В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжелым прошлым и обрести счастливую жизнь - Сойта Марина

Как я сказала ей «я не вернусь»? Я не знаю. Память напрочь стерла следы каких-либо наших бесед.

Работа над этой частью книги дается мне очень тяжело. Я пребываю в некотором шоке от сопротивления своей психики – и от того, что большая часть моей жизни совершенно недоступна моему сознанию. Это довольно страшно – осознавать, что огромные куски моей автобиографии просто отсутствуют. Это довольно больно – осознавать, что у меня больше нет никаких способов восстановить их.

Кажется, с мамой мы не виделись до Нового года (с тех самых пор, как я улетела в июне после 10 класса на летние каникулы, мы видимся с ней один-два раза в год. На момент написания этой книги мы не виделись уже больше года).

Могу предположить, что тогда мы как-то общались эсэмэсками. Мама не любитель звонков. Наверное, она присылала мне теплые вещи – но как именно это было, я не знаю. Не было никаких прощаний – ни с ней, ни с домом, ни с нашей жизнью. Мое детство резко оборвалось. И это был шаг к моей свободе, но до нее еще было очень далеко.

Что было дальше, можно воссоздать лишь по перепискам. Временами я пыталась хоть что-то рассказать своим друзьям про наше с мамой общение, но чаще всего встречала резкое непонимание. Не потому, что мои друзья были не эмпатичны, нет; просто они были так далеко от подобных отношений, и, конечно, они тоже были потеряны в трудностях своих семей… Я говорила им, что «моя семья – самое странное явление на планете», что «кто-то обожествляет мам, но я не из таких – потому что мы с сестрой ей не нужны, она так часто нам это повторяла», и закрывала тему. Но кое-что сохранилось, и я хочу проиллюстрировать те времена наших семейных отношений сообщениями, которые хранят память вместо меня.

Итак, эскизы из жизни дисфункциональной семьи:

Я: случайно сломала шкафчик на кухне.

Мама: «Лучше бы он упал тебе на голову».

Я: болею ангиной с температурой 39, мне больно глотать даже слюну.

Мама: «Вы такие слабые, будто и не мои дети».

Я: расстроилась из-за чего-то.

Мама: «Если бы ты завела собаку, это был бы ирландский волкодав – он тоже такой же вечно печальный».

Я: должна лететь на Камчатку на летние каникулы, не успеваю сдать курсовую, думаю перенести на осень.

Мама: «Сдавай билет и не прилетай».

Комментарий друга: «О боги, а почему нельзя домой без курсовой?»

Я: «Потому что это моя мама. И неважно, что у меня все пятерки, это ни на что не влияет».

Друг: «Ну это как всегда – может, все изменится!»

Я: получила первую зарплату.

Мама: «Как мало, смени работу!»

Я сестре: «Что бы я ни делала, это недостаточно хорошо».

Сестра: «Тебя это все еще удивляет?»

Мы с сестрой о маме, поочередно, меняясь репликами:

«С ней невозможно».

«Она очень хорошая, просто несчастна».

«Она невыносима».

Мама о нас с сестрой: «Вы безалаберны, вы портите себе жизнь, я устала от вас».

Как может выглядеть детство рядом с эмоционально незрелым родителем?

Я не сторонник подхода, требующего радикального прощения всех вокруг себя. Вы принимаете решение о том, хотите вы прощать или нет. Вы имеете право злиться. Вы имеете право на любые свои эмоции. Вы имеете право на свой темп, и если мысль «мой родитель делал все, что ему было доступно» становится для вас инструментом в угнетении себя – остановитесь.

Вашей избивающей части больше не нужно защищать вас для того, чтобы у вас был доступ к биологической программе привязанности.

Вы больше не ребенок. И вы имеете право не оправдывать.

Я пережила огромное количество злости, прежде чем перейти к более-менее стабильному принятию своих родителей и своей истории. Честно говоря, я считаю, что мы не можем пропустить этот этап, – этап эмоциональной бури по отношению к своему детству. Что без него «принятие» будет лишь иллюзией, подкрепленной имплицитными воспоминаниями, свидетельствующими о том, что чувствовать – это опасно.

Я нахожу полезным предложение Линдси Гибсон, автора книги «Взрослые дети эмоционально незрелых родителей», оценить эмоциональную зрелость родителя, рядом с которым вы росли, по следующим пунктам (33, с. 27):

1. Мой родитель часто чрезмерно реагировал на относительно незначительные вещи.

2. Мой родитель не выражал особой эмпатии или эмоциональной осведомленности.

3. Моему родителю было будто бы дискомфортно касаться эмоциональной близости и чувств, и он не шел в них.

4. Моего родителя часто раздражали отличные от его мнения точки зрения и наши индивидуальные различия.

5. Когда я рос, родитель часто доверял мне свои тайны, но я не мог доверить ему свои секреты.

6. Мой родитель часто говорил или делал какие-то вещи, пренебрегая чувствами других людей.

7. Я не получал много внимания и симпатии от своего родителя, кроме, возможно, тех случаев, когда я был сильно болен.

8. Мой родитель вел себя непоследовательно.

9. Если я расстраивался, мой родитель говорил что-то поверхностное и неполезное либо злился и становился саркастичным.

10. Мои разговоры с родителем в основном были сконцентрированы на его интересах.

11. Даже вежливое несогласие приводило к тому, что мой родитель начинал обороняться.

12. Мне было неприятно рассказывать родителю о моих успехах, потому что казалось, что это не имело значения.

13. Факты и логика не влияли на мнение моего родителя.

14. Мой родитель не был склонен к самоанализу и редко задумывался о своей роли в какой-либо проблеме.

15. Мой родитель был склонен к черно-белому мышлению и не воспринимал новые идеи.

Любой из этих пунктов может деструктивно отражаться на отношениях в семье и на развитии ребенка, если такое поведение родителя имеет постоянную тенденцию. Доктор Гибсон резюмирует – существуют следующие черты, которые могут быть связаны с эмоциональной незрелостью родителя (33, с. 29–36):

• Такие родители ригидны – как только они выбирают мнение, которого хотят придерживаться, их разум будто закрывается. Есть только один правильный ответ – и это их ответ.

• Такие родители очень слабо толерантны к стрессу – им трудно регулировать свои эмоции, и они часто реагируют чрезмерно.

• Такие родители делают выбор на основе своих сиюминутных чувств – они делают то, что кажется им более приятным, избегая дискомфорта.

• Такие родители не стараются быть объективными – то, что является правдой, не так важно для них, как то, что кажется им правдой на основе их убеждений и их страхов.

• Такие родители не проявляют уважения к различиям между ними и другими людьми – они считают, что все должны смотреть на мир через их объектив.

• Такие родители эгоцентричны – они одержимы собой, опасаясь, что их выставят плохими, неадекватными или непривлекательными. Все крутится вокруг их жизни, все дороги ведут к ним.

• Такие родители могут полагаться на ребенка в удовлетворении своих потребностей – такой процесс называется парентификацией. Они ждут от своих детей внимания и утешения, опираясь на ребенка в том, что выше его сил.

• Такие родители имеют низкий уровень эмпатии – они избегают близости. Ребенок в такой семье не чувствует, что его видят и понимают.

Наши родители любили нас в меру своей осознанности, и у каждого из них есть своя история. Однако вы не обязаны отменять свои чувства лишь потому, что знаете историю своего родителя и понимаете, через что ему самому пришлось пройти. Это может быть полезным для осознания травмы, которая передается из поколения в поколение. Но это не может быть оправданием того, почему они причиняли вам боль. Травма может объяснить поведение – но это не значит, что травма извиняет поведение.