Джошуа Фоер - Эйнштейн гуляет по Луне
Принцип дворца памяти, продолжал он, состоит в том, чтобы использовать нашу хорошую пространственную память в целях структурирования и хранения информации, которую сравнительно трудно запомнить, поскольку она должна удерживаться в памяти в определенной последовательности, сложной для запоминания. В нашем случае это список дел Эда.
— Ты скоро поймешь, что, как невозможно забыть порядок комнат в доме, так же невозможно запутаться в том, что, как только я отыщу три хулахупа, трубку аквалангиста и устройство для изготовления сухого льда, мне нужно будет написать e-mail моей подруге Софии.
Самым важным было выбрать дворец памяти, который был бы мне очень хорошо знаком.
— Для первого дворца памяти я предлагаю взять дом, где ты вырос, ибо его ты должен очень хорошо знать, — сказал Эд. — Мы расположим предметы из моего списка дел один за другим на пути, который будет виться по дому твоего детства. Когда придет время вспомнить предметы из списка, тебе нужно будет всего лишь мысленно повторить этот путь. Есть надежда, что все предметы, которые ты запоминал, снова всплывут в памяти. Теперь скажи, ты вырос в бунгало?
— Скорее в двухэтажном кирпичном доме, — ответил я.
— А был ли там симпатичный почтовый ящик в конце подъездной дорожки?
— Нет, а что?
— Жаль, жаль. Он мог бы быть отличным отправным местом, к которому можно было бы привязать первый предмет из нашего списка дел. Но ничего. Начнем в начале подъездной дорожки. Теперь я хочу, чтобы ты закрыл глаза и попытался как можно четче представить себе большую банку маринованного чеснока, стоящую там, где должна была бы парковаться машина.
Я не совсем понимал, что это за предмет, который мне нужно было себе представить.
— А что такое маринованный чеснок? Это вроде английского деликатеса? — спросил я.
«Гмм, нет, это вроде закуски, которую берут с собой на выходные в горы, — улыбнулся он, снова с задорной улыбкой. — Теперь очень важно попытаться запомнить этот образ так, чтобы он рождал ассоциации, связанные с как можно большим количеством ощущений самого разного характера». Чем больше ассоциаций возникает в связи с кусочком информации, тем надежнее он вплетается в сеть вещей, которые вы уже знаете, и тем вернее он сохранится в памяти. Ш. подсознательно и вопреки своей воле превращал каждый звук, когда-либо достигавший его ушей, в сочетание цветов и запахов — автор «Риторики для Геренния» советовал своим читателям поступать точно так же со всеми образами, которые те желали запомнить.
«Очень важно тщательно обработать этот образ так, чтобы ты уделил ему как можно больше внимания, — продолжал Эд. — Вещи, которые захватывают наше внимание, лучше запоминаются. Но внимание — это не то, чего можно получить по своему хотению. Его нужно привлечь деталями. Обдуманный, притягательный, яркий образ в твоей голове более-менее гарантирует, что о нем останется устойчивое и надежное воспоминание в твоем мозгу. Так что попытайся представить себе вкусный запах маринованного чеснока и придай ему больше насыщенности. Представь, как пробуешь его на вкус. Позволь вкусовым ощущениям прокатиться по твоему языку. И не забудь убедиться, что проделываешь это все в начале твоей подъездной дорожки», Я понятия не имея, что такое маринованный чеснок и уж тем более не знал, какой он на вкус. Но тем не менее я представил себе большую банку этой штуки, горделиво стоящую в начале подъездной дорожки к дому родителей.
Советую читателям проделывать все одновременно со мной. Представьте банку маринованного чеснока в начале вашей подъездной дорожки. Если у вас нет подъездной дорожки, то представьте ее где-либо еще вне вашего дома. Попытайтесь как следует увидеть ее мысленным взором.)
— Теперь, когда ты нашел место для изображения маринованного чеснока и сопутствующих ощущений, мы пойдем к дому и возле входной двери визуализируем следующий предмет из нашего списка дел. Зернистый творог. Я хочу, чтобы ты закрыл глаза и представил огромную, размером с бассейн, коробку зернистого творога. Сделал?
— Вроде бы.
(А вы?)
— А теперь представь Клаудию Шиффер, плавающую в этой коробке зернистого творога. Я хочу, чтобы ты представил ее голой, с каплями молока на теле. Представляешь? Главное, не упускай ни одной детали.
