Джесси Беринг - Я, ты, он, она и другие извращенцы. Об инстинктах, которых мы стыдимся
Вначале мужчина и не подозревал, как и почему эта пикантная деталь поглотила его внимание. Он вспоминал, что уже в возрасте пяти-шести лет испытывал возбуждение при мысли о женщине без ноги. Он даже невинно поделился этим наблюдением со своим приятелем примерно в том же возрасте. Он продолжал размышлять об этом в ходе интервью, и к нему пришло озарение. Мэсси и Шайнберг решили, что событие, о котором он вспомнил, и стало первопричиной его акротомофилии.
Эту ситуацию можно считать уникальной. Воспоминания этого человека удалось проверить благодаря подробным записям, собранным за много лет до описываемых событий. Парафилия уходила корнями в возраст, о котором он сам говорил: пять лет и три месяца. В 1968 году семейная пара из соседнего дома на время ремонта переехала в дом его семьи. Когда он обсуждал это вроде бы тривиальное событие, он внезапно вспомнил, что у привлекательной соседки нога была в гипсе, и это поразило мальчишеское воображение. Однажды муж с женой сидели за кухонным столом, а он играл под ним. Он видел, что поврежденная нога женщины лежала на коленях мужа, и он ласково гладил ее, как больную собаку. Он услышал, как кто-то спросил: “Когда это уберут?”, и не понял, что речь идет о гипсе, а не о ноге. Он находился в том возрасте, когда мальчики боятся, что отцы кастрируют их из ревности (не забывайте – работали неофрейдисты), и это опасение преобразовалось в парафилию, а женщины-ампутантки превратились в героинь, пожертвовавших конечностями, чтобы спасти его пенис. Запах гипса и образ культи впечатались в мозг, подобно прустовскому следу в памяти, оживленному подростками-андрогинами[53].
Вероятно, фрейдистам объяснить акротомофилию проще потому, что речь идет о недостающей части тела, а таких историй предостаточно. Но я бы хотел рассказать еще одну историю. Кроме того, что она иллюстрирует половой импринтинг у мужчин, это одно из наиболее ярких проявлений комплекса кастрации. Психиатры Томас Уайз и Рам Калианам описали случай А., бухгалтера сорока девяти лет. Мальчиком он обнаружил в идеально организованной библиотеке своего отца-врача медицинские фотографии обнаженных ампутанток, и эти снимки вызвали у него половое возбуждение. После колледжа А. служил в армейских частях, расквартированных за границей, и нередко прибегал к услугам проституток-ампутанток. В возрасте двадцати восьми лет он вернулся в Америку и несколько лет спустя женился на женщине, в подростковом возрасте потерявшей ногу из-за остеогенной саркомы. Она, однако, стеснялась своего недостатка и одергивала А., когда он пытался ласкать или целовать то, что осталось от ее ноги. Они были женаты много лет, но никогда толком не обсуждали пристрастия А. В один прекрасный день жена обнаружила коллекцию порнографии с ампутантками, собранную мужем, что привело к ужасному скандалу.
Теперь у А. не было возможности дать выход акротомофилическим желаниям (мужчина вовсе не собирался изменять жене, но больше не мог заниматься самоудовлетворением, глядя на любимые картинки), и он оказался лишен “буфера”, который все эти годы смягчал подсознательный страх кастрации. Психиатры считают, что в результате А. регрессировал до уровня Эдипа, восприняв роль ревнивого отца и одновременно начав фантазировать об отрезании пениса.
Должен сказать, что эта идея – достичь оргазма, совершая манипуляции с эрегированным пенисом и попутно воображая его же устранение, – одна из монументальнейших когнитивных задач. Тем не менее, А. с ней справился. Чего он, однако, не предвидел – так это боли и обширной кровопотери. Когда ситуация не получила желаемой эротической окраски, А. пришлось звонить в скорую помощь. Санитары обнаружили причину его страданий и упаковали ее в лед, а удивленные хирурги в больнице пришили на место теперь уже навсегда поникший пенис, и единственное удовольствие, которое его владелец отныне смог получать, было связано с опорожнением мочевого пузыря.
