Хосе Антонио Марина - Анатомия страха. Трактат о храбрости
6. Тоска по смыслу
Существует также особый род тревоги, которую мы испытываем, когда наше бытие утрачивает смысл. Это ощущение абсурда, потерянности, уязвимости. Наш постоянный спутник, Франц Кафка, говорит об этом так:
Я стою на площадке трамвайного вагона, и у меня нет никакой уверенности насчет моего положения в этом мире, в этом городе, в своей семье. Даже приблизительно я не мог бы сказать, какие притязания вправе я на что-либо предъявить. Я никак не могу оправдать того, что стою на этой площадке, держусь за эту петлю, еду в этом вагоне, что люди сторонятся, пропуская вагон, или замедляют шаг, или останавливаются перед витринами… Никто этого от меня и не требует, но это безразлично[44].
Это похоже на неожиданное чувство отчуждения, которое иногда испытывают люди. Кастилья дель Пино рассказывает эпизод из жизни своего пациента:
Семнадцатилетний юноша, студент, сидел рядом с отцом и смотрел телевизор. „Я был совершенно спокоен, но вдруг повернул голову вправо и посмотрел на отца — на его нос, волосы, лоб, глаза… Он не заметил, что я его разглядываю. А мне почему-то сделалось не по себе. Ну, отец как отец, и тем не менее не такой, как всегда, не такой, каким я его видел раньше. Особенно нос — какой-то чужой. Нет, я не сомневался, что рядом со мной родной человек, просто возникло ощущение, будто все вдруг изменилось, стало непривычным, другим“.
Философия экзистенциализма чрезвычайно популяризировала страх перед абсурдностью бытия. В противовес ей Виктор Франкл писал о поиске смысла. Однако же здесь речь идет о тревоге, к которой, возможно, следовало бы прислушаться, поскольку, нашептывая нам о нашей ограниченности, она одновременно говорит также и о безграничности сущего, на фоне которого мы стремимся обрести и проявить себя. Великие исследователи духа находят в экзистенциальном беспокойстве мощный импульс. Хайдеггер возвещал эту истину громким голосом оракула: „В век космической ночи надо отважно смотреть в бездну, исследовать ее. Однако такое по силам лишь тем, кто спустился на самое дно“.
7. Краткий обзор методов лечения
Я философ, а не психиатр, и книга моя посвящена вопросам философии, а не психотерапии. И потому, говоря о способах лечения тревожности, я просто стараюсь глубже понять проблему и вкратце излагаю то, что пишут на этот счет знающие люди. К счастью, в данной области среди специалистов наблюдается внушающее оптимизм единодушие, а арсенал терапевтических методов хорошо разработан. Существуют медикаментозные средства (транквилизаторы, антидепрессанты и нейролептики), у которых тем не менее имеются свои противопоказания и которые следует дополнять различными видами терапии. Одни психотерапевты в первую очередь учитывают физиологическую составляющую тревожности и настаивают на применении методик мышечной релаксации; другие предпочитают методы когнитивного воздействия, способные изменить деструктивный образ мышления; третьи обучают тактике разрешения конфликтов, а абсолютное большинство использует все понемногу. Важно только, чтобы пациент четко представлял себе механизмы возникновения тревожности и мог правильно истолковать происходящее, чтобы не затруднять лечение. В целом же все специалисты сходятся во мнении, что одного теоретического анализа явно недостаточно, необходимо, как говорил Альберт Эллис, „действовать, действовать и еще раз действовать, чтобы прогнать тревогу прочь. Чем больше действий мы будем предпринимать против страхов и опасений, тем меньше времени потратим впустую, зацикливаясь на них“. Помните, в самом начале книги я говорил о четырех основных задачах „курсов борьбы с тревожностью“: информировать, объяснять, научить не драматизировать ситуацию, снять с себя клеймо позора. Теперь добавим еще одну: помочь преодолеть пассивность.
До сих пор я писал о тревожности, о том, что психиатры называют „общим тревожным расстройством“; оно, как мне кажется, служит основой для развития многих патологических страхов или, по крайней мере, выступает в роли их cavalier servant, верного рыцаря. Так что, пожалуй, пришло время поговорить об этом зловредном семействе.
