Антонио Менегетти - Онтопсихология: практика и метафизика психотерапии
Посредством сновидения бессознательное указывает субъекту на то, как обстоят его дела, демонстрируя целостную картину ситуации в данный момент. Однако необходимо уметь отличать настоящие сны от фальшивых. Когда человек болен или находится не в очень хорошем состоянии, любое сновидение реально отражает его ситуацию, т. е. сны совпадают с реальностью его жизни. Но если человек в своем благополучии поднялся выше среднего уровня, ему могут сниться фальшивые сны, т. е. возникающие в сновидении образы не совпадают с реальностью.
Фальшивые сны являются проективным вмешательством монитора отклонения[11], который прокручивает свою «пленку» на основе рефлективной матрицы[12] индивида. Помимо того, что фальшивое сновидение не соответствует реальности, его можно узнать по отсутствию семантики, действия. Такое сновидение следует отбросить, не раздумывая, чтобы предотвратить перезагрузку его содержимого.
Когда человек обретает внутреннее благополучие, обман в сновидениях становится частым гостем. Это можно объяснить тем фактом, что на данный момент монитор отклонения не может быть полностью устранен: его можно лишь нейтрализовать. Цель монитора отклонения состоит в том, чтобы ни один человек не смог достигнуть целостного самосознания: сновидение может указать данную цель программирования монитором отклонения. Случается еще и так, что человеку в состоянии экзистенциального роста или сознанию, приближающемуся к собственным горизонтам, в определенный момент начинает противостоять генеральный монитор отклонения[13], который с помощью большого количества людей, даже целого коллектива, запускает серию помех для воспрепятствования процессу продвижения по пути познания[14]. Необходима постоянная бдительность, особенно ночью, поэтому главное – контролировать сновидения, фантазии, чтобы гарантировать собственную безопасность и значимость.
Глава 2
Аспекты «Сверх-Я» в психологии зрелых родителей[15]
Все мы склонны видеть в «Сверх-Я» то, что в каждом из нас фиксируют родители. И это вполне естественно. Я же намерен раскрыть аргумент, касающийся той типологии «Сверх-Я», которую вносит зрелый родитель.
Онтопсихологическая школа рассматривает «Сверх-Я» Фрейда как одну из феноменологий монитора отклонения, поскольку не воспитание как таковое его фиксирует. «Сверх-Я» становится характеризующим и обуславливающим, будучи лишь одним из выражений монитора отклонения[16].
Здесь я мог бы привести много примеров Анализируя людей, обращенных в религию, я заметил полное отсутствие у них комплекса вины[17], так как одну религию заменила другая. И наоборот, все ушедшие из религии несли в себе осадок комплекса вины.
Посредством религиозной идеи монитор отклонения становится богом: как только механизм активизируется во имя славы Господа, он обретает верховную власть, способную воздействовать на все что угодно. Наряду с этим я заметил изменчивость «Сверх-Я» в разных религиях.
Попробуйте теперь внимательно проанализировать отношения с вашими детьми (профессор Менегетти обращается к присутствующим родителям).
Профессор (П.): «Ты никогда не замечал, как работает твой ум, когда ты размышляешь о некоторых жизненных моментах, относящихся к делам или учебе, и как все меняется, едва ты начинаешь говорить со своими детьми о какой-либо проблеме?».
Слушатель (С.): «В то время как в делах и в отношениях с другими у меня нет проблем, в отношениях с собственными детьми я не чувствую себя свободным, как будто в них присутствует что-то жесткое, фиксированное».
П.: «Следовательно, здесь как будто имеются точки неприкосновенности, которые тебе не следует оспаривать: это так, и все. Тогда как рационально ты чувствуешь, что можешь всего касаться и все обсуждать, а значит, управляешь ситуацией (я сейчас говорю о глубокой внутрисущностной рациональности), с собственными детьми ты ощущаешь какое-то невидимое препятствие.
В сущности, такой вид блокировки, стойкого сопротивления означает, что ты этого не можешь и не должен касаться. Здесь ребенок как будто обладает верховной властью, превалирующей даже над твоей. Ведь как бы то ни было, ты – “этот” отец, “эта” мать.
Когда ребенок с тобой спорит, в этом есть нечто, о чем ты не имеешь права судить свободно, а потому обязан выслушивать его определенным образом».
С.: «Сравнивая с тем, что было несколько лет назад, базовым императивом тогда было “они не должны страдать”».
П.: «Этот тип страдания связан с чем-нибудь?».
