Уильям Вулфолк - Верховные правители
- Я не очень-то умею изрыгать огонь.
- Ты должен просто убедить людей в том, что ты - честный парень со своей точкой зрения.
Громкий, безапелляционный тон Бена сменился доверительным шепотом.
- Нам нужен энтузиазм тех, кто финансирует кампанию. Любой финансовый координатор скажет тебе, как одерживаются победы на выборах. Деньги - это голоса.
В Сан-Франциско Алан выступал перед многочисленной толпой людей, прошедших шесть миль по пыльной дороге, чтобы услышать его. На площади перед "Кау-паласом" враждебные демонстранты держали в руках плакаты. ГОЛОСУЙТЕ ЗА КАРДУЭЛА В 1879! ПОМНИТЕ О БОЙНЕ В КОЛОМА! В Сан-Диего его слушали рабочие с фабрики, производившей экологически чистые паровые двигатели. Пикетчики обвиняли Алана в том, что он - орудие в руках нефтяных королей. Он поехал в Пало-Альто и выступил в Мемориальном зале стэнфордского университета. Его речь перебивалась криками недовольных; кто-то бросил дымовую шашку, и аудитории пришлось разойтись.
Позже в тот же день он подъехал к мраморным ступеням кардуэловского особняка. Событие было весьма значительным: девяносто четвертый день рождения его деда. Собрание клана. Присутствовали все восемь детей. Это были дети дяди Кларенса и его жены, тети Уилмы и её мужа. У Алана детей не было. Это отсутствие потомства иногда порождало зависть к более везучим мужчинам. Он испытывал чувство одиночества, душевной пустоты. Происходит ли подобное с Аделью?
Он познакомился с Аделью МакАдам через год после возвращения из Вьетнама. Она принадлежала к классу людей, которые заканчивали лучшие школы, принадлежали к лучшим клубам, посещали лучшие курорты. Единственной её странностью была тяга к сочинению стихов - порой сомнительного качества, но это лишь подтверждало своеобразие личности Адели. У Джозефа Эндрью были его лошади, у Адели - её стихи. Обоих можно было понять.
Алану трудно было вспомнить радость, которую он испытал, когда она согласилась выйти за него замуж. Годы мягко, но неуклонно убивали страсть; оставалась лишь инерция. Они продолжали жить в браке, как многие супруги, ставшие далекими друг другу духовно, умственно, физически.
В холле Алана встретил Мокни, дворецкий. Все та же полная фигура, те же серебристые волосы. Только голос стал более скрипучим.
- Все в библиотеке... сэр.
Неуверенная пауза перед обращением "сэр" была вызвана тем, что когда-то Мокни знал Алана исключительно как "Младшего". Это имя сохранялось за ним в школьные годы; старшие члены семьи называли так Алана, даже когда он учился в Стенфорде. После возвращения Алана из Вьетнама это прозвище стало неуместным. Безупречность вкуса заставляла Мокни понимать это, однако ему приходилось бороться с многолетней привычкой.
Холл был полон памятных предметов - там находились картина Тинторетто в массивной позолоченной раме, серебряный поднос для визитных карточек, портрет Джозефа Эндрью, на котором Дед был изображен шестидесятилетним, бледным, с холодными глазами.
Алан смотрел на портрет, когда в холл вошла Адель. Она протянула обе руки, он поцеловал её в щеку.
- Как приятно снова оказаться здесь, - сказала она. - Почему мы так редко приезжаем сюда?
Похоже, Адель всегда чувствовала себя здесь, как дома. У неё было больше общего с семьей Адама, чем у него самого.
- Где Джозеф Эндрью?
- Спит перед обедом. Льюиса также ещё нет. У него какие-то дела.
Льюис был мужем Уилмы, он руководил страховой компанией, контрольный пакет акций которой принадлежал Кардуэлам.
- А кузен Генри позвонил и сказал, что сможет приехать только после обеда.
- Тогда у нас есть время выпить.
Они встретились с Уилмой у бара, расположенного возле столовой. Его тетя, дочь Джозефа Эндрью, была высокой женщиной с большим бюстом. Она излучала ледяное достоинство. Они поболтали о её семье; она пожаловалась на то, как трудно найти хорошего садовника. Ее общество всегда действовало успокаивающе; она проявляла интерес к пустякам.
Льюис прибыл с извинениями, и они отправились в столовую.
За обедом Алан сидел между Кларенсом и его старшей дочерью. Адель сидела напротив мужа между Эвереттом и Барри, сыновьями Кларенса - холеными юношами из колледжа, разговаривавшими на своем почти непонятном постороннему жаргоне.
