Михаил Бейлькин - Медицинские и социальные проблемы однополого влечения
Отвернулся от создателя психоанализа и Лев Клейн. Он пишет : “Фрейд строил чрезвычайно искусственные и надуманные психоаналитические конструкции – о самоидентификации юноши с матерью и о его видении себя её глазами, а через это – аналогичном восприятии других мужчин” . Сам же Клейн полагает, что во взаимоотношениях матерей с их гомосексуальными сыновьями царит не изначальная близость, а жестокий антагонизм. В качестве доказательства он ссылается на биографию, приведенную в книге немецкого автора Юргена Лемке (Lehmke J., Цит. по Л. Клейну, 2000). И сама эта история, и то, как воспринял её Клейн, заслуживают самого тщательного анализа.
Клейн пишет: “Среди биографий в книге Лемке есть одна, где подробно рассказано о реакции матери на обнаруженную гомосексуальность сына, об упорном и длительном давлении на него. Йозеф вернулся из армии, где он вступил в связь со своим напарником по комнате, а после армии вёл с ним любовную переписку. Он учился в мединституте в другом городе и жил у приятельницы своей матери. Мать, сама врач, часто к нему приезжала”.
Далее следует рассказ самого юноши:
“Однажды вечером я пришёл из университета, и в общей комнате сидел Совет Богинь (мать с её подругой, домохозяйкой Йозефа. – М. Б.). Визит матери без предупреждения сулил опасность. Её выражение лица свидетельствовало, что заседали они изнурительно и всерьёз. Я ещё держался за ручку двери, как начался убийственный спектакль. Без вводных слов мать выпалила из всех орудий. Свинья, гомик, педераст, грязная собака. Я был как глухой. <...> В моём черепе билась одна мысль: эта женщина тебе не мать.
Когда спазма медленно отпустила меня, я закричал в ответ. Своих слов я сегодня не помню. До того все письма моего армейского приятеля я тотчас по прочтении уничтожал, только последнее я засунул в бельевой ящик между нижним бельём. Мне не могло прийти в голову, что столь культурная женщина будет тайком совать нос в моё нижнее бельё. На следующий же день они вдвоём потащили меня к врачу. Своего гомика они взяли в середину, чтобы он по дороге не удрал.
Без стеснения я разговаривал с врачом о моих чувствах к другу и что они много, много сильнее, чем то, что я до сих пор чувствовал по отношению к девушкам. Никакого сравнения. Он заинтересованно слушал меня и делал свои пометки. Через десять минут он выслал меня. После этого он пригласил в комнату мою мать. Через пять минут она вышла наружу онемевшая с лицом, белым, как мел. Ей пришлось ненадолго присесть.
Врач объяснил ей, что если я не хочу спать с девушками, решать это мне, ведь мне как-никак почти двадцать один. Его опыт с другими пациентами показывает, что ничего с этим поделать нельзя. Это не болезнь, любая терапия может лишь повредить”.
Вопреки совету консультанта, мать всё-таки заставила Йозефа лечится у психоаналитика. Получив письмо от друга с отказом от дальнейшей переписки, молодой человек бросил навязанное ему “лечение”. “Мать, узнав об этом, вскипела. “Неисправимый, неблагодарный, упрямый, лишь бы другим на зло делать, но тебе эта забава даром не пройдёт, кто не хочет дать себе помочь, тот должен на себе почувствовать последствия, а они будут решающими. Можешь выбирать между одним годом перерыва в учёбе и работе санитаром в больнице отца или переводом в маленький университетский городок. Тут она прервалась, чтобы хватить воздуха, и добавила. Из Л., во всяком случае, придётся убраться, чего бы это ни стоило. В конце концов, каждый знает, что это рассадник гомиков в стране. Переписку с этим типом придётся прервать, она уже отправила ему такое письмо, что он вовек не забудет”. Так выяснилась причина разрыва с другом. Йозеф сказал: у меня нет больше матери! Он оставил университет и устроился работать санитаром.
Мать умоляла сына возобновить учёбу, но тот был непреклонен. На свадьбу брата он согласился приехать при условии: мать должна признать его таким, каков он есть. И приедет он в сопровождении своего нового любовника! Ей пришлось согласиться со всеми требованиями Йозефа.
“Открыв дверь, она остолбенела. В полной растерянности смотрела она на моего друга. Перед ней стоял парень как из журнала. Высокий, сильный, с чёрными волнистыми волосами на голове, а из открытого ворота рубашки выбивались ещё такие же. Она не могла совладать с собой. Это совершенно не совпадало с её представлением о гомике”. С этого дня для неё не существовало проблемы, “мой сын гомосексуален”.
