Мортимер Адлер - Шесть великих идей
Низшие и высшие степени экзистенциальной ценности, в качестве примеров которых можно привести сравнение мыши и человека, представляют собой выражение иерархии, включающей разные виды, типы и классы бытия. Внутри этой классификации индивидуальные образцы или особи вида могут также быть упорядочены по степени их превосходства или совершенства.
Именно это делают те, кто оценивает вина и кофе, ножи и мечи в соответствии с их степенью совершенства в качестве предметов, которые можно использовать. Так поступают судьи, вручающие призы на выставках цветов и собак. Они так же оценивают объекты с точки зрения их абсолютного совершенства, но их нельзя употребить или использовать, они приносят удовольствие при простом созерцании.
В обоих случаях степень абсолютного превосходства ставится в соответствие объектам при помощи оценки их качества внутри определенного класса. Роза или орхидея более восхитительные, чем другие розы и орхидеи, — в них воплощены представления о лучших объектах своего вида. Возможно, мы должны сказать, что именно этот цветок — самый яркий пример идеальной розы или орхидеи. Он содержит в себе все преимущества, которые должны принадлежать бытию розы или орхидеи.
Теология дает нам ключ к пониманию особого вида блага, которое не может быть получено из других соображений. Упорядочивание жемчужин, мышей и людей по градации их экзистенциального блага, соразмерного их уровню бытия, приводит, разумеется, к признанию существования высшего экзистенциального блага Бога как Высшего Бытия. Теологи идут еще дальше. Если считать Бога создателем всего, то он отражается в образце любой вещи, и внутри каждого класса все индивидуумы и образцы вида являются произведением творческой мысли Божественного разума.
Теологи также определяют особый вид истины — экзистенциальную. Наше обычное определение истины помещает ее в сознание человека, когда то, что он думает, совпадает с действительным положением вещей. Но теологи говорят нам, что существует экзистенциальная истина, которой обладают объекты сами по себе, когда совпадают с творческим замыслом в сознании Бога.
Из этого следует: когда мы говорим о совершенном цветке, то его абсолютное совершенство — одновременно экзистенциальное благо и истина в силу соответствия идеалу розы или орхидеи в сознании Бога.
Те, кто по тем или иным причинам не склонен прислушиваться к мнению теологов, могут в этом рассуждении заменить творческую идею в сознании Бога замыслом человека. Если мы обратимся к произведениям искусства, подходящей заменой будет творческая идея в сознании художника. Один из аспектов абсолютного совершенства произведения искусства — его экзистенциальное благо и истина — зависит от той степени, в которой оно совпадает с идеей в сознании творца.
Такое суждение может вынести лишь сам художник. Он может сказать, воплотил ли он в произведении творческую идею, которая привела к появлению этой вещи. Только художник может судить, насколько произведение хорошо по отношению к первоначальному замыслу.
Тем не менее, когда работа художника оценивается другими с точки зрения ее совершенства, совпадение объекта с идеей в сознании художника и верность ее воплощения не являются достаточными. Это не единственные и даже не главные критерии, по которым можно сделать вывод о ценности произведения. Объективная оценка работы художника в большей степени зависит от качества представления творческой идеи в произведении.
Созерцание красоты, приносящей удовлетворение, как мы видели, заключается в особом виде познания — беспонятийном восприятии объекта, единичного как такового. Выводы художника о совершенной красоте его произведения — особый вид суждения о единичном как таковом в связи лишь с творческим замыслом. Утверждение о совершенной красоте со стороны экспертов является суждением, имеющим понятийную основу, — понимание жанра или вида, к которому принадлежит эта работа.
Восхитительная и абсолютная красота произведений, относящихся к разным жанрам, несравнима. Можно отметить, что один греческий храм лучше другого. Но нельзя сказать, что готический собор обладает меньшей или большей красотой, чем, например, египетский или греческий храм. Нельзя сказать, что совершенная красота византийской мозаики в Равенне или Стамбуле более или менее восхитительная, чем импрессионистские полотна. Сравнить совершенную красоту, например, здания и картины, статуи и стихотворения, пьесы и романа, сонаты и симфонии, балета и кинофильма вовсе не представляется возможным.
