Брюс Гуд - Мозг прирученный: Что делает нас людьми?
Самый знаменитый в истории случай изменения личности в результате травмы фронтальной доли мозга — Финеас Гейдж, двадцатипятилетний бригадир железнодорожной компании Rutland & Burlington. 13 сентября 1848 г. его бригада производила взрывные работы, готовя место под укладку рельсов. Для этого в скале обычно сверлили шурф, набивали его порохом, засыпали песком и утрамбовывали железным штырем, чтобы уплотнить заряд. В тот судьбоносный день Финеас, судя по всему, на мгновение отвлекся и уронил железку на камень рядом с порохом. Посыпались искры. Произошел взрыв, подбросивший почти двухметровый железный штырь так, что тот пронзил его левую скулу под глазом и вышел через макушку, улетев на 20 м. В результате от фронтальных долей мозга бригадира мало что осталось.
Финеас выжил, но его личность заметно изменилась. Судя по записям лечившего его врача, до несчастного случая Финеас был «сильным и энергичным, обладал сильным характером, пользовался большим уважением подчиненных» — в общем, был «в высшей степени умелым и способным бригадиром». После происшествия врач составил отчет, объясняя, почему железнодорожной компании не стоит вновь брать его на работу. В этом отчете Финеас описан как «импульсивный, дерзкий сквернослов, не проявляющий никакого уважения к ближним». Он стал «нетерпим к увещеваниям и советам, идущим против его желаний». Короче говоря, человек стал раздражительнее, грубее, сварливее, так что друзья и знакомые не узнавали в нем прежнего Гейджа.
Благодаря пластичности мозга Гейдж со временем достаточно оправился, чтобы получить место возницы почтовой кареты, однако неясно, вернулась ли его личность в прежнее состояние — стал ли он вновь тем приятным общительным парнем, которым был до несчастного случая. Об этом в медицинской среде было много споров, но точно сказать ничего нельзя — записи в то время велись крайне небрежно. Эту знаменитую историю многократно пересказывали, и вокруг нее сложился своеобразный миф. Намного яснее картина восстановления другого, современного пациента, пережившего аналогичную травму. Это бывший британский десантник Александер Ленг. В 2000 г., катаясь на лыжах, он получил травму фронтальной доли мозга, в результате которой был парализован и потерял способность говорить. Он быстро оправился, но по возвращении домой стал антисоциальным и очень агрессивным; кроме того, он совершенно не мог сдерживать сексуальные порывы. Говорят, что он бродил вокруг дома своих родителей нагишом и прилюдно приставал к женщинам. Мачеха Александера тогда сказала: «Травма лобных долей мозга, судя по всему, излишне усилила его характер, утрировала его, хотя специалисты со мной не согласны. А я думаю, что эти импульсы всегда в нем присутствовали, но теперь недостаток торможения приводит к тому, что он не может себя контролировать». Через десять лет Александер так вспоминал о времени после травмы: «Хуже всего было повреждение фронтальной доли мозга. В результате я лишился сдерживающих механизмов и делал глупости. Я был как будто постоянно навеселе. После травмы я постоянно попадал в разные неприятности, дважды меня даже арестовывали. Неприятное было время».
Сегодня Александер бегает благотворительные марафоны и, судя по всему, сумел овладеть своими импульсами, хотя его личность, вероятно, никогда не станет такой, как до травмы. Во время Лондонского марафона 2011 г. он, пробежав больше 30 км, услышал выступление церковного хора, подбадривавшего бегунов возле трассы, и начал импровизированный танец, к вящей радости толпы зрителей. Только после вмешательства медика, сопровождавшего марафон, Александера удалось убедить прекратить танец и вернуться в гонку. Сам он считает, что религия помогла ему удержаться на узком пути добродетели; из его случая ясно, что при надлежащей поддержке общества пациенты с травмой фронтальных долей мозга могут в значительной степени восстанавливаться. Кроме того, очень важно, что сегодня мы намного лучше знаем, какова роль фронтальных долей в контролировании желаний и порывов. Подобные случаи помогают понять, как меняется социальное поведение взрослых людей после повреждения фронтальных долей мозга. Изучение взаимоотношений между организующими функциями и фронтальными долями мозга помогает объяснить, почему маленькие дети зачастую ведут себя дурно, не обращая внимания на окружающих и на неловкость, которую они создают для своих родителей. Просто их незрелые фронтальные доли еще не настроены на то, как нужно вести себя при людях.