Отец в ходе конфликта держался в стороне. Он не принял гомосексуальность сына. “Когда я заговорил с ним о несправедливости матери, он мне коротко отрезал: об этом тебе лучше побеседовать с каким-нибудь гомиком”.
Предварим анализ этой истории кратким отступлением от темы.
Лев Клейн – талантливый археолог, сделавший важное открытие. В полированных каменных предметах, именуемых “зооморфными скипетрами”, он распознал инструменты, которыми шаманы (или жрецы) дефлорировали в древности девственниц. Врач охотно верит, что скипетры увенчаны изображением головы единорога. Пусть же и археолог поверит специалисту, что в переданной им истории речь идёт о той самой идентификации гомосексуального сына с матерью, которую Клейн так упорно отрицает.
В самом деле, почему их борьба была столь ожесточённой? Виной тому не одна лишь приверженность матери гетеросексуальной морали; в противном случае она никогда не примирилась бы с гомосексуальностью сына. Дело и не в её обманутых надеждах обзавестись внуками. В конце концов, в семье есть ещё и гетеросексуальный сын. Секрет её ожесточения в том, что Йозеф, с которым она отождествляла себя, вступил в противоречие с её подсознательным желанием приобщиться к мужским возможностям и достоинствам. (Многие женщины в глубине души мечтают хотя бы на время обзавестись половым членом и стать мужчиной). Веди он себя “как надо”, она через любимого сына, своего мужского двойника, приобщилась бы к тому, в чём ей отказала природа. Он же, вместо того, чтобы, подобно принцу из сказки, покорять девичьи сердца, полез в постель к мужчине!
Не будем, однако, преувеличивать степень её “зависти к мужскому члену”. Главным было всё-таки её женское начало. Сын знал об этом доподлинно, ведь с ранних лет он мыслил и чувствовал заодно с ней. Потому-то его так больно ранило двойное предательство матери: сомневаясь в его вкусе и в способности любить (именно так расценивал Йозеф оскорбления в адрес любовника), она отрекалась от своих же ценностей, воспринятых её сыном. Потому-то он и бросает ей с горечью: “Ты мне не мать!” Но недаром Йозеф знал её как себя самого. В конце концов, он избрал единственно верный способ убедить мать в её неправоте. Как только он привёл своего любовника, она тут же узнала в нём предмет своих же тайных женских желаний. Выбор, сделанный сыном, оказывается, был её выбором, абсолютно соответствующим её собственным представлениям о мужской красоте и о счастье в любви. Единство и полное взаимопонимание матери и сына воскресли вмиг, как Феникс из пепла.
С отцом всё было по-иному. Выбор Йозефа был ему абсолютно чужд; в характере сексуальных предпочтений у них с сыном не было ничего общего. Потому-то отец уклонился от суждений по поводу споров сына с матерью, с горечью отослав его за советом к гомикам .
Интересно мнение Андрея Ткаченко (1999). Он пишет о свойственной многим геям и транссексуалам привычке, всматриваясь в зеркало, оценивать свои мужские и женские качества. Автор трактует такое пристрастие как нарушение половой идентичности. Мало того, он проводит при этом параллель с психическим расстройством – синдромом дисморфомании (бредовой убеждённостью человека в своём уродстве или, по крайней мере, в наличии у него серьёзных физических дефектов). Но ведь и вполне гетеросексуальные мужчины смотрятся в зеркало часто и охотно. “В одном из крупных универмагов Стокгольма группа шведских психологов установила большое зеркало и скрытую камеру. В течение одного дня в зеркало заглянуло 412 женщин, чтобы поправить причёску, и 778 мужчин, чтобы полюбоваться собой” . (Ильин Е. П., 2002). Сексологи вполне благодушны, оценивая привязанность к зеркалам, свойственную иным гомосексуалам. Кое-кто из них ищет у себя женские черты, унаследованные от матери. Такие поиски отразились в многочисленных рисунках Леонардо да Винчи, любившего изображать себя в женском виде. Даже у знаменитой Джоконды находят портретное сходство с самим художником. Словом, речь идёт всё о той же склонности гомосексуала идентифицировать себя с матерью, которую отрицают противники психоанализа.
Фрейд не только открыл в науке новый мир, он был на редкость прозорлив и в частностях. Разумеется, многие из его догадок получили у его последователей иное истолкование; часть из его предположений отвергнута. Но это вовсе не означает, что устарел сам психоанализ, что сегодня ему уготовано место в музее где-то рядом со станком первопечатника Гутенберга.
