Надежда Фёдоровна Калина - Лингвистическая психотерапия
Процесс объективации субъективной психической реальности в качестве способа утверждения индивидуальной субъектности требует ответного понимания. Последнее, в свою очередь, сопровождается аналогичными формами личностной активности со стороны других людей; в своей совокупности такая система взаимно скоординированных дискурсивных практик составляет основу человеческой коэкзистенции. Если же процессы объективации и понимания рассогласованы, или последнее отсутствует в качестве экзистенциального отклика на самопредъявление и самораскрытие субъекта, то это переживается им как тотальная жизненная фрустрация, экзистенциальное одиночество и аномия. В менее острых формах такая ситуация становится источником разнообразных личностных и психологических проблем. Она всегда присутствует в качестве жизненного фона у людей, которые обращаются за помощью к психотерапевту.
Психотерапия, в большинстве случаев представленная речевым общением в процессе межличностного (диадического или группового) взаимодействия, основана на возможности преобразования субъективной психической реальности и способов ее объективации. Эффективность психотерапевтического воздействия во многом зависит от глубины и правильности понимания терапевтом содержания и структуры психической реальности клиента, а также ошибок и неточностей, сопровождающих процессы ее моделирования и объективации. А поскольку психотерапия в большей степени, чем любые другие виды психологической практики, является дискурсом, речью, погруженной в жизнь, то ее исследование будет ни чем иным, как психологическим анализом дискурса, точнее – обширной системы дискурсивных практик, составляющих семиотическое пространство психотерапии.
РАЗДЕЛ 3. АНАЛИЗ ДИСКУРСА В ПСИХОТЕРАПИИ
3.1. Дискурсивные практики психотерапии
Многообразие форм речевой и невербальной коммуникации в психотерапии с трудом поддается описанию и систематизации. Следует отметить, что даже стоящие несколько особняком телесно-ориентированные терапевтические подходы используют такие понятия, как "язык тела" (А.Лоуэн), "чтение жестов и поз" (В.Райх, М.Фельденкрайз), обозначая таким образом специфический дискурсивный характер телесности человека в контексте психотерапевтического взаимодействия. Остальные направления с самого начала своего развития формировались преимущественно как речевые практики – в особенности психоанализ, экзистенциально-гуманистические школы, нейро-лингвистическое программирование. Коммуникация, в результате которой целенаправленно изменяется система личностных смыслов (как осознаваемых, так и бессознательных), есть атрибут любого вида психологической помощи. Фактически все многообразие форм, направлений, школ и подходов психотерапии можно рассматривать как систему дискурсивных практик, объединенных родственными принципами.
В качестве такой системы предметная область психотерапии представляет собой семиосферу – отграниченное, гетерогенное семиотическое пространство, вне которого психотерапевтические цели и ценности не работают и не живут. Именно семиосфера, обладающая связностью и структурой, управляет процессами семиозиса в психотерапевтической деятельности, обеспечивает возможность взаимопонимания терапевтов различных школ, теоретического и практического обобщения многообразия психотерапевтического опыта. Она же задает "русла возможной речи" о предмете, целях и задачах терапевтического воздействия. Расширение последних заметно любому профессионалу – в пример можно привести изменение взглядов на природу и сущность нарушений в рамках клинических категорий психоза и перверсии, равно как и на возможность психотерапевтической работы с этими расстройствами, появившуюся после работ представителей теории объектных отношений и структурного психоанализа.
Семиосфера психотерапии включает не только совокупность соотнесенных с друг с другом элементов психотерапевтической теории и практики, но и ее эпистему, некое общее пространство знания, задающее способы фиксации и осмысления этих элементов. Вне такого пространства (и даже на периферии его) способы восприятия, практики и познания, конституирующие специфику психотерапевтической деятельности, лишаются своего смысла, а критерии ее эффективности утрачивают основания. При этом особенностью психотерапии (по крайней мере, в нашей стране) является эклектическое смешение несводимых и противоречащих друг другу когнитивных установок, в результате чего феноменологическое пространство всего, что называют и считают психотерапией, представляет собой пеструю смесь, разобраться в которой нелегко даже опытному профессионалу.
