Бор Стенвик - Все мы врём. Как ложь, жульничество и самообман делают нас людьми
Умение представлять несуществующее становится частью индивидуального сознания, поэтому необходимо признать, что у каждого из нас имеется целый арсенал подобных сценариев. Мы придумываем более или менее правдоподобные альтернативы благодаря нашей способности прогнозировать чужие мотивы. Такая придуманная действительность не является ложью, однако она неистинна.
Стайнер рассказывает, каким образом философы последних столетий пытались вывести законы истинных утверждений. Немало сил было потрачено и на обсуждение языковых головоломок — таких, например, как «нынешний король Франции лыс». Современные мыслители старались установить, являются ли подобные высказывания искажением истины. Гипотетические и фиктивные утверждения считаются отклонением. Однако, утверждает Стайнер, считать отклонением любое неистинное высказывание будет ошибкой, ведь язык действительно позволяет сказать все, что угодно.
Итак, неправды у нас в запасе намного больше, чем истинных фактов. И согласно Стайнеру, нам следует относиться к неправде более терпимо, перестать называть ее ложью и придумать особое название — например, другость. Ведь в действительности людьми нас делает именно способность рассуждать о несуществующих вещах. Животные тоже умеют вводить друг друга в заблуждение и утаивать информацию, но лишь человек способен воспроизводить альтернативные высказывания. Так, например, на вопрос «Где озеро?» можно ответить: «Сверни влево и пройди пятьдесят метров». А можно и сказать: «Не ходи туда, там полно скорпионов!»
По мнению Стайнера, корни нашей креативности, а следовательно, и нашей свободы, кроются в навыке создавать альтернативы. Мы можем представлять другую жизнь, не похожую на нашу собственную, и иное общество. Если истина лишь отражает действительность, ложь способна создавать новые возможности. Конечно, если утверждение неистинно, оно не всегда ложно — так, к примеру, фантазии и теоретические выкладки ложью назвать нельзя, потому что их целью не является ввести кого-либо в заблуждение. Тем не менее можно наверняка утверждать, что все это явления одного порядка. Сложно представить себе мир, в котором существуют фантазии, но не существует лжи, и наоборот. И едва ли нам самим понравился бы мир, начисто лишенный выдумки.
Правда и дипломатия
Английский дипломат Генри Уоттон сформулировал предназначение дипломатии следующим образом: «Посол — это честный человек, посылаемый за границу, чтобы лгать ради блага отечества». Более современные политики, такие как Черчилль и Рейган, тоже полагали, что порой ложь во внешней политике государства бывает просто необходима, а после Карибского кризиса Артур Сильвестер, одна из центральных фигур в администрации президента Кеннеди, сказал: «На мой взгляд, при угрозе атомной войны правительство имеет абсолютное право лгать ради собственного спасения».
Когда на карту поставлено благополучие многих стран и ни одно государство не соблюдает в полной мере международные законы, вовсе не удивительно, что дипломатические переговоры нередко считаются лживыми и неискренними. Пессимист Томас Гоббс был убежден, что принудить людей к честности может лишь властный авторитарный правитель. Той же точки зрения придерживался сперва и американский политолог, профессор Чикагского университета Джон Миршаймер. Обнаружив, что международный политический обман — явление малоизученное, он решил подробнее исследовать подобные виды лжи.
Над этим проектом Миршаймер работал с другими историками, которые сначала тоже не сомневались, что в истории найдется немало примеров политического обмана. Однако, к их общему изумлению, предположения не оправдались. Самое удивительное открытие, о котором Миршаймер рассказывает в книге «Почему правители лгут» (Why Leaders Lie, 2010), заключается в том, что на самом деле главы государств довольно редко обманывают друг друга.
Политические лидеры тоже относятся к своим зарубежным коллегам с определенной долей недоверия и нередко ставят честность друг друга под сомнение. «Доверяй, но проверяй», — сказал Рональд Рейган о международных переговорах. Миршаймер утверждает, что именно недоверие уменьшает количество лжи. Даже если одна сторона попытается солгать, маловероятно, что другая сторона примет эту ложь за чистую монету и не потребует доказательств. А чем крупнее ложь и важнее тема, тем сложнее бывает лгать — и тогда ложь становится невыгодной.
