Луиджи Зойя - Созидание души
Теперь нам известно, что путешествие Телемаха символично: море, по которому оно совершается, – это свобода; корабль, на котором он плывет, – это опыт; на пути он не встретит отца, но обретет зрелость.
Утрата присущего Гомеру единстваКак уже говорилось выше, постоянной и существенной особенностью поэм Гомера является возвышенный тон изложения материала.
Эпические произведения относятся к исключительно аристократическому жанру, что проявляется в их психологии в еще большей мере, чем в действующих в них социальных классах. У Гомера все благородно и прекрасно: смех не менее, чем слезы; сочная еда и согревающее сердце вино; золотые драгоценности и несущее смерть бронзовое оружие; великодушные слова и умные уловки. Все имеет смысл, нет грубости и низости, ибо все служит высоким целям.
Это относится и к «Илиаде», даже если лежащая в ее основе мораль более жестока и примитивна, чем в «Одиссее». Упрямая ярость Ахиллеса нигде не переходит в пустую вульгарность, скорее он переходит в состояние, характеризуемое отсутствием сознания, которое скоро обратится в свою противоположность; это неустойчивость, требующая реализации своей судьбы. Гнев Ахиллеса – это инструмент, необходимый для того, чтобы контролировать дерзость Агамемнона, и превыше всего иного это фактор, необходимый для его собственного взросления. Страдания, которые испытывает Ахиллес, когда Гектор убивает его друга Патрокла, являются, в свою очередь, необходимым переживанием, позволяющим ему отказаться от своего высокомерного каприза и позабыть о ссоре с Агамемноном, которая побудила его отказаться от участия в сражениях. Теперь он может вернуться к битве и с полным правом отомстить Гектору за убийство Патрокла. Раскрывается полная значимость смерти Гектора, позволяющая Ахиллесу понять горе Приама и отказаться от другой формы чрезмерной гордыни. Наконец, вся цепь страданий служит обязательной прелюдией к следующей предсказанной смерти: смерти самого Ахиллеса. Повзрослев в процессе переживания всех событий, он полностью осознает свою судьбу и спешит ей навстречу. Он принимает принцип всеобщей справедливости, гласящий, что никто не может слишком долго занимать первое место; ему известно, что именно сильнейшие умирают раньше других.
Это архаическое повествование не режет слух аналитику-юнгианцу. Оно описывает путь, идя по которому индивид неизбежно приходит к тому, чего требует его природа и судьба, причем под природой и судьбой здесь следует понимать своего рода бессознательное намерение со стороны индивида.
Телеологический уклон повествования не просто заставляет нас узнавать в нем знакомые черты: мы узнаем этот мир, в котором зло не является злом полностью, поскольку его конечной целью является рост и трансформация (преобразование). Исследование механизмов, подкрепляющих этот процесс, наполняет их направляющим светом: мы оказываемся свидетелями поражения способов мышления, питающихся подозрениями или основывающихся на предубеждениях и предпосылках, в которых господствует идея о преобладании зла. Такое мышление загрязняет большую часть литературы, а также большую часть психологии. В качестве телеологического зла оно служит достижению определенной цели: оно ведет индивида к героическому преодолению ситуации, из которой нет иного выхода.
Хотя мы говорим о Гомере, нам неизвестно, говорим ли мы об одном, двух или более лицах. Возможно, что «Илиада» и «Одиссея» имели большое количество авторов. Однако культурное единство гомеровского эпоса не подлежит сомнению. В нем кратко описывается архаическая Греция и облагораживается вся древняя Эллада, поскольку следующие эпохи продолжали видеть в ней свой наиболее древний и основополагающий миф. Никакому иному эпосу, независимо от высоты поставленных целей, не удавалось так просто говорить о человеке, а не о специфическом обществе и специфическом типе человека, который обычно был воином. Достаточно посмотреть на гуманность, которой «Илиада» наделяет врага в лице Гектора (чувства и действия которого порой описываются даже как более возвышенные, чем чувства и действия греков), а затем сравнить ее с грубым описанием сарацинов в «Песни о Роланде», всегда представленных безнадежными злодеями.