Поэтому идея красоты имеет огромное отличие от понятий истины и блага. Возможен прогресс человечества в понимании идеи истины и блага, который заключается в переходе к более совершенному политическому, социальному и экономическому устройству общества. Но в сфере красоты прогресс невозможен.
Переход от египетских храмов к греческим, от них к романским, а затем к готическим соборам не считается движением к большему совершенству в сфере красоты. В то же время переход от социума с узаконенным рабством к обществу, где все люди имеют равные права, является прогрессом в правосудии, которое можно назвать областью блага.
Позвольте теперь обратиться к благу красоты, приносящей удовлетворение, как к элементу человеческой жизни, который дает счастье.
Аристотель мудро заметил, что человек не может жить без удовольствия. Это настоящее благо, которое удовлетворяет одну из базовых потребностей человека. Далее Аристотель указывает, что человек, лишенный духовного удовлетворения, будет неумеренно предаваться удовольствиям плотским.
Подобное желание возникает из-за чрезмерного влечения к одному виду действительного блага, что может мешать приобретению других. Защита от такой чрезмерности лежит в области духовного и чистого удовольствия, которое мы получаем, наслаждаясь красотой.
Предположение о том, что люди не способны жить без удовольствия, таким образом, превращается в утверждение, что они не могут хорошо жить, если они не смиряют свою тягу к телесному наслаждению, находя другой источник удовлетворения в созерцании красоты.
Мы не должны позволить себе делать из этого вывод, оправдывающий мнение, что прекрасное доступно только элите общества. Наслаждение красотой — не прерогатива людей, постоянно посещающих музеи, концертные залы и театры и проводящих время за чтением поэзии. Получать удовольствие от красоты могут и фанаты баскетбола, бейсбола или футбола, любители боя быков и посетители теннисных турниров.
Болельщики, наблюдающие великолепную игру и кричащие: «Класс! Прекрасно!» — испытывают то же самое наслаждение и чистое удовольствие, что и меломан, слушающий в исполнении известного струнного квартета произведения Бетховена, или изысканный ценитель, увидевший неповторимый жест веером, что сделал актер театра кабуки, и — если позволила бы обстановка — закричавший бы: «О! Как это красиво!»
Кроме того, многолетний спортивный болельщик вполне может выступать как экспертный судья, который способен оценить красоту хет-трика или длинного голевого паса[42] из глубины защиты. Точно так же опытного зрителя корриды можно назвать экспертом, потому что он в состоянии увидеть красоту представления пикадора, изящество, с которым тореадор обращается со своим плащом, смелость матадора[43], наносящего шпагой последний удар быку.
Их натренированный и хорошо развитый вкус делает их экспертами, которые аплодируют красоте совершенного или почти безупречного выступления. По сравнению с ними мы все обычные любители с неразвитым вкусом, и у нас практически нет способности профессионально оценивать что-либо совершенное. Неполноценность наших знаний в области спорта сравнима с нашей позицией дилетанта в сфере музыки, архитектуры, живописи и музыки.
Благо красоты, приносящей удовлетворение, заключается в незаинтересованном удовольствии, которое она нам дает, независимо от источника. Удовлетворение от созерцания — это удовольствие зрителя, поднимающее нас над суетой целенаправленных и корыстных действий, которыми наполнена наша жизнь. Можно сказать, что оно приводит к особого рода экстазу и возвышает нас над бытом.
Безусловно, теологи, со своей стороны, могут добавить свой комментарий. Человеческая жизнь включает в себя несколько видов деятельности: действия, необходимые нашему организму, такие как сон и потребление пищи; работа для приобретения экономических благ или средств к существованию; игры ради удовольствия; активный отдых для восстановления работоспособности.
Должны и можем ли мы добавить к этому списку просто отдых, который не является сном, расслаблением или игрой? Где можно найти отдых, который хоть отдаленно был бы похож на состояние души в раю, где наслаждаются блаженным обликом Бога?
