Оксана Алексеева - Экзамен по социализации
— Отпусти, больно! — вопила я. Он отпустил, но продолжал орать так, что на нас оборачивались редкие прохожие:
— Мы не люди! Мы — инвестиции, которые обязательно должны окупиться! И отношение к нам соответствующее. Не так, что ли?
— Не так! Мои родители — нормальные люди! — я заступилась за несправедливо обвиненных родственников.
— Да что ты говоришь! — голос Белова сочился сарказмом. — Еще скажи, что сама их умоляла перевести тебя в эту гимназию. Или все же они прибежали радостные и облагодетельствовали тебя неожиданной новостью?
На самом деле, второй вариант… Но ведь они поступили так во имя моего блага! Никто меня не заставлял! Я согласилась на перевод добровольно, после недолгих уговоров, хоть и очень боялась, что не впишусь…
— Ну и что? — я пыталась доказать свою точку зрения. — Что плохого в том, что они хотят для меня лучшего будущего? Никто меня не станет заставлять поступать в МГИМО, если я захочу стать ветеринаром!
— Правда? — он изобразил ироничный интерес. — Николаева, ты такая дура или только притворяешься? Попробуй, пойди и скажи им, что после школы останешься тут и поступишь в кулинарный техникум или еще куда. О, они не станут на тебя кричать! Конечно же, нет. Твой отец только пару лет назад стал партнером в юридической фирме, то есть еще не успел окончательно скурвиться. Они еще способны на человеколюбие, поэтому мать просто расстроится, а отец попытается поговорить серьезно, направить, так сказать, на путь истинный, — теперь он со злостью смотрел мне в лицо, продолжая свою просветительскую речь. — Если будешь настаивать на своем, то со временем это превратится в бесконечные споры. Возможно, кричать на тебя так и не начнут, а скажут: «Это твой выбор», и напоследок поведают грустную историю — как сложно жить в этом мире и что потом твои ошибки исправлять будет уже поздно. И после этого ты сама сдашься, увидев заплаканную из-за твоего загубленного будущего мать и разочарованного отца, который только ради твоей учебы, может, и стал партнером в фирме. Манипулировать детьми можно не только криком, но это работает всегда!
Я не сдавалась, хоть и понимала, что он в чем-то прав:
— Допустим. Но я не хочу быть ветеринаром или учиться в кулинарном! Я хочу быть переводчиком или журналистом-международником, а почему бы и не дипломатом, в конце концов!
Он почему-то продолжал злиться. Ткнул меня два раза указательным пальцем в лоб, пока я не отступила:
— А ты не видишь разницы? Мне пофигу, кем ты хочешь стать — я говорю о том, что у тебя нет выбора! Ни у кого из нас нет! Больше того, мы и в детский сад ходили такой же… элитный, с Яной, Никитой, Наташкой и многими другими. Нас с младенчества тренировали смотреть на остальных людей, как на дерьмо, усекаешь? И программировали на «светлое будущее». Еще до поступления в школу вся наша жизнь была расписана по шагам, без права голоса! Я, может, и сам захотел бы стать дипломатом, но мне ни разу не дали об этом подумать! — Белов словно и забыл обо мне, но снова вернулся, начав говорить даже с некоторой долей доброжелательности: — И тут ты пришла к нам только в девятом классе — из нормального мира, где дети — не инвестиции, где их хвалят, если те занимаются спортом, красиво рисуют или имеют другие увлечения! Хвалят, а не говорят: «Можешь заниматься, чем хочешь, пока это не мешает учебе!», — и снова в нем поднималось раздражение. — Где людей ценят за какие-то качества, а не количество бабла и умение преподнести себя. В твоей старой школе все тоже бы молчали два года, если бы над кем-то так измывались, а? Никто бы слова не сказал? И сама бы молчала? И учителя бы делали вид, что ничего не происходит? Сомневаюсь! Пришла-то ты другая, и что? Тут же постаралась слиться с этой элитной массой! Извинялась, на коленях ползала, когда тебя унижали, лишь бы мы тебя приняли! Да я тебе услугу огромную оказал, не позволив этому случиться! А иначе сейчас ты бы уже изменилась — свысока смотрела бы на своих старых одноклассников, жалела бы их или смеялась над ними со своими новыми «друзьями». Спас тебя от скатывания в эту мерзоту!
— Благодарна тебе до слез! — снова вспылила я. — И что же ты тогда прекратил издеваться-то? Надоело?
