Дженнифер Джекет - Зачем нам стыд? Человек vs. общество
Этот случай показывает, что стыдить человека – это одно, а корпорацию – совсем другое. Я спросила Робертса, написал бы он на плакате такой же текст, если бы в неприглядном состоянии дома был виноват его сосед (тот, у которого случился сердечный приступ), а не банк. (Просто задавая этот вопрос, я и то чувствовала себя виноватой.) Робертс возмутился – он бы ни за что не вывесил подобный плакат на заборе соседа: «Это же совсем другое дело. Если бы там кто-то жил, то родственники или соседи помогли бы ему». От человека требуют более строгой морали, но и стыдить человека нужно, соблюдая более строгие ограничения.
Фоторепортеры запечатлели одного Робертса, но он подчеркивает, что это коллективная тактика. Участвовали все – и окрестные жители, и член местного совета. «Думаю, вся округа была недовольна происходящим, – пояснил Робертс, – но мы с женой оба на пенсии, и у нас есть время обивать порог банка». Пенсионеры вроде Робертса – неисчерпаемый ресурс, когда нужно кого-то пристыдить.
Отчасти успех Робертса объясняется тем, что его фото попало в Интернет (где его увидела даже я, находясь на тот момент за тысячи миль от Буффало). Вслед за газетами и телефоном Интернет снизил стоимость распространения информации и еще больше расширил аудиторию, перед которой можно позорить виновных. Важно, однако, что Робертс все-таки предпочел реальные действия в физическом мире. (Он не стал создавать сайт или размещать петицию.) Интернет не заменит акций в реальном мире, но помогает распространять новости – как в данном случае помог донести посыл до руководителей Bank of America. В одном из районов Буффало в пригороде Нью-Йорка негативное освещение в СМИ заставило финансового монстра изменить свое поведение. Однако, прибегнув к стыду, можно получить и совершенно иные результаты.
Глава 9
Реакция на стыд
Если люди не могут изменить ход вещей, они меняют слова.
Жан Жорес, из речи на Международном социалистическом конгрессе в Париже (1900)Та ночь, когда «Титаник» столкнулся в Северной Атлантике с айсбергом, ознаменовалась бесчисленными проявлениями героизма. Богатейший пассажир Джон Джейкоб Астор IV, усадив жену с горничной в спасательную шлюпку, вернулся в салон тонущего лайнера и курил сигарету, мужественно ожидая гибели. Вошло в историю последнее выступление струнного октета на палубе «Титаника». Капитан Смит, как и положено капитану, пошел на дно вместе с кораблем.
Были и проявления бесстыдства. В спасательной шлюпке № 1 леди Дафф-Гордон сетовала горничной на утрату нового пеньюара, а лорд Дафф-Гордон, выбравший жену себе под стать, посулил по пять фунтов стерлингов каждому гребцу полупустой шлюпки, чтобы не возвращаться за другими жертвами. И гребцы согласились.
Но, пожалуй, самым бесстыдным стало поведение Дж. Брюса Исмея, владельца «Титаника», который в ту роковую ночь также находился на борту. Начать с того, что на лайнере было недостаточно спасательных шлюпок – имевшиеся могли вместить в лучшем случае половину из 2208 пассажиров и членов экипажа. Так распорядился сам Исмей еще до выхода «Титаника» в первый и последний рейс. В итоге спаслись только 705 человек (почти половину из них составляли мужчины) и в том числе сам Дж. Брюс Исмей. Ходили слухи, что именно он приказал капитану Смиту увеличить скорость корабля (что предположительно повлекло за собой столь ужасные разрушения при столкновении с айсбергом). На следующий день после гибели «Титаника» New York Times вышла с заголовком на первой полосе «Число вероятных жертв – 125 человек, Исмей спасся». Это утверждение было правдиво только на половину – катастрофа унесла 1500 жизней.
По прибытии в Нью-Йорк Исмея ждало официальное расследование, в ходе которого он под присягой заявил, что не видит в своих действиях никаких ошибок. Однако всплывшие задним числом факты о его поведении свидетельствовали об обратном. Едва поднявшись на борт «Карпатии», подобравшей уцелевших пассажиров (все выжившие, кроме одного, находились в спасательных шлюпках «Титаника»), Исмей заперся в каюте корабельного врача и носа оттуда не показывал все три дня вплоть до высадки на 34‑м причале Манхэттена. Во всех телеграммах, что он отправлял с борта «Карпатии», Исмей писал свою фамилию задом наперед. Эти телеграммы были зачитаны во время судебного разбирательства в Нью-Йорке, и Джозеф Конрад, присутствовавший на нескольких слушаниях, стал называть Исмея «злосчастным Йемси».
