Александр Данилин - Ключи к смыслу жизни
В одной прямой линии на стене, в одном звуке, в отражении одной свечи можно увидеть все содержание мира. Это дар, общий для гениальных врачей, музыкантов и художников.
Мы с вами тоже попробуем расслышать многообразие звуков вселенной.
Беседа седьмая
Чайковский и скука. Упражнения «Человек-паук», «Баранкин, будь человеком!» и «Незнайка на Луне». Способы решения задач и самоограничение
Что же все-таки предлагал своим ученикам Леонардо? Он пытался учить их одновременно двум способам поиска непривычного в привычном.
Первый способ — концентрация внимания, позволявшая проникнуть в глубину исследуемого образа. Концентрация на деталях образа, который изучает человек, позволяет наблюдателю открыть все более и более неожиданные его аспекты. Условно такой путь исследования образа можно назвать «дедуктивным». Изучая детали, человек может постичь общие свойства.
Второй способ и направление развития — тренировка воображения. Под воображением Леонардо имел в виду способность видеть удивительное в привычном. Деталь мироздания, которую человек считает отдельной и законченной «вещью в себе», воображение позволяет увидеть как часть мира — единого целого, замысла Творца. Любой предмет в воображении мастера становится кристаллом в пещере Фа Дзана. Воображение обеспечивает возможность прозревать Бога и Вселенную через предмет или человека. Этот метод можно было бы назвать «индуктивным», если оба способа в момент размышления не сливались бы в один.
Леонардо предостерегал учеников лишь от «середины», от нашего обыденного житейского отношения к миру и вещам, которые нас окружают: «Ты проникал за грань повседневности и только тогда мог создать что-то свое, свое огромное и необычайное».
Мне вспоминается гений Петра Ильича Чайковского — поскольку сохранилось множество свидетельств того, что приступы тоски в его жизни возникали тогда, когда он сталкивался с обыденностью.
Освальд Фейс в забытой книжке «Генеалогия и психология музыкантов» писал: «Организм Чайковского был как бы аккумулятором, в нем до какого-то предела накапливался заряд жизненных ощущений и впечатлений, потом следовал внезапный разряд: нервный ли припадок, мимолетный и быстро бесследно исчезавший, или же длительное острое нервное расстройство. Обычно все это совпадало с тягостными событиями, а порой и мелкими испытаниями чисто житейского порядка. Правда, могло по времени и не совпадать, а отзываться как бы на расстоянии. Ничего подобного не случалось с ним, когда он погружался в мир музыки».
Игорь Глебов, биограф Чайковского, писал: «Тоска вошла в его жизнь и стала доминирующим началом с момента поступления в 1850 году в училище правоведения, и все время его пребывания в этом училище и изучения юриспруденции эти приступы непрестанно продолжались. Тоска его была такого рода, что обращала на себя внимание даже посторонних».
Глебов вспоминает тяжелый психологический кризис Чайковского в 1861 году, когда ему был 21 год, — период мучительных сомнений и отчаяния, наступивший после лихорадочной погони за удовольствиями.
«Тоска, — пишет Глебов, — явилась сразу же за кульминационным пунктом праздной жизни и сопровождалась постоянным страхом смерти и чувством онемения конечностей. Будучи человеком невероятно чувствительным, Чайковский сам говорил о том, что приступы тоски чаще всего связаны с разочарованием в друзьях и в окружающих его людях. Но они моментально проходят, как только от жизни бытовой, обыденной Петр Ильич переходит к созданию музыки, даже тогда, когда заставляет себя делать это насильно».
Чайковский был одним из нас! Он был одним из тех людей, которые заболевают от всего, что мы считаем обыденным. Он был несчастен в своем браке и помышлял о самоубийстве, разочаровался в формальном светском общении, болел и страдал от необходимости заниматься правоведением, в конце концов!
Но, в отличие от нас, он, по крайней мере, осознавал, с чего начинается его страдание. А начиналось оно со столкновения с теми самыми жизненными схемами, которые мы считаем нормой существования и которые навязывают нам другие — наша группа, общество или религия. Эта болезнь мгновенно проходила, когда он становился собой и начинал писать музыку.
Чайковскому, как и другим гениям, общество, от которого он болел, вынесло приговор ненормальности. Кстати, его — семейного человека, как и Леонардо, упорно подозревают в гомосексуализме, и по похожим, если вдуматься, мотивам.