Хотя в психиатрии долго доминировал неофрейдизм, другие теории также объясняли парафилии. К сожалению, проверить их столь же трудно, как и гипотезу, будто бухгалтер-фетишист среднего возраста, одержимый ампутантками, отрезал себе пенис в отчаянной попытке устранить подсознательный страх кастрации, сохранившийся с дошкольного возраста. В 80-х годах сексолог Джон Мани выдвинул теорию “карты эротической любви” (erotic love map), объясняющую формирование парафилий. Он считал, что люди рождаются со стандартным набором “инструкций”, выполнение которых приводит к формированию “нормального гетеросексуального взрослого”. Однако в раннем детстве могут произойти события, которые нарушат “естественный” ход событий, и развитие сексуальности может стать непредсказуемым. По мнению Мани, парафилии возникают не из-за импринтинга, а из-за того, что ребенок воспитывается в сексуально нездоровой среде[54]. Особенно он критиковал культуру Соединенных Штатов, которую считал исключительно пуританской (и сравнивал с “ядовитым туманом во время биологической войны”), из-за чего, как ему казалось, увеличивается вероятность развития парафилий. Мани писал:
Как грибы, которые все равно пробьются сквозь асфальт, [карту эротической любви] невозможно законсервировать. Однако постороннее вмешательство может привести к нарушениям ее нормального развития. Обычные детские гетеросексуальные игры могут быть отягощены излишними запретами и наказаниями. В этом случае стандартная гетеросексуальная карта не развивается в мозге как положено[55].
Эта теория не исключительно умозрительна. Мани, помимо убеждения в том, что вина за девиантность лежит на среде, одним из первых сексологов указал на то, что в племенных обществах о парафилиях и не слышали[56]. Например, у африканского народа ила принято, что девочки, не достигшие полового созревания, в сезон урожая выбирают себе “мужа” среди ровесников и живут вдвоем, как муж и жена, что предполагает возможные половые эксперименты. Мани считал, что Запад сам порождает столько озабоченных. Мне кажется, он в чем-то прав. Жалобы о нашествии девиантов действительно звучат странно, если увидеть ситуацию с этой стороны: будучи обществом воинствующих невеж в вопросах секса, мы пожинаем то, что посеяли. Мани жалел этих маргиналов и видел в парафилах жертв больной культуры, которые не виноваты в том, что у них проявляются отклонения от “нормы”:
[Парафилии] не выбирают по доброй воле. Их невозможно контролировать силой воли. Наказания их не предотвращают, уголовное преследование не истребляет, а лишь подпитывает. Человек с парафилией пережил катастрофу… Триумф заключается в том… что страсть уцелела в катастрофе, будучи перенесена на более безопасный объект в ходе парафилического повторения. К сожалению, эта победа мнимая, поскольку позднее она приведет к еще большей трагедии, как это присуще парафилиям.
Теория Мани о смещенной “карте эротической любви” связана с современными попытками объяснить истоки парафилий через эффект Зейгарник. Будь вы хоть парафилом, хоть нет, вам наверняка не раз доводилось испытать его на себе. Эффект Зейгарник обозначает неустанные попытки поиска, предпринимаемые мозгом, когда мы не завершили какое-либо действие. Например, вы внимательно смотрите кино, но в тот момент, когда близка развязка, включается пожарная сигнализация и вам приходится покинуть зал. Пока вы топчетесь у кинотеатра в надежде, что тревога ложная, мозг продолжает перемалывать сюжет. Не очень-то приятное чувство.
Перенесем эффект Зейгарник в контекст парафилий: если у ребенка зарождается половое чувство (что нормально), а его любопытство не удовлетворено, мозг запускает программу решения этой задачи. Секс таинствен, и дети чувствуют заговор молчания: взрослые, очевидно, скрывают нечто очень серьезное. (Интересно, что многие сексологи, включая Хэвлока Эллиса, считали, что дети, отличающиеся любознательностью и умом – те, кто интуитивно решает задачи, – наиболее подвержены развитию парафилий.)
Большинство из нас считает детей четырех-девяти лет асексуальными, но если это действительно тот возраст, когда происходит половой импринтинг, отрицание детской сексуальности может увеличить вероятность того, что мы воспитаем чудесных девиантов. В конце концов, шансы на то, что сработает эротизированная версия эффекта Зейгарник, гораздо выше, если учесть, что мир ребенка, где якобы нет места сексуальности, на самом деле переполнен таинственными знаками. Возможно, когда у мальчиков сочетается генетическая предрасположенность к половому импринтингу и пытливость ума, требующая разгадать тайну этих знаков, это преображает обыденные аспекты, которые в противном случае не несли бы сексуального подтекста. Смещение сексуального объекта воздействует на психику, на нейронные сети, отвечающие за половое возбуждение, и вуаля: получите парафилию. Возможно, обществу следует задуматься, в каком возрасте объяснять детям, что такое секс. Более полувека назад Альфред Кинси сокрушался о положении парафилов и прочих “извращенцев”. Он указывал, что общество полагает, будто добилось морального прогресса в вопросах сексуальности: “Мы больше не сжигаем на кострах тех, кто одержим дьяволом от рождения, но возлагаем вину на человека за одержимость бесами, возникающую после рождения”. К сожалению, это верно и сегодня. Но я убежден, что все может измениться. Чем лучше мы будем понимать друг друга, тем меньше станем бояться.