С.: «С моим потенциалом».
П.: «Порыв “Сверх-Я” связан с твоей внутренней значимостью. Это другой бог внутри тебя. Только первичный принцип может удостоверяться как другой абсолют в высшей эгоистичности отдельно взятого индивида».
Малолетний ребенок, еще ни в чем не проявивший себя взрослым, обеспечивается дарованной ему устроенностью жизни взрослого родителя: это вредно как для детей, так и для родителей.
При беспристрастном анализе ситуации мне становится жаль моих дочерей, живущих в достатке: поскольку я богат, то не могу воспитывать их так, как мне бы того хотелось, потому что окажусь непонятым обществом. Я – момент прибытия, тогда как они – точки отправления перед лицом жизни.
Я уже знаю, что, если ничего не случится, они окажутся неполноценными, столкнувшись с постоянной чуждостью жизни, и знаю, что не могу предложить им способ борьбы на их собственном пути. Практически, создавая тыл определенного потенциала и силы, я заставляю их преодолевать бесконечные экзамены существования. Перед лицом жизненной задачи и по исторической необходимости я не могу дать им максимум воспитания.
Система обучает таких детей, как удовлетворять маленькие интересы, как шантажировать родителей, чтобы получить еще на десять евро больше, еще одну вещь из одежды, еще одну неделю каникул и так далее, но тем самым они «мониторизируются», усиливают монитор отклонения, используя “ipse dixit”[18] от “deus ex machina”[19], и не знают, что этим они «цементируются» него. Действуя таким образом, они достигают сиюминутного успеха, но потом оказываются жестко, окончательно структурированными.
Для большинства свободных взрослых максимальную опасность представляет именно «Сверх-Я» детей, поскольку преодолеть его наиболее трудно. С биологической точки зрения я могу принять на себя любую роль, но на метафизическом уровне существует только одна душа, и нет ни сына, ни отца, ни матери, ни сестры, ни жены, ни любовника: ты один. Поскольку существует «Сверх-Я» такого типа, то необходимо лишить собственных детей помощи входа в метафизическое.
Бесполезно приводить эти доводы детям. Понятно, что в этом случае они могут прибегнуть к огромному шантажу. Я рад, что, по крайней мере, смог подвести вас к осознанию этой проблемы. Давайте будем помнить, что насколько им удается шантажировать нас, настолько они усредняют самих себя, а мы, в свою очередь, разжигаем худший тип «Сверх-Я». Нам нет равных в борьбе с гигантами, но перед лицом бабочек мы позволяем связать свой разум. Важно это знать. Мы не можем претендовать на понимание детей: они желают иметь материальные блага. Главное заключается в том, что, потакая «Сверх-Я» такого типа, мы неизменно портим наших детей, а сами остаемся неполноценными перед лицом целостного дела рациональности жизни.
Существует, однако, и другой вид шантажа. Ребенок может вам сказать: «Если ты мне это не дашь, я уйду». И он уходит, но куда? Может произойти несчастный случай, может возникнуть проблема с наркотиками, поэтому родитель думает: «У него был дом, полный добра, а я, из-за того, что хотел прослыть великим моралистом, потерял ребенка».
А за внутренней проблемой уже стоит обвинение всего общества. Тогда стоит ли рисковать? Проблема открыта. Продолжайте поступать так, как делаете сейчас. Важно знать об этом и параллельно развивать двойную мораль[20]: ты знаешь, что там связан, но оставайся при этом свободным внутри, спасая свой сокровенный внутренний мир, и тогда впоследствии это позволит тебе быть точным в социальной системе.
Таким образом, речь идет не о классическом «Сверх-Я» «родители – дети», а об определенном типе «Сверх-Я», намного более утонченном, закрепощающем тех родителей, которые являются истинными учителями жизни.
Главное, что именно дети – сын или дочь – должны подойти к пониманию великого ума родителя. Выбор должен сделать сам ребенок, сказав себе: «Мне повезло иметь такого отца; я буду его использовать, стараясь не злоупотреблять». И, став взрослым, он должен будет пройти психотерапию аутентификации, так как перед лицом трансцендентного становления каждый из нас одинок.
Родитель одинок перед лицом своего метафизического, но то же относится и к ребенку. Я обеспокоен тем, что для таких детей существует риск двух типов: 1) они не формируются в абсолютности жизни; 2) они мониторизируются. И всякий раз когда эти дети пускаются в рассуждения о родителях, по большей части они уже захвачены монитором отклонения.