Белов посмотрел на меня с презрением, будто я сморозила какую-то глупость, но через пару секунд решил объяснить:
— Потому что Танаевы! Потому что с их приходом мне перестало быть интересно доводить тебя — нашлись другие развлечения. Вот они — настоящие! Из всего этого обезличенного дипломатического биомусора можно выбраться, только держась за таких. Да и то, лишь до тех пор, пока мои родаки не узнают, что их безоблачная надежда дружит с детдомовцами! Этого они мне уже не простят!
Может, он и преувеличивает, но в корне прав. Если отец у Белова хотя бы вполовину такой, как он его описывает, то, узнав про «неблагополучных» друзей, сделает все возможное, чтобы изолировать их чадо от плохой компании. Уж если даже мои родители не пришли в восторг… Но — как там он выразился? — мои еще не успели скурвиться?
— Но… Это твой экзамен по социализации, не мой, — ответила я словами, когда-то услышанными от Макса.
— Да иди ты к херам со своей социализацией, мартышка! — Белов отрезал, заканчивая все разговоры. И быстро зашагал в обратном направлении, обозначая, что перемирие наше на этом расторгнуто.
Я смотрела ему вслед, вдруг впервые что-то в нем поняв. Он во многом ошибается, но не во всем. И при этом не видит самого главного — он ненавидит не гимназию, не одноклассников, не родителей… а только себя. Я же допустила серьезную ошибку, лишь теперь полностью это осознав: Белов никогда бы не смог принять спокойно мой удар жалостью. И он оставался все тем же говнюком.
* * *Пятая Первого Потока свернула разговор на детской площадке почти сразу, предложив встретиться через пару дней на «нейтральной территории». Чем улица была не нейтральной, Мира и Макс понять не могли, но вынуждены были согласиться. Тем более, что внезапно возникшая скованность висела в воздухе, мешая спокойному разговору.
В итоге они все же встретились — в кафе сразу после школьного матча по баскетболу. Пятая в этот раз была без ребенка, будто опасалась, что тому могут причинить вред. Возможно, она не исключала и такое развитие разговора, что придется дойти до драки? И именно поэтому перенесла встречу? В общем, эту позицию она сразу же и обозначила:
— Учтите, я своим сообщила, что вы тут.
Свои — это остальные выжившие дети Первого Потока. Она еще в первый день сказала, что они всегда на связи.
— Что происходит, Пятая? — все же Мира не могла оставаться в неведении относительно замеченных странностей и дальше. — Что за негатив по отношению к нам? Словно мы враги!
Пятая думала долго, переводя взгляд с одного лица на другое, а потом решила ответить:
— А я пока не знаю, враги вы или нет.
— Ты о чем? — Макс нахмурился еще сильнее, будто до этого лицо его светилось счастьем.
Она пристально рассматривала неэмоциональное лицо парня:
— С тобой все в порядке? — она задала уж совсем непонятный вопрос, и Мира вспылила:
— С моим братом все в порядке! Завязывай уже с этими короткими непонятными фразочками! Объясни, как есть!
Пятая отвела взгляд от Макса и дальше говорила только Мире:
— Хорошо. Как ты, наверное, знаешь, в Первом Потоке осталось восемь человек — четыре мальчика, четыре девочки. У нас вообще был самый «женский» поток, — Мира кивнула. — С семнадцати лет мы выполняли задания. Братья делали то, где не нужно было глубоко внедряться в социум: убить, организовать теракт, заложить взрывчатку, украсть. Нас, девушек, использовали там, где требовалось что-то большее: наладить связи, поддерживать контакты, добыть информацию. Как оказалось, у нас это получалось гораздо лучше, а братья чаще вызывали подозрение… — девушка не хотела вдаваться в подробности, возвращая разговор к важному: — Нам всем кололи что-то, контролирующее эмоции. То ли этот препарат лучше работает на Y-хромосоме, то ли женщины в силу своих гормональных особенностей быстрее выводят его из организма — не знаю. Но факт в том, что мальчики социализировались хуже. Уже через год полевых работ, после седьмого трупа, я задалась вопросом: а зачем мы это делаем? Я видела других людей, видела, что они живут совершенно иначе! Нам заказывали политиков, журналистов, обычных бизнесменов, и когда я попыталась отследить логику, то поняла, что никакой системы нет. Нас просто использовали для заказов — кто заплатит, тот и клиент. Понимаешь?