Вернувшегося в Британию Исмея ждал холодный прием. Проходя мимо дверей его дома, дети выкрикивали: «Трус, трус!» Бежав в ирландскую глушь, он влачил, как писала одна оклахомская газета, «жалкое и постыдное существование». Состава преступления в действиях Исмея так и не нашли, но он, безусловно, нарушил кодекс чести. «Жизнь в изоляции – адекватное возмездие тому, кто обманул доверие сообщества людей», – писал Фрэнсис Уилсон в книге «Пережить "Титаник", или Как опускался на дно Дж. Брюс Исмей» (How to Survive the Titanic, or The Sinking of J. Bruce Ismay, 2011){129}. Впоследствии Исмей перебрался в Лондон и Ливерпуль, но так и остался изгоем – его общественная жизнь ограничивалась зваными обедами в собственном доме, где никогда не собиралось больше восьми человек. Никаких признаков вины или стыда в нем не наблюдалось, и все-таки он стыдился.
Подобно многим другим выжившим в крушении «Титаника» Исмей заплатил за спасение свою цену – осуждение общества, с которым он так и не решился встретиться лицом к лицу. На «Карпатии» он прятался от остальных спасенных, а в дальнейшем – от людей вообще. Если стыд не доставляет никаких неудобств, незачем менять поведение. На другом полюсе – стыд столь сильный, боль настолько мучительная, что виновный предпочитает жить как изгой или не жить вовсе. Стыд – болезненное чувство, и результаты его воздействия могут быть непредсказуемыми. В идеале он заставляет свою жертву (а окружающих – одна его угроза) согласиться с представлением группы о должном поведении. Но на стыд или страх стыда возможны и иные реакции, в том числе и очень далекие от идеальной.
Как не допустить позора
Воздействие стыдом бывает настолько сокрушительным, мощным и действенным, что самый лучший способ защититься от него – не допустить его вовсе. Разумеется, проще всего сделать это, имея власть. И веками это была прерогатива тех, кто обладал ею, – от светских и церковных властителей до правительств, политических деятелей и корпораций. Долгие месяцы American Press подвергала цензуре рассказы о бойне в Сонгми, где американские военные убили безоружных вьетнамцев: женщин, стариков и детей. В 2012 году WikiLeaks представила доказательства того, что в 2009 году Dow Chemical поручила частному детективному агентству шпионить за «согласным на всё» Жаком Сервеном, он же Джуд Финистерра. Это произошло в 25‑ю годовщину трагедии в Бхопале. За пять лет до этого, в 2004‑м, Сервен уже опозорил компанию, выдав себя за спикера гиганта химпрома и принеся «официальные извинения» жертвам трагедии, – и Dow Chemical опасалась очередного унижения. Компания поручила следить за Сервеном, чтобы предотвратить любую его акцию, прежде чем он попытается что-либо сделать.
Более свежий пример связан с принятием в 2006 году Закона о терроризме в отношении предприятий по содержанию животных (Animal Enterprise Terrorism Act). Законопроект был поддержан Big Agriculture и утвержден президентом Джорджем Бушем. В этом законе определение терроризма было расширено: в него включили действия «с целью разрушения или препятствования функционированию организаций, связанных с продажей, разведением или иным использованием животных». Таким образом федеральное правительство попыталось объявить вне закона сообщения о дурном обращении с животными на фермах и исключить негативное паблисити. Действующее законодательство крайне слабо защищает сельскохозяйственных животных, несмотря на то что большинство американцев считают необходимым гуманно обращаться со всеми живыми существами, в том числе и теми, которых мы едим. Поэтому скрытая съемка жестокого обращения с животными на фермах вызывает широкий общественный резонанс. В последние годы в СМИ стали просачиваться видеозаписи, на которых сельхозрабочие бьют лошадей, пинают свиней, показано, в каких ужасных условиях содержится домашняя птица, и это всегда вело к судебному преследованию. Сельскохозяйственная отрасль чрезвычайно заинтересована в том, чтобы избежать общественного осуждения (или любого другого наказания). Поэтому в целом ряде штатов были предложены, а то и приняты законопроекты, написанные под диктовку сельхозлоббистов. Одни запрещают вести на фермах съемку скрытой камерой, другие обязуют кандидатов на работу на сельхозпредприятиях раскрывать свои контакты с группами защитников прав животных или требуют сообщать о любом правонарушении в течение 12 часов. В 2012 году в штате Юта был принят один из первых законов, согласно которому видео– или аудиозапись происходящего на сельхозпредприятии является противозаконной, даже если ведется без проникновения на его территорию (как, например, в случае, когда одна женщина засняла раненую корову, стоя на обочине дороги).