Но разница между Чайковским и нами только в осознании!
Что если творение музыки или других гениальных произведений человеческого ума и духа является нормой, а угрюмое следование элементарным жизненным правилам в погоне за благосостоянием — болезнью? Разве болезненная тоска и чувство бессмысленности бытия не стали постоянными спутниками нашей жизни?
Может быть, это происходит оттого, что мы, став взрослыми, забыли, как звучит музыка гениальности в наших душах?
Не больны ли мы — все поголовно?
Что же делает с нами обыденность?
Самым главным в том, что переживал Петр Ильич, было мучительное давление жизненных схем и ограничений. Как можно почувствовать способы ограничений, которые мы накладываем сами на себя?
Между прочим, Чайковский, особенно в юности, любил математические задачи. И не он один. Леонардо был великим математиком. Разумеется, очень любили составлять и придумывать задачи такой великий математик, как Льюис Кэрролл.
Давайте попробуем на примере такого рода задач научиться чувствовать различные зоны своих ограничений. Вот, например, одна почти математическая задача, часто применяемая в психологическом тестировании и многократно использованная в наших старых анекдотах.
Перед вами на некотором расстоянии свисают с потолка две веревки. Если взяться рукой за одну из них, вторую другой рукой вы достать не сможете. Ваша задача — связать обе веревки. Для выполнения задания у вас имеются следующие предметы: книжка-словарь, степлер (канцелярский прибор для скрепления листов бумаги), стакан, живая жаба и английская булавка. Каким образом можно связать веревки?
Еще одна логическая задача, связанная с анекдотом. Однажды Аня обратилась к своей подруге Наташе со словами: «Я услышала от Кати смешной анекдот», — и начинает его рассказывать, но Наташа в ответ сообщает ей, что уже знает его. Анна говорит: «Получается, Катя тебе его уже рассказывала?» — «Нет, — отвечает Наташа, — я никогда его раньше не слышала и не читала». Объясните, пожалуйста, как это могло случиться.
Классическая задача про муху: в 10 метрах друг от друга стоят два человека, они начинают двигаться навстречу друг другу очень медленным ровным шагом со скоростью 1 метр за 10 секунд. На носу одного из этих людей сидит муха. Как только они начинают двигаться, муха расправляет крылышки и перелетает на нос второго пешехода, а затем тут же назад, на нос первого, потом опять на нос второго. Скорость мухи = 1 м/с. Понятно, что протяженность ее перелетов постоянно сокращается, поскольку пешеходы сближаются. Какое расстояние пролетит муха, пока два носа не раздавят ее в лепешку?
Ну и наконец, простейшая математическая задача: напишите, пожалуйста, на листе бумаги 2 + 7 — 118 = 129. Как вы понимаете, это равенство неверно. Ваша задача — добавить одну прямую линию к любому из символов для того, чтобы получилось математически корректное выражение.
Эта загадка имеет не менее трех абсолютно разных решений. Найдите все три.
Просто для того, чтобы отдохнуть, или для того, чтобы легче было решать задачи, не только математические, но и жизненные, можно... поиграть с собственным воображением, то есть сделать упражнения Леонардо, предназначенные не только для художников.
Я предлагаю вам игры, которые могут помочь в решении задач. Если вы не сможете справиться с задачами или будете сомневаться в правильности своих решений, ответы можно будет сверить в конце следующей беседы.
Упражнение «Человек-паук»
Как ту же самую проблему, которая стоит сегодня перед вами, смог бы решить, ну, скажем, Человек-паук? Попробуйте себя почувствовать молодым человеком, умеющим выпускать паутину, но вместе с тем обладающим и мерой ответственности этого славного героя комиксов.
А как бы эту проблему решил Супермен?
А как бы решали эту проблему... лягушки, живущие в подмосковных лесах?
Да и вообще, как бы вы себя чувствовали, если были бы, ну, скажем, человекоподобными жителями одной из обитаемых планет созвездия Кассиопеи, нашими братьями по разуму?
Скорее всего, эти братья по разуму на нас вовсе не похожи. Попробуйте себе представить, что у вас не две руки, а четыре и три глаза, которые выдвигаются из орбит, как подзорные трубы, и умеют, как перископы, «заворачивать» назад и даже за угол. Ногу вас нет вообще, зато есть способности испускать из себя антигравитационные лучи, поэтому на стуле вы сейчас не сидите, а как бы слегка зависаете над ним...