Глава VI. Другие патологические страхи
1. Паника и страх перед ней
Речь идет о непереносимом страхе, когда жертве кажется, будто она сейчас умрет или лишится рассудка. Это внезапный приступ тревоги, вот почему французские специалисты называют его „тревожным кризом“, что подтверждает мое предположение о базисной роли тревоги в развитии подобных расстройств. Вот пример: двадцать лет назад у Одиль случился первый приступ паники — за рулем автомобиля, в пробке. У женщины возникло чувство, что она задыхается, горло перехватывает и вот-вот наступит смерть. Чем глубже она пыталась дышать, тем хуже ей Становилось. Бедняжке пришлось выйти из машины и попросить помощи у других водителей, которые вызвали „скорую“. Врачи ничего не обнаружили, объяснив случившееся стрессом и переутомлением. Однако с тех пор приступы начали повторяться в самых разных ситуациях.
Как правило, панические расстройства начинаются с неприятных физических ощущений, вызывающих тревожные мысли. В мозгу всплывают ужасные слова: инфаркт, отек гортани, асфиксия, разрыв аневризмы, гибель. Стремительно наступает состояние острой тревоги, сопровождающееся различными соматическими проявлениями — учащенным сердцебиением, тахикардией, чувством тяжести в груди, удушьем, головокружением, которые кажутся человеку предвестниками чего-то ужасного: смерти, безумия, полной утраты контроля над ситуацией. Тревога быстро нарастает и питает саму себя, стремительно закручиваясь по спирали.
Журналистка Паскаль Леруа в книге „Путешествие в глубины страха“ (Anne Carrière: Paris, 1997) рассказывает об этом так:
Все идет как всегда, если не считать уверенности в том, что „это“ может навалиться в любую минуту. В первый раз болезнь застигла меня врасплох; теперь я караулю ее, жду. Да, она повторяется. Обязательно на улице. Те же ощущения, те же впечатления. Я точно „отрываюсь“, теряю контакт с реальностью. Грубая неведомая сила словно переносит меня куда-то. Нападает слабость, потом все внутри сжимается, я деревенею, тело напрягается, меня бросает то в жар, то в холод, наступает полное опустошение. Сердце бешено колотится. Американцы называют это панической атакой. Они правы. Я подвергаюсь настоящей атаке мощного незримого врага, не могу ни сопротивляться, ни бежать, я беззащитна.
В состоянии паники человек испытывает такой сильный страх, что после первого приступа больше всего начинает бояться самого страха. Возникает ужас перед некой посторонней силой, о котором я уже говорил. Стараясь избежать повторных эпизодов, больной применяет различные защитные приемы, хотя это отнюдь не самый лучший выход из положения, так как почти всегда связано с тактикой избегания. Если человек боится задохнуться во сне, то скорее всего предпочтет не ложиться в кровать, а будет спать сидя в кресле. Или даже завяжет какие-то случайные отношения, лишь бы не ночевать в одиночестве. Как правило, при всех тревожных расстройствах мысли постоянно сосредоточены на состоянии собственного организма, что многократно усиливает интенсивность любого телесного ощущения и вызывает еще большую подавленность. Чтобы не думать о своих проблемах, такие люди пытаются отвлечься. За рулем слушают радио, едва проснувшись, включает телевизор, увеличивают круг общения. Приступы тревожности наблюдаются при всех фобических расстройствах, а иногда и при развернутых депрессиях.
Один любопытный момент позволил глубже проникнуть в тайну возникновения патологических страхов: их могут вызывать некоторые химические вещества. Лактат натрия, например, или вдыхание двуокиси углерода. Таким образом, в зарождении страхов присутствует и несомненная физиологическая составляющая — вероятно, индивидуальная чувствительность к двуокиси углерода, но имеется также и когнитивный фактор, благодаря которому данная чувствительность сопровождается именно панической реакцией. Возможность искусственно вызывать состояние паники позволила лучше понять его механизмы, поскольку если испытуемым заранее описывают весь процесс, по завершении эксперимента они говорят, что чувствовали физические симптомы, обычно сопровождающие приступ паники, но не теряли спокойствия.
Поэтому в настоящее время считается, что основной причиной возникновения паники является именно интерпретация субъектом его телесных ощущений. Одни не придают им значения, а другие воспринимают как признаки надвигающейся трагедии. Паникой следует считать фобию, вызванную физическими проявлениями, своего рода интероцептивную фобию. Иными словами, это острейший приступ тревоги, усиленный страхом смерти или причинения вреда окружающим, страхом безумия; он не проходит бесследно, у человека сохраняются опасения, что эпизод повторится, и, как следствие, значительно снижается качество жизни. То есть мы снова наблюдаем пример страха перед страхом. Это страх перед фобией и одновременно перед ситуациями, порождающими фобию. Одно дело — боязнь крыс и совсем другое — страх перед приступом паники, вызванным видом крысы.