Конечно, такое положение дел объяснимо бурной, в какой-то степени даже экстремальной историей становления отечественной психотерапии. Можно назвать целый ряд проблем, каждая из которых сама по себе достаточно сложна. Психотерапевтическая помощь в своих лучших профессиональных образцах по-прежнему мало доступна, особенно вне крупных городов и научных центров. Консультантов, по сравнению с потребностью в них, слишком мало, их обучение и подготовка стоят дорого. Повышение квалификации практически повсеместно является личным делом специалиста, в большинстве случаев оно осуществляется частными фирмами и организациями и стоит еще дороже. Так что самообразование и любительская практика “проб и ошибок“ могут еще долго продержаться в качестве типичного способа вхождения в профессию психотерапевта. Отсутствие даже минимального контроля за профессиональными стандартами работы порождает массовую фальсификацию услуг самозваными “терапевтами“, не прошедшими необходимого обучения и квалификационных испытаний. Виды таких “психоаналитиков из Нижней Дерюговки“ чрезвычайно разнообразны – от пламенных, но неумелых энтузиастов, чьи благие намерения и помыслы разбиваются об отсутствие специальных знаний и умений, до отъявленных шарлатанов, пытающихся нажиться на несчастьях и трудностях доверчивых людей.
Разумеется, профессиональное сообщество (ассоциации и объединения психотерапевтов, центры практической подготовки, научно-исследовательские учреждения, редакции журналов, кафедры вузов и отдельные специалисты) пытается как-то повлиять на “дикий“ рынок психотерапевтических услуг, но возможности влияния крайне малы. И особенно тяжело сознавать, что идет постепенный, с виду незаметный, но все более усиливающийся процесс подмены психотерапевтической деятельности различными типами практики, основанными на самых одиозных формах паранаучной рациональности – колдовством, волхвованием, предсказаниями судьбы, экстрасенсорным целительством и пр.
Отсутствие методологической рефлексии и даже элементарной интеллектуальной респектабельности у целого ряда маргинальных форм психологического воздействия на личность (если оставить в стороне крайние варианты – такие, как например, пресловутая охлотелепсихотерапия) отнюдь не уменьшает степени их влияния на обыденное массовое сознание. А запрос на психотерапевтическую помощь уже сейчас весьма существенен, и он продолжает расти. Спрос рождает предложение, а мода влияет на процесс выбора. Интерес к психотерапии испытывают многие люди, чья жизнь или работа в той или иной степени связана с общением и межличностным взаимодействием: врачи, педагоги, бизнесмены, социальные работники, государственные чиновники, юристы, представители сферы услуг и торговли. Поэтому представляется чрезвычайно важным выявить тот диапазон, ареал небессмысленного семиозиса, за пределами которого коммуникацию и речевые практики нельзя считать психотерапевтическими в собственном смысле этого слова. Кроме того, интересно было бы выделить и рассмотреть своего рода "нулевую степень" дискурса, служащую водоразделом между семиосферой психотерапии и внеположным ей семиотическим пространством ортодоксально-нормативной формы психического моделирования реальности, опирающейся на представления о единственно возможном способе описания действительности, не зависящем от особенностей языка такого описания.
Интересно, что во многом сходную, хотя и несколько отличную картину положения дел можно наблюдать и за рубежом. С учетом общих теоретических и прагматических различий между европейскими и американскими школами (речь идет не столько о реальной "географии" подходов, сколько об их методологическом "духе" – вряд ли работы Дж.Хиллмана или Б.Беттельхейма можно отнести к американской психотерапевтической культуре), даже в рамках весьма сходных направлений отсутствуют непротиворечивые трактовки оснований для анализа и классификации форм и методов психотерапевтического воздействия. Так, известный американский психотерапевт и координатор исследований в сфере теории и практики психологической помощи Дж.Зейг для понимания процесса терапии и позиций занимающихся ею специалистов предлагает коммуникационную метамодель, включающую в себя такие параметры: позиция терапевта (личностная и инструментальная), представления о цели (различные у терапевта и клиента; последний нуждается в том, чтобы конечная цель терапии была определенным способом "упакована"), индивидуальная специфика психотерапевтической работы и ее эмоциональная ценность для клиента (см. 73, т.1, с.10-14).