Больше всего политики врут в напряженные времена — достаточно вспомнить Хрущева, который в самый разгар холодной войны лгал о количестве ядерных боеголовок, которыми якобы владеет Советский Союз, или Джорджа Буша-старшего, уверявшего, что он хочет мирного разрешения иракской проблемы. Конечно, в истории существует множество примеров того, как политики утаивали информацию, вводили друг друга в заблуждение, блефовали и нарушали обещания. Однако все подобные случаи пассивной лжи Миршаймер считает обычными приемами честной политической игры. Каждому ясно, что политик использует лишь те факты, которые выгодны с точки зрения его политической программы. Это напоминает судебное заседание, в котором адвокаты стараются выставить своих клиентов в лучшем свете.
Политическую ложь бывает непросто отличить от обычной политики — все зависит от нашего восприятия. Поэтому чаще всего мы действительно считаем политиков лживыми, но в то же время сохраняем по отношению к ним определенную долю доверия.
Второе открытие Джона Миршаймера заключается в том, что политические лидеры чаще врут собственному народу, чем чужому. И если их политическая стратегия оказывается успешной, то вранье им легко прощают. Мы, как правило, надеемся, что наши политики станут врать только ради нашего же блага.
Терпимость к вранью и способность прощать его зависит от культуры. Хитрец, подобный Сильвио Берлускони, едва ли завоевал бы особую популярность в США или Норвегии, а вот итальянцы, напротив, восхищаются его изобретательностью: в Италии образ такого правителя имеет давние исторические традиции. Впрочем, мы и сами порой симпатизируем подобным политикам — достаточно вспомнить такие политические телесериалы, как «Президент», «Правительство» и «Карточный домик». Мало кто не приходит в восхищение, глядя на проделки их хитроумных героев, но мы всегда можем оправдать себя тем, что это всего лишь выдумки сценариста.
В большом обзоре, опубликованном в декабре 2013 года в журнале The New Republic (автор — Т. А. Франк), рассказывается о восьми высокобюджетных телесериалах, которые показывают сейчас в Вашингтоне, политическом сердце США. Все они обыгрывают образы лживых политиков, и каждая история якобы проливает свет на то, что на самом деле происходит на политической арене. Любители таких сериалов — те, кому кажется, будто официальные источники информации лишь отчасти раскрывают секреты войны против терроризма или подробности финансовых кризисов. В сериалах политическая действительность становится выгодным фоном для конспирологических теорий и сюжетных хитросплетений. Сценаристы могут беспрепятственно создавать вымышленную реальность, которая производит впечатление истинной.
Политические игры
Конечно, настоящие политики тоже нередко привлекают внимание публики. Книга «Это сделает вас умнее» (This Will Make You Smarter) представляет собой сборник академических статей; авторы излагают собственные аналитические концепции, которые, по их мнению, помогут читателям понять устройство мира. Большинство авторов руководствуются более или менее известными научными принципами, а вот экономист Эрик Вайнштейн прибегает к аналогии с рестлингом и употребляет, в частности, термин «кейфеб», который в рестлинге используется для обозначения блефа.
Изначально рестлинг ничем не отличался от других видов спорта и назывался catch wrestling. Однако матчи были чересчур затянутыми и однообразными, а внезапные атаки часто заканчивались травмами и увечьями. К счастью, организаторы вскоре придумали, как сделать матчи более захватывающими для зрителей и сократить риск травм для участников.
В начале XX века бойцы начали следовать определенным правилам, сходным с правилами театральной постановки, и у каждого участника появилось свое амплуа. Некоторым досталась роль честных и справедливых бойцов, а другим выпало играть «плохих парней». Такой поворот пришелся зрителям по вкусу. На ринге бойцы вели себя так, словно действительно были заклятыми врагами, а для убедительности им приходилось притворяться и в повседневной жизни. Рестлерам, известным своей враждой на ринге, запрещалось, например, показываться вместе в баре, даже если на самом деле они были лучшими друзьями. Когда по сценарию матча один из бойцов якобы ломал ногу, потом ему еще некоторое время следовало ходить в гипсе. Эта иллюзия и получила название кейфеб (kayfabe), что, вероятно, представляет собой сленговую интерпретацию выражения «be fake»[10].
