Андрей Юревич - Психология социальных явлений
Кризис второго из выделенных нами элементов поддержания нравственности в нашем обществе – системы трансляции нравственных принципов с социального на индивидуальный уровень – очень отчетливо проявляется также в состоянии ключевых институтов моральной социализации, к числу которых принято относить семью и образовательные учреждения (Гулевич, 2010), а также «улицу» и средства массовой информации. Здесь следует подчеркнуть три основные тенденции: во-первых, атрофию некоторых институтов, например, общественных организаций советского времени; во-вторых, изменение относительной влиятельности существующих институтов, в частности, снижение авторитета школы и рост влияния СМИ; в-третьих, изменение их функций. «Традиционные институты социализации (семья, школа, учреждения профессионального образования, учреждения дополнительного образования, трудовые коллективы) утрачивают свое влияние. Образовавшиеся пробелы восполняются легкодоступными носителями информационного продукта, например, средствами массовой информации», – пишут С. К. Бондырева, Г. В. Безюлева и Д. В. Сочивко (Бондырева и др., 2010, с. 265). При этом, как отмечает В. А. Соснин, «значительные возможности влияния средств массовой коммуникации на массовую аудиторию обусловливаются тем обстоятельством, что их содержанием охватывается весь спектр психологического воздействия в диапазоне от информирования, обучения, убеждения до манипуляции» (Соснин, 2010, с. 327).
Налицо также выхолащивание воспитательных функций некоторых институтов моральной социализации, что связано, в частности, с описанной выше псевдолиберальной идеологией. Так, ее адепты, в начале 1990-х годов занесенные волной либеральных реформ в органы управления отечественной системой образования, официально провозгласили отказ от выполнения нашей школой воспитательной функции и превращение ее в сервисную структуру по «оказанию образовательных услуг населению». Тем самым был изъят заложенный еще А. С. Макаренко краеугольный камень отечественной системы образования – единство обучения и воспитания.
Аналогичный «захват власти» псевдолибералами произошел в таком институте социализации, как СМИ, прежде всего на телевидении, влияние которого на нашу нравственность вынуждает отечественные законодательные органы настойчиво искать пути противодействия ему. Ударный аргумент псевдолибералов в дискуссии со сторонниками ограничений – «Не хочешь – не смотри» – служит лишь очередным свидетельством несостоятельности их идеологем: если последовательно продолжить эту логику, то следует выдвинуть возражения против запрета продажи наркотиков («Не хочешь – не покупай») и т. п. В данном случае вновь проявляется связь второго уровня системы поддержания (а также разрушения) нравственности общества с первым – трансляции моральных принципов на уровень индивидуальной нравственности с их продуцированием и распространением в обществе. Кризис на одном уровне неизбежно продолжается в кризисе на другом.
Понуждение к соблюдению нравственных норм
Отчетливо выражен кризис и третьего уровня системы поддержания нравственности – уровня понуждения наших сограждан к соблюдению основополагающих нравственных принципов. Здесь тоже очевидна связь с общей идеологией, в частности, с обсуждавшейся выше «либералогемой», согласно которой «запреты неэффективны», а также с псевдолиберальными идеями о том, что человек должен быть во всем свободен и принуждать его ни к чему нельзя. В этом же ряду находится и либералогема «можно все, что не запрещено законом», означающая, что человек имеет право нарушать нравственные принципы, если он при этом не нарушает законы, и принуждать его к их соблюдению – противозаконно. Против этого трудно возразить, однако любое общество стремится придать основополагающим нравственным принципам статус законов[42], а в тех областях нравственного поведения, которые не регулируются законами, применяются нравственные же меры воздействия, которые могут быть не менее жесткими, чем законы. Так, некоторые китайские чиновники, осужденные за коррупцию, выдержав законодательное наказание, отсидев назначенные им сроки, затем, выйдя на свободу, кончили жизнь самоубийством: «потеря лица» очень существенна для китайской культуры. Уместно вспомнить здесь и то, каким жесткими были «меры морального воздействия» в советском обществе, – в частности, что означало для человека исключение из партии или из комсомола. Понуждение к исполнению нравственных норм особенно актуально в условиях, когда значительная часть населения находится на первой стадии морального развития, по Л. Колбергу, соблюдая их лишь под страхом наказания. Естественно, куда более желателен переход на третью стадию, на которой гражданами добровольно исполняются эти нормы, или хотя бы на вторую, где это происходит из конформности. Соответствующие меры по повышению уровня нравственной социализации тоже необходимо практиковать. Это – т. н. «мягкое» моральное воздействие через систему образования и воспитания. Однако к отказу от существования принуждения современное общество, особенно наше, российское, вопреки псевдолиберальным мифам, пока не готово, и эффективность системы поддержания нравственности во многом зависит от эффективности принуждения к соблюдению ее основ.
