Герман Дилигенский - Социально-политическая психология
Еще важнее, что инструментальная потребность обладает свойством приобретать самостоятельный характер, относительную независимость от той, которую она «обслуживает». И, соответственно, оказывать собственное сильное воздействие на общественно–политическое поведение людей. В нашем случае потребность в сильном, властном государстве, даже если она увязывается со стремлением к реформам, создает массовую социально–психологическую базу для развития авторитарных тенденций в политической жизни. И напротив, потребность в самостоятельности экономических агентов нацеливает политическое поведение на освобождение от государственной опеки, на сокращение вмешательства государства в экономическую жизнь; и «работает», тем самым, на демократизацию общественно–политических порядков.
В дальнейших разделах этой главы нам еще неоднократно придется встретиться со взаимодействием мотивационных и познавательных процессов в общественно–политической психологии.
Абсолютная и относительная неудовлетворенность потребностей
Потребности физического существования людей всегда играли громадную роль в общественнополитической жизни. С самых ранних этапов человеческой истории они направляли активные действия массовых социальных групп, оказывали прямое или косвенное воздействие на внутреннюю и внешнюю политику государства. Войны и завоевания, революции и реформы, миграции и массовые социальные движения, законодательство, дипломатия и политическая конкуренция стимулируются различными потребностями и мотивами, но все они так или иначе увязываются с нуждами, которые люди испытывают в своей обыденной жизни.
Борьба за собственность — один из основных стимулов социальных конфликтов на протяжении нескольких тысячелетий — питается мотивом обладания, занимающим особое и самостоятельное место в человеческой психике. Но для тех, кто этой собственности не имел, он — всего лишь инструментальная потребность, ибо собственность нужна им для жизни. То же можно сказать о борьбе вокруг распределения доходов. А в новейшее время, когда на мировой арене возникло соперничество противоположных систем, в центре его оказалась проблема удовлетворения материальных потребностей людей. Коммунистической утопии всеобщего изобилия капитализм противопоставил рациональную программу своей трансформации в «государство благосостояния», основанную на использовании достижений научно–технической революции и рычагов государственного регулирования экономики.
Социально–психологические механизмы, «включающие» потребности физического существования в общественно–политическую жизнь, были рассмотрены выше на примере современного российского общества. Нельзя не видеть, что этот пример отражает достаточно неординарную ситуацию. Резкий инфляционный рост цен вкупе с общим углублением экономического кризиса вел к абсолютному снижению покупательной способности значительной части населения. В этих условиях субъективное восприятие возрастающей неудовлетворенности потребностей отражало объективный процесс. Летом 1993 г. 45% опрошенных ВЦИОМ заявили, что материальное положение их семьи ухудшилось за последние полгода; 41 — экономил на расходах на питание, 61% - на одежду и обувь[67].
Подобное совпадение объективной и субъективно–психологической неудовлетворенности (или удовлетворенности) потребностей — далеко не постоянное и не повсеместное явление. Во многих обществах люди из трудящихся классов веками влачили нищенское и полуголодное существование, воспринимая его как обычное и нормальное, по меньшей мере, как неизбежное. В других обществах острое недовольство уровнем своего дохода проявляли группы, которым не угрожали ни голод, ни дефицит одежды или жилья. Во всех этих случаях действуют не объективные физиологические или экономические, но социально–психологические факторы.
В психологическом смысле неудовлетворенность потребностей физического существования отнюдь не равнозначна неудовлетворенности физиологических нужд организма. Объем и состав благ и условий, образующих предмет этих потребностей, у человека обусловлен исторически и социально. Современный россиянин, которому недоступны чай или сахар, является и чувствует себя лишенным необходимого. Между тем наши не столь уж далекие предки даже не знали о существовании этих продуктов. Американец, у которого нет автомобиля, — несомненно, по меркам своего общества очень бедный человек, чего нельзя сказать о 80% не имеющих машины россиян.