Ни в одной из литератур не появлялись внезапно два столь сложных и одновременно столь полных произведения. В других литературах на начальном этапе их развития редко появлялись столь совершенные произведения: это достижение Древней Греции служит еще одним доказательством ее величия. В творениях Гомера содержится все, причем в неразрывном единстве: история и миф; боги и люди; материя и дух; этика и эстетика. «Илиада» и «Одиссея» являлись книгами, говорившими правду, и одновременно компендиумом, связывавшим все книги. Возможно, что такой кипящий избыток образов мог смутить слушателя, вызвать в нем чувство одиночества. Слушать человека, певшего стихи «Илиады» и «Одиссеи» и перебиравшего струны похожего на цитру музыкального инструмента (следует помнить, что их сочинили именно с такой целью, а совсем не для чтения), требовало концентрации объединившейся группы людей, сочетания того, что в наши дни воплощается в вечере в Доме культуры, общественном мероприятии, чтении стихов под звуки музыки (мелодекламации), обращении к патриотическим чувствам, проповеди и религиозной церемонии. Слушатели оказывались во власти сильнейшего потрясения. Узнавая о делах величественных предков, живших в незапамятные времена, они понимали, что живут в совершенно иных условиях, и могли только улавливать энергию некоторых эмоций, обретая вдохновение, но не получая четких указаний, надлежащего руководства к действию. Под влиянием таких стимулов у слушателей, возможно, не было иного выбора, как покоряться судьбе или же полностью принимать ускоренное взросление, которое в наши дни мы называем процессом индивидуации.
Эпос явился той силой, которая привела в движение весь колоссальный процесс прогрессивного накопления (как хронологически, так и в культурной перспективе) и обусловила рождение современного мира, продуктом которого является каждая наша идея и каждый жест, но о котором Гомер, как с уверенностью можно предположить, совершенно не думал.
Геродот, «изобретатель истории», утверждал, что облик и генеалогия богов, наряду с их многочисленными именами и атрибутами, были созданы исключительно Гомером и Гесиодом: было очевидно, что Гомер сделал нечто более значительное, чем просто сочинил сказку, в действительности он систематизировал все греческие верования55.
Платон был настолько глубоко убежден в том, что Гомер был «учителем Эллады», что это вызывало у него сильное смущение: в идеальном государстве, которое он сконструировал в соответствии со своими теориями – абстрактное мышление само по себе было великим греческим изобретением, появившимся в послегомеровскую эпоху, – он не мог найти подходящего места для сентиментальности и иррационализма эпоса: «…Гомер является величайшим поэтом и первым автором трагедий; однако мы остаемся тверды в своем убеждении, что гимны в честь богов и хвалебные песни в честь великих мужей – единственная поэзия, допустимая в нашем Государстве. Ибо если это правило будет нарушено, если мы дадим слово сладкогласной музе либо в эпосе, либо в лирических стихах, то править нашим Государством будут удовольствие и боль, а не закон и разум, которые, по общему мнению, всегда считались лучшим выбором»56.
К счастью, по прошествии тысячелетий мы можем сказать, что Гомер одержал победу над Платоном. Он оказался лучшим пророком. Это произошло благодаря тому, что его интересовал человек в целом, действующий прежде всего под влиянием глубоких эмоций, а не только на основе рациональных мыслей.
Таким образом, уже в Древней Греции произведения Гомера не только оказывали глубокое воздействие на уровень человеческого сознания, но и находились в центре дискуссий творческих умов. Их рождение положило начало творческому процессу, который никогда с тех пор не прекращался. В эпоху, предшествовавшую эпосу Гомера, культура развивалась рывками; так называемые темные века эллинизма (длившиеся примерно с XII по IX вв. до н. э.) стерли из памяти человечества прежние достижения и сохранили только названия таких блестящих цивилизаций, как микенская культура, существовавшая ранее на той же почве. Ее крепости еще стояли, но ничего не было известно об их создателях, о том, кем и для кого они были возведены; забытой оказалась и их письменность. Греки регрессировали, переселившись из дворцов в хижины, перейдя от письменной цивилизации к устной.
Однако примерно с начала VIII в/ до н. э. начался процесс, превративший западную культуру в культуру аккумулирующую, которая с тех пор и по настоящее время продолжает копить и сохранять свои достижения. (По сравнению с темными веками эллинизма темные, или средние, века Европы явили миру значительно меньшую регрессию, поскольку европейская культура не прекратила развиваться, она просто на несколько столетий переместилась к арабам.) Учитывая, что большинство ученых считают VIII в. до н. э. временем, в течение которого поэмы Гомера приняли свою окончательную форму, мы можем заключить, что их автор (или авторы), быть может, не сознавая этого, сыграл (или сыграли) важнейшую роль в формировании «пайдейи», явившейся свидетелем всех культурных достижений последующих столетий. Гомер подготовил почву, на которой предстояло развиваться всей греческой культуре – об этом можно также сказать, что он сыграл роль терапевта архаической группы, – и это объясняет, почему и в наши дни поэмы раскрывают свою сущность уже с начальных строк, а не по завершении их чтения. Даже Платон, критически относившийся к Гомеру, считал его основоположником греческой трагедии («Republic», 595 ff.)57.