Когда в столовой появилась согбенная фигура Джозефа Эндрью, Кларенс и его жена Рут встали и зааплодировали; остальные последовали их примеру. Старик добрался до своего места во главе стола и на мгновение замер возле стула. Его лицо было столь сморщенным, что оно казалось не отражающим никакие чувства.
- Приступайте к обеду, - сказал он. - Мы теряем время, а время - это деньги.
После трапезы слуга принес большую плетеную корзину с сотнями поздравительных телеграмм из разных стран мира. Члены семьи по очереди зачитывали телеграммы усохшему старику, который с ликованием выслушивал послания от ведущих бизнесменов, политиков, людей искусства, а также многочисленных благотворительных организаций.
Когда чтение телеграмм завершилось, молодежь отправилась смотреть предварительно отобранные видеокассеты, а Джозеф Эндрью повел остальных родственников в библиотеку. Усевшись в свое любимое кресло у камина, он накрыл колени пледом. Он напоминал древнего, сморщенного индейского вождя.
- Ну, Алан, как проходит кампания? - спросил дядя Кларенс.
Алан честно ответил, что положение неважное, и что особенно его осложняет миллионная взятка, полученная Полом Берри.
- Мы все знаем, что государственные чиновники коррумпированы - на то они и чиновники.
- Считается, что губернаторы не должны продаваться.
Губы Джозефа Эндрью сложились в морщинистый круг, словно он собирался проглотить ложку супа.
- Я покупал целые легислатуры, конгрессы, почти целые суды.
В тонком голосе звучало торжество.
- Тогда мы давали взятки золотом.
- Это было давно, дедушка.
- С тех пор ничего не изменилось.
- Абсолютно ничего, - сказал дядя Кларенс, посмотрев на старика с теплотой и одобрением.
На пороге появился Мокни.
- Кажется, прибыл мистер Бланкеншип, сэр.
Они увидели сквозь высокое окно, как на западную лужайку медленно опустился вертолет, шевеля мощным воздушным потоком листву деревьев; его белые и красные огни мигали в сумерках.
Через несколько минут худощавая фигура Бланкеншипа появилась в библиотеке. Он поморгал, неуверенно осмотрелся по сторонам, затем ответил застенчивой улыбкой на бурное приветствие Кларенса Кардуэла. Его тихий смущенный голос растворился в громогласном красноречии дяди Кларенса; все потянулись к Бланкеншипу, как металлические опилки - к магниту. Только Алан с Аделью остались стоять чуть поодаль.
- Генри выглядит хорошо, правда? - сказала Адель.
- Да, - ответил Алан. - По-моему, да.
Он чувствовал себя посторонним на тайном собрании. Его мать умерла в этом доме среди Кардуэлов. Вернувшись из Вьетнама, он застал рассеянную и сломленную женщину, тщетно пытающуюся привести в порядок свои эмоции. Говорили, что она пьет - почему нет, ведь она была из этих "сумасшедших Бойнтонов". Перед самой смертью, будучи не в силах произнести даже слово, она указала костлявым морщинистым пальцем на столик возле кровати. В ящике Алан нашел вырезку из газеты о его назначении членом комиссии по равенству прав. Он решил, что таким образом она советует ему продолжать общественную карьеру.
Генри Бланкеншип оставил группу родственников у камина и пересек комнату, чтобы поздороваться с ним - как ни странно, Алана это обрадовало; своеобразное обаяние кузина Генри проявлялось в способности пробуждать благодарность незначительными любезностями.
- Я рад, что тебе удалось прилететь, Генри, - сказал Алан. - Я знаю, как ты занят.
Вблизи худое умное лицо казалось хрупким - это впечатление усиливали толстые линзы очков. Во многих отношениях, подумал Алан, Генри - сын своей матери. Эми Кардуэл была бледной и бесплотной, как привидение, женщиной, которую часто приковывали к постели загадочные недомогания. В молодости хрупкая, но излучавшая какое-то недолгое сияние Эми очаровала Джорджа Бланкеншипа. Никто не знал, как ей это удалось. Возможно, свою роль сыграли её мягкость и изящество, или в Джордже пробудили страсть мысли о приданом.
Выражение лица кузина Генри вернуло Алана к теперешней беседе. О чем говорил Генри? Он как всегда вежливо объяснял, что пошел бы на любые жертвы, чтобы принять участие в праздновании дня рождения своего деда.
Легкое изменение тона обозначило конец ритуального ответа.
- Жаль, что мы так редко общаемся, Алан, - сказал Генри. - Однако я слежу за тобой. Думаю, ты славно потрудишься на посту губернатора этого штата.
- Если меня выберут.
- Выберут. Я в этом твердо уверен. Я поддержу тебя деньгами в любом необходимом размере.
- Я бы хотел, чтобы все было так просто.
