Марина Линдхолм - Анатомия глупости
Однако все это можно было бы предусмотреть и предугадать, и своевременно защититься от предательства.
Предательство – это обман в ответ на доверие.
То есть, чтобы возникло предательство, сначала надо начать доверять будущему предателю.
А тут уже ваша ответственность – кому и на каком основании вы доверяете.
То, что человек говорит сам о себе – всего лишь пиар, реклама, пропаганда. Смотрите на действия, ибо судят о дереве по плодам его, а не по цветам и листьям. Смотрите, как о вас заботятся, возвращают ли вам ваше общение, вашу заботу, вашу любовь.
И здесь речь идет не только о подругах, но и о наших любимых.
Дружба хороша, но еще слаще любовь.
О! Неземное блаженство – влюбиться и взлететь над этим бренным миром! Воспарить к небесам! Стать бессмертной в своей любви! Приобщиться к Великой Тайне! И не спать, и страдать, и пылать, и гореть, и быть счастливой!
Вы пишете ему CMC-сообщения по 30 раз в день, а обратно получаете 3–4.
Ничего, просто у него сейчас тяжелый период, он занят или болен или страдает, или просто пока не привык!
Вашу любовь не остановишь такой ерундой, ее не задушишь, не убьешь, как у всех других с их мелкими и банальными Любовями, уж ваша Любовь преодолеет все трудности и расстояния, сметет все барьеры и преграды.
Ваша Любовь размером с Вселенную, хватит ее на двоих.
Вы вдохнете в него любовь своим жаром, и в его сердце разгорится огонь, и он очнется ото сна!
Еще совсем немного, ведь уже тепло!
Уже он стал желать вам доброго утра по утрам и спокойной ночи по вечерам!
Вы не спите по ночам, мечтая о нем, пишете любовные письма на трех страницах, и все там АХ! И ОХ!
А в ответ ни-че-го.
Иногда он даже жалуется, что ему немного «влом»: так много всего и сразу. Что у него нет пока этого чувства, потому что сил нет.
Но вы летите на всех парах, Любовь к нему дает вам такие скорости и просторы, и так жалко снова приземлиться, не хочется верить, что он, такой прекрасный и почти уже свой, вас не любит. Не обменивается с вами любовью, заботой, общением, или обменивается недостаточно.
Ничего, вот поженимся, я буду его облизывать, и все станет как надо, все будет хорошо, он полюбит меня и будет носить на руках.
Да не полюбит, не будет, не захочет.
Он не может любить, потому что не может обмениваться с вами теми чувствами, которые вы ему отдаете.
Возможно, только с вами, потому что ваша любовь не убирается в размер его души.
Его аккумулятор уже полон и заряжен по самую красную лампочку, и ваша атомная электростанция просто разнесет его на атомы, если он примет еще хотя бы один ватт. Кто не знает, тому объясняю: ватт – это что-то про электричество.
Все любовные трагедии происходят только потому, что один любит сильнее, чем другой.
Тот, кто любит сильнее, сначала просто любит и отдает, отдает, отдает, потом начинается смутное чувство пустоты, вроде все, как и раньше, и любовь все та же, только что-то случилось.
А случилось то, что ожидание ответа слишком затянулось, и это ожидание, растягиваясь и растягиваясь во времени, превращается в струну, в лазер, в лазерный прицел, который нацелен в вашу же голову.
Вот сюда должен прийти ответ, это я жду ответа, которого все нет и нет…
Огонь! И весь луч, вся струна, мгновенно сжимаясь, несется вам в голову, превратившись в пулю.
By а ля! Вы убиты горем, это называется: «У меня открылись глаза!»
А почему, собственно, ваши глаза были закрыты прежде? Почему вы не видели раньше, что обмена нет?
Нет разницы, любовь это или дружба …
Глаза должны быть открыты, голова должна работать, обмен должен происходить, и это основа жизни.
Позволять себе отдавать больше, чем вы можете, – значит, разрушать себя, опустошать, эксплуатировать себя, ничего не получая взамен.
Позволять другому человеку вкладывать в вас свою любовь, дружбу, заботу, внимание и ничего не отдавать взамен – значит, позволять ему опустошаться, растрачиваться, и это нечестно по отношению к нему.
Когда отношения только начинаются, всегда есть вероятность, что партнеры или друзья научатся друг от друга обмениваться, и обмен выровняется.
Тот, кто общается больше, плотнее, немного остынет, а тот, кто общался меньше, поднимется.
Но в целом соотношение сил останется прежним.
Приведу, простите, анекдот в качестве примера.
В супружеской кровати лежат Ваня и Маня.