Было бы, конечно, чудовищным утверждать, что нет принципиальной разницы между неудовлетворенными потребностями умирающего от голода африканского крестьянина и считающегося бедным, но сытого и одетого европейца или североамериканца. Тем не менее, факт остается фактом: необходимое социально и психологически может намного превосходить необходимое биологически. Над биологической «базой» потребностей физического существования строится, во–первых, сложная система инструментальных потребностей, обслуживающих витальные нужды (например, в транспорте, необходимом для переезда к местам трудовой и потребительской деятельности). Во–вторых, все конкретные блага, услуги и условия, которые удовлетворяют как первичные, собственно биологические, так и вторичные, инструментальные потребности определяются — в своих количественных и качественных параметрах — не только содержанием потребностей, но и социально–культурными нормами, стандартами потребления, на которые ориентируются данное общество или какая–то его часть.
Здесь у читателя может возникнуть вопрос: насколько оправдано выделение потребностей физического существования в особую группу, коль скоро в своих количественных и качественных параметрах они определяются не только витальными нуждами, но и социально–историческими факторами? На это можно ответить, что между потребностями различных типов вообще не существует непроходимых границ; ниже мы увидим примеры их переплетения и взаимодействия. К потребностям физического существования относятся такие, первичный источник которых восходит к нуждам воспроизводства человеческой жизни.
Откуда же берутся социальные стандарты потребления? Во многом их формируют культурные традиции, привычки, коренящиеся в истории данного общества, в природных условиях, в которых оно существует. Громадное воздействие на потребительские стандарты оказывает уровень технического и экономического развития общества, объем национального дохода и характер его распределения между различными социальными группами. Нас, однако, интересует не эта объективная технико–экономическая база потребления, но психологические условия и механизмы формирования и изменения стандартов, их превращения в социальные потребности, способные стимулировать действия людей в общественно–политической сфере. Говоря конкретнее, проблема состоит в том, когда, почему и как возникает такая неудовлетворенность потребностей физического существования, которая становится явлением макросоциального и политического значения.
Механизмы динамики потребностей
Один из возможных подходов к анализу проблемы разработан в опубликованном еще в 60–х годах исследовании английского социолога У. Рансимена «Относительная лишенность и социальная справедливость»[68]. Исходный постулат этой работы состоит в том, что представления людей о своем экономическом и социальном положении и уровень их недовольства или удовлетворенности этим положением не соответствуют их реальной ситуации. Субъективная неудовлетворенность выражает, по терминологии автора, не абсолютную, но относительную лишенность (deprivation), т.е. результат сравнения собственного положения с образцовой, «нормальной», ситуацией. Обычно за образец принимается ситуация определенной референтной (термин, применяемый в социальной психологии) группы (или группы соотнесения). В качестве таковой может выступать своя собственная группа, и тогда нынешняя ситуация сравнивается с ранее принятыми ею нормами (жизненного уровня, потребления и т.д.). Такую группу соотнесения Рансимен называет «нормативной». Или же люди сравнивают свое положение с ситуацией другой, известной им, по его терминологии, «компаративной» группы.
Вопрос о том, почему возникает, усиливается или ослабевает относительная лишенность, Рансимен исследовал на большом историческом и социологическом материале о социальных представлениях английских рабочих и служащих в 1918–1962 гг. Из его данных следует, что чувство относительной лишенности было особенно интенсивным у рабочих в конце первой мировой войны, в последующий же период оно в основном уменьшалось. В объяснении этой динамики у Рансимена большую роль играет понятие социальных ожиданий. В период первой мировой войны у рабочих усилились социальные контакты с другими слоями, распространилась надежда на улучшение экономического и социального положения рабочего класса в послевоенный период. Под влиянием этих факторов повысился уровень социальных ожиданий, усилилась тенденция выбирать в качестве референтной компаративную группу — служащих, вообще представителей средних слоев. В результате сравнения своего собственного реального положения с положением этих слоев у рабочих обострилось чувство социальной лишенности.
![Николай Саврасов - Люди Солнца[СИ]](/uploads/posts/books/107446/107446.jpg)