Укрощение детских истерик
«Папа, я хочу это и хочу сейчас!»
Кто может забыть Веруку Солт — избалованную девочку из повести Роальда Даля «Чарли и шоколадная фабрика», получавшую все, что ей хотелось? Может, она и была несносным ребенком, но на самом деле Верука не слишком отличалась от многих маленьких детей, а ее поведение — от того, как они ведут себя, когда не могут добиться своего. В возрасте около двух лет дети вступают в фазу развития, которой многие родители боятся как огня. В этом возрасте дети уже достаточно хорошо владеют навыками коммуникации, чтобы объяснить окружающим, чего они хотят, но еще не готовы принимать отказ. Это и вправду тяжелое время для родителей, поскольку, если в этот период не уступить ребенку, он может устроить настоящую истерику — причем часто на людях, например в магазине. Большинство двухлеток в такой ситуации уговаривать бесполезно — они просто не понимают, почему не могут тут же, сию же минуту, получить желаемое и почему такая несправедливость идет им на пользу. Чтобы человек это понял, на сцену должен выйти молчаливый управляющий — префронтальная кора.
Для наглядности можно представить себе, что ПФК, вместо того чтобы поддерживать лишь один тип навыков и умений, занимается одновременно всеми аспектами человеческих мыслей и поведения. По мере взросления наше поведение, мысли и интересы меняются. Ситуации, требующие определенного уровня координации и интеграции, нуждаются в активности ОФ фронтальных долей мозга, которые не достигают зрелости функционирования до позднего подросткового возраста. Функциональное сканирование мозга показывает, что, когда взрослые осваивают новую информацию, конфликтующую с тем, что они прежде считали истиной, у них наблюдается повышенное возбуждение префронтальной коры. Одно из объяснений состоит в том, что эти люди просто сильнее сосредоточиваются, активнее привлекая при этом ОФ, но дело в том, что уровень возбуждения зависит от того, конфликтует ли новая информация с уже имеющимися представлениями. Если да, то активность ПФК объясняется необходимостью примирения несовместимых идей путем торможения и подавления более ранних знаний. Поэтому, прежде чем рассматривать любую ограниченную способность как результат незрелости ПФК, точнее было бы сказать, что умение менять мысли и поведение еще не до конца освоены данным индивидуумом — он все еще учится быть как все.
Во многих социальных ситуациях маленькие дети думают почти исключительно о себе; именно поэтому часто их взаимодействие бывает преимущественно односторонним. Некоторые из нас никогда не вырастают из этого типа поведения. Нам всем доводилось встречать эгоистичных людей. Их не волнует, что думают и делают окружающие; собственные нужды и мысли для них — единственная важная вещь на всем белом свете. Им не хватает терпения и понимания, необходимых для формирования сбалансированных социальных связей.
Что происходит с детьми, которым не хватает самоконтроля, когда они вырастают и становятся взрослыми? Терри Моффит и ее команда проследили судьбу более чем 1000 детей, родившихся в новозеландском городе Данедин в 1972–1973 гг., от рождения до тридцатидвухлетнего возраста. Каждого ребенка, начиная с трех лет, оценивали по шкале самоконтроля на основании информации от родителей, учителей, исследователей и самих детей. Результаты поразили ученых. Дети с более развитым самоконтролем оказались более здоровыми, счастливыми и богатыми, а также менее склонными к совершению преступлений. Эти эффекты сохранялись, даже если в расчет принимали интеллект и социальное происхождение. Однако исследование было чисто наблюдательным, поэтому трудно сказать точно, какой аспект самоконтроля ответственен за результат. Какие аспекты ОФ сыграли главную роль в момент вхождения этих детей в общество? Чтобы ответить на этот вопрос, нам понадобится зефиринка, а может, даже две.
Соблазнительный зефир
В Германии когда-то существовала традиция, восходившая еще к Средневековью: чтобы определить, годится ли ребенок для обучения, ему предлагали на выбор яблоко и монетку. Если ребенок выбирал яблоко, его оставляли при матери. Если он выбирал монетку, его считали «достойным наставления в благородных искусствах». Логика здесь крылась такая: тот, кто выбирал яблоко, руководствовался только желанием съесть яблоко, тогда как тот, кто выбирал монетку, способен был отказаться от удовлетворения сиюминутных желаний (съесть яблоко) в пользу более существенных благ, которые монетка должна была принести ему позже.