Маня: Вань, ну чо, ты спишь, чо ли? Вань, ну не спи, давай повернись, чо ли?
Ваня: М-м-м-м.
Маня: Ну Вань, уже вторую неделю все ммм да ммм. Ну, пощекоти меня, чо ли?
Ваня: Ммммм.
Маня: Ну Вань, ну давай уже, повернись, руку вот так положи, ну скажи, дескать, давай, Мань…
Ваня: Ну давай, чо ли…
Маня: Ой, уломал-таки, черт языкастый!
Оправдания типа – да он устает, да он такой молчаливый, да он же мужчина, другие оправдания – суть левые отмазки.
Человек либо общается, либо нет, и все это можно и нужно наблюдать, несмотря на неземную любовь, простирающуюся в века и миры.
Растительная любовь
Маленькая фиалка и алоэ жили на одном подоконнике на восточной стороне квартиры.
Фиалка была молода и хороша собою.
Она очень любила утреннее солнце и вытягивала вверх все свои пушистые листочки, когда день был солнечным. В пасмурные дни ее цветы поникали и почти прятались под листья.
Старый алоэ одинаково любил и солнце, и непогоду, но в солнечные дни он старался не загораживать своей тенью фиалку, чтобы каждый миллиметр ее листиков был омыт солнцем.
Она появилась на подоконнике этой весной, сначала дрожала и дулась на него, но потом постепенно привыкла, начала болтать, рассказывая нехитрые истории из своей оранжерейной и магазинной жизни, про своих сестер фиалок, про яркие лампы, про влажные запахи земли, про теплые руки, которые ухаживали за ними, про долгий переезд и холодные сквозняки в магазине, про шум и духоту, а потом про свой переезд сюда, на этот милый светлый подоконник.
Вся она была такая свежая, красивая, упругая, ароматная, веселая, что алоэ влюбился в нее безумно.
Иногда по ночам, когда она дремала, он смотрел на нее и улыбался.
Он и не знал, что умеет улыбаться.
Все его листья и колючки наполнялись теплом, соки двигались прерывисто и ритмично, ему становилось легко и весело, как тогда, когда он был молод и абсолютно зелен.
Он терпеливо ждал утра, когда она просыпалась и всегда говорила одно и то же:
– Ах, простите, кажется, я спала. Но вы ведь не скучали? Отвернитесь, пожалуйста, я приведу себя в порядок.
Он отворачивался, он умел отворачиваться, как будто бы тянулся к свету, и ждал.
Он никогда не видел, как это она «приводит себя в порядок». В его воображении носились какие-то туманы, водяные брызги, капли и ручейки. Хотя откуда бы было взяться ручейкам на их подоконнике?
Потом они беседовали.
Он рассказывал ей обо всем, что видел сам, а повидал он немало.
Он жил несколько лет в конторе, потом его перевезли в школу, и там он провел несколько очень плодотворных лет. Затем «на лето» его перенесли на подоконник, пока в школе каникулы, и за это лето он так вырос и окреп, что его не стали трогать и оставили жить здесь, на подоконнике.
Он рассказывал ей про дальние страны, про людей и их удивительных детей, которые с самого рождения отделены от родителей и не имеют никаких общих с родителями стебельков или корней.
– Неужели? – восклицала она и дрожала листиками.
Часто он рассказывал про внешний мир, как там много места и солнца, ведь его неоднократно переносили из одного помещения в другое прямо на руках.
– А я переезжала в бумажном пакете и ничего не видела. Как должно быть прекрасен этот внешний мир, – говорила она мечтательно.
Так прошло лето, фиалка вырастила новые листья и бутоны, и со дня на день ожидалось появление новых розовых цветков.
Каждое утро алоэ улыбался на ее ахи и охи, что бутоны совсем не набирают в объеме, и не надо ли добавить света, ведь наступала осень…
Однажды на подоконнике появился красавец-фикус.
У него были блестящие твердые листья, прямой ствол, и выглядел он очень браво.
Его поместили по другую сторону от фиалки, так что она оказалась в центре, между алоэ и фикусом.
Фикус сразу же распрямил и расправил свои роскошные листья, огляделся, увидел фиалку и заговорил:
– Надо же, какая прелесть!
Дорогая, вам никто не говорил, что у вас восхитительный цвет бутонов? Должно быть, здесь очень мило, если такие красотки так отлично себя чувствуют.
Позвольте представиться – фикус.
А кто это там, в дальнем углу? Привет, дружище, как тут у вас с досугом? Есть что-нибудь интересное, кроме полива? На моем прежнем месте нам включали музыку, облучали специальными лампами и купали под душем каждую субботу.
