это воплощение тотальной жестокости! Ее суть — ТОТАЛЬНАЯ ЭФФЕКТИВНОСТЬ!
42. Театр жестокости
Итак, — «Вы должны обрести чувство экстаза, вы должны утратить себя… Сверхмарионетка не станет соревноваться с жизнью и скорее уж отправится за ее пределы. Ее идеалом будет не живой человек из плоти и крови, а, скорее, тело в состоянии транса: она станет облекаться в красоту смерти, сохраняя живой дух… Сверхмарионетка — это актер плюс вдохновение минус эгоизм…»618. То есть, для того чтобы быть эффективным, нужно уметь, совсем в стиле французского Гиньоля619, или даже предельного либертинизма620 быть жестоко-циничным, неличностным. Сверхмарионетка носом чует, что «…все видимое — иллюзии, рождаемые из Праджняны621. Тот, кто постиг, — безразличен к миражам. (…) Так исчезает разделение на видящего и видимое»622. И это, подобно человеку-индиго623 означает силу и мастерство воспринимать объект как хирурги воспринимают людей, которых оперируют. Они видят их не как живых, чувствующих существ, не как личностей с именами, заслугами и опытом, но как неодушевленный кусок мяса. Эмоции в процессе операции не играют у Великого Мастера никакой роли. За пределами профессии, на территории жизни, Мастер может позволить себе «…человеческое, слишком человеческое», но в границах профессии он знает, что должен быть жестоким, сверхчеловечным, тотально неличностным!
Жестокость — это полное отсутствие жалости. Истинная страсть лишена жалости. Жалость мешает уважать равных! «Жалость — страсть бедных людей, подобно тому как сентиментальность — попытка сымитировать подлинное чувство. Жалость — взгляд на мир с точки зрения жертвы»624. И ещё мощнее: «Только когда мы достигаем бесчувственности и предельной извращенности, природа начинает открывать нам свои тайны, и только оскорбляя ее, мы способны ее разгадать»625. Или, совсем сокрушительно, из позднего Ницше: «Нет истин “крупного стиля”, которые были бы открыты при помощи лести, нет тайн, готовых доверчиво совлечь с себя покровы: только насилием, силой и неумолимостью можно вырвать у природы ее заветные тайны, только жестокость позволяет в этике “крупного стиля” установить “ужас и величие безграничных требований”. Все сокровенное требует жестких рук, неумолимой непримиримости: без честности нет познания, без решимости нет честности, нет “добросовестности духа”: “Там, где покидает меня честность, я становлюсь слеп; там, где я хочу познать, я хочу быть честен, то есть строг, жесток, неумолим”»… Итак, — «…есть великое блаженство в сердечной окаменелости — такое, какое вы не можете даже вообразить. Оно походит на вечно звучащую сладостную мелодию… Будьте здесь, на Земле, подобны машине, человеку в летаргическом сне! …вначале это кажется вам странствованием по безотрадной пустыне — быть может, в течении долгого времени — но затем вас внезапно озарит свет и вы увидите все — и прекрасное, и безобразное — в новом, невиданном блеске. Тогда для вас не будет важного и неважного — происходящее станет для вас одинаково весомым»626. Так Сверхмарионетка становится персонажем Мифа, связывающим воедино Вечность (уровень зрителя) и «профанно-чувственную» невротичность (уровень роли) в одно целое, безжалостно разворачивая тем самым уникальность «анатомического театра»627 жизни. Одним словом — «…призрак, играющий в жизнь, и есть актёр»628. Этот грозный джентльмен, (леди, или сдвоенное существо, это как вам будет угодно), руководствуется только одним правилом — НИКАКИХ ПРАВИЛ!Сверхмарионетка, как «современный лидер», или человек-индиго, говорящий на птичьем языке 629, (на языке числаπ), создает свои собственные правила, творит свою собственную философию, воплощает в жизнь идеи своей собственной «корпоративной религии», своеобразной религии индиго, которая фокусируется вокруг единого видения, миссии, или системы взглядов. И «…все, что мощно, истинно, прекрасно, крепко, это все, постигни, возникло из частицы Моего великолепия»630!