«Риторика для Геренния» советует читателям создавать для дворца памяти образы смешные, непристойные и причудливые — чем более невероятные, тем лучше. «Когда в обыденной жизни мы сталкиваемся с вещами обычными и банальными, мы часто забываем их, потому что разум не увидел ничего нового или интересного. Но если мы увидим или услышим что-то выдающееся, постыдное, необычное, значительное, невероятное или смешное, это, скорее всего, мы запомним надолго».
Чем ярче образ, тем вернее он прилипнет к месту. Талантливый мнемоник, понял я, обладает способностью создавать такого рода образы на лету, рисовать в голове сцены настолько необычные и отличные от всего виденного прежде, что их просто невозможно забыть. И делать это очень быстро. Вот почему Тони Бьюзен твердит всем, кто соглашается его слушать, что чемпионат мира по запоминанию — это не столько тестирование памяти, сколько проверка воображения[53].
В формировании образов очень помогает наше пошлое мышление. Эволюция так запрограммировала наш мозг, что его преимущественно увлекают две вещи: шутки и секс. Особенно шутки о сексе (помните, чем Риа Перлман и Мануте Бол занимались на первой странице этой книги?). Это подтверждают даже труды о памяти, написанные в относительно целомудренные времена. Петр из Равенны, автор самого известного в XV в. учебника по запоминанию, сначала просит прощения у всех благопристойных и религиозных людей, а затем раскрывает «секрет, о котором я (из скромности) долгое время умалчивал. Если вы желаете запоминать быстрее, разместите на местах во дворце памяти изображения прекрасных девственниц: память необычно возбуждается образами женщин»[54].
Но, как я выяснил, лично меня совсем не вдохновила Клаудия Шиффер, плавающая в коробке зернистого творога. Нос и щеки жгло от ледяного ветра.
— Э-э, Эд… может, мы перенесем наш урок куда-нибудь в помещение? — спросил я. — Тут неподалеку есть Starbucks.
— Нет-нет. Холодный воздух полезен для мозга, — ответил он. — А теперь внимание! Мы только что вошли в твой дом. Я хочу, чтобы ты мысленно повернулся налево. В какую комнату мы теперь попадем? — спросил он.
— В гостиную. В ней стоит рояль.
— Отлично. Наш третий предмет — лосось, копченный на торфе. Давай представим где-нибудь под струнами рояля много дымящегося торфа. А на крышке инструмента — лосося, выловленного возле Гебридских островов. У-у-у! Чувствуешь запах? — он принюхался к холодному воздуху.
И снова я не знал, что такое лосось, копченный на торфе, но предполагал, что это некая разновидность копченой лососины, так что ее я и представил.
— Вкусно пахнет, — с закрытыми глазами произнес я.
(Если у вас дома нет рояля, просто положите копченного на торфе лосося куда-нибудь слева от входа.)
Следующим предметом в списке значились шесть бутылок белого вина, которые мы решили положить на запятнанный белый диван рядом с роялем.
«Теперь было бы хорошо очеловечить эти бутылки, — предложил Эд. — Живые объекты запоминаются лучше, чем неживые». Этот совет, как и многие другие, взялся из «Риторики для Геренния». Автор советует создавать образы «удивительной красоты или крайнего уродства», заставлять их двигаться и украшать их таким образом, чтобы сделать более неординарными. Можно «обезобразить их — запятнать кровью, запачкать грязью или заляпать красной краской» или же «прибавить что-нибудь смешное к нашим объектам».
— Можно представить, как марки вина обсуждают между собой, кто из них лучше, — предложил Эд, — Типа мистер Мерло говорит…
— Мерло, Джош, это не белое вино, — с изумленным смешком прерывал меня Эд. — Давай лучше вообразим, как шардоне бубнит оскорбления в адрес почвы, на которой произрастает совиньон блан, а рядом гевюрцтраминер[55] хихикает над расходами на производство рислинга… типа такого, Я подумал, что это достаточно веселая картина, чтобы задержаться в памяти. Но почему? Что делает шесть очеловеченных высокомерных бутылок более запоминающимися, чем слова «шесть бутылок вина»? Ну, во-первых, визуальное представление настолько абсурдной ситуации требует намного больше усилий, чем простое прочтение слов. Затратив столько умственных усилий, я сформировал между нейронами более стойкие связи, которые будут сохранять это воспоминание. Еще важнее то, что говорящие бутылки хорошо запоминаются благодаря своей необычности. Обычных бутылок белого вина я уже навидался достаточно, а вот говорящей не видел ни одной. Если бы я просто пытался запомнить слова «шесть бутылок вина», это воспоминание вскоре смешалось бы с воспоминаниями о других бутылках вина.