Принуждение в демократическом обществе чаще всего выступает в виде самопринуждения, накладывания личностью добровольных ограничений на свою свободу. Поэтому, как пишут Г. Нуннер-Винклер и В. Эдельштейн, в современном мире «социальный контроль теряет силу, а главным условием функционирования социальных систем становится самоконтроль» (Nunner-Winkler, Edelstein, 2005, p. 5). Здесь вновь актуализируется общеидеологический уровень представлений о нравственности и торжествует либеральная мысль о том, каким должен быть социальный контроль в современном мире – не насильственным и реализуемым над человеком извне, а добровольным и самостоятельно осуществляемым им над собой. Но одновременно проявляется и описанное выше отличие подлинного либерализма от псевдолиберализма. Если первый, в отличие от консерватизма, настаивает, что человеку можно доверять и, соответственно, можно доверить ему самому контроль над своим поведением, то второй, в его наиболее радикальных вариантах, призывает к тому, что контроль над человеком вообще не нужен – ни во внешней, внеличностной, ни во внутренней, внутриличностной, форме.
При всей абсурдности этой идеи она очень популярна в некоторых слоях современного российского общества, что в том или ином виде регулярно проявляется в общественных настроениях по поводу наиболее вопиющих нарушений морали.
Вообще ослабление социального контроля над индивидами – и во внешней, и во внутренней форме – является одним из главных маркеров тех социально-психологических изменений, которые наше общество переживает с конца 1980-х годов, причем многие, и отнюдь не только псевдолибералы, воспринимают это ослабление с восхищением, именно в нем видя путь к свободе и демократии. При этом допускается очередная ошибка, основанная на непонимании того, что истинная и единственно возможная свобода – не утопичная и безответственная, а та свобода, которую общество может себе позволить. Она предполагает не полное снятие социального контроля над личностью, а лишь его интериоризацию, перевод из внешней во внутриличностную форму.
Из самых разнообразных видов контроля наибольшее ослабление за годы наших реформ претерпел нравственный контроль – контроль над соблюдением нравственных принципов, что неудивительно в условиях широкой пропаганды принципа «можно все, что не запрещено законом». Поучительным примером служит то, что вопиющие случаи безнравственного поведения наблюдаются не только в частной жизни наших сограждан, где контроль над ними со стороны общества сведен к минимуму, но и в их публичной активности, причем и в активности членов общества, которая наиболее публична, будучи связанной с органами государственной власти, со средствами массовой информации и т. п. СМИ регулярно поставляет зрителям примеры полного отсутствия морального контроля там, где он, казалось бы, должен носить очень строгие формы, переходя в правовой контроль. Рефлексируя над подобными случаями, трудно не заметить, во-первых, их полную публичность – подобное происходит у всех на виду, во-вторых, то, что они преподносятся как норма, а не исключение. Складывается впечатление, что нормой нашей жизни стало отсутствие нравственного контроля даже в абсолютно публичных ситуациях и даже там, куда достает око центральной власти, не говоря уж о гораздо более значительном пласте жизни, скрытом от этого ока.
Ослабление внешнего контроля не было бы разрушительным для общества, если бы компенсировалось внутриличностным контролем, в соответствии с обрисованной выше либеральной схемой. Однако ослабление социального контроля не только не компенсируется самоконтролем граждан, но, напротив, сопровождается его ослаблением, возведенным в некоторых, особенно молодежных, социальных слоях в культ «отвязности» – от социальных норм и правил. Характерный пример ослабления нравственного самоконтроля – бытовая развязность в форме, например, попрания вроде бы не слишком существенных нравственных норм (мат в общественных местах, плевки и бросание окурков на тротуар, вызывающие позы в общественном транспорте, демонстрирующие неуважение к окружающим и т. п.).
