Теренс Маккенна - Истые Галлюцинации
- Да, ты прав, - ответил я. - Только впереди у нас темный лес. Сначала Иное показалось нам таким доступным - сам знаешь, новичкам часто везет. Это все гриб или гриб вместе с дымом аяхуаски - трудно сказать наверняка. Слишком много переменных. Да к тому же еще столько совпадений.
- То-то и оно. Я чувствую, нас ждет что-то потрясающее. Остается только пристально наблюдать за своей буйной фантазией и не проворонить того, что развивается. Добрый старый метод Юнга - только и всего.
- Да, - согласился я, - в идеале все это можно было бы довести до такого момента, когда можно будет поставить какой-то опыт, чтобы проверить подлинность этого эффекта.
Мне припомнился эпизод в книге "Учение дона Хуана", когда пейотный человечек, Мескалито, поворачивает руку ладонью вверх, и на ней Карлос Кастанеда видит случай из своего прошлого.
Если этот феномен действительно существует в природе, то, быть может, суть его вот в чем: образуется очень тонкая чувствительная пленка жидкости, связывающей нас с иными измерениями и способной улавливать мысленные образы. И когда вы в нее смотрите, возникает совершенно обратная связь. Жидкость становится зеркалом, в котором отражается не ваш физический облик, а мша внутренняя сущность. Разумеется, все это одни рассуждения. Существует ли такая жидкость на самом деле? Или это всего лишь галлюцинация? Кто, спрашивается, может в такое поверить?
У Денниса возникло твердое убеждение, что это как-то связано со звуком, что возможно либо стабилизировать такое вещество, либо вызывать его появление, каким-то образом изменяя свой голос-Идея странная и шаткая, поскольку ее можно экстраполировать до бесконечности: ведь что бы это ни было, оно состоит из того же материала, что и само воображение. Если ограничить это вещество тремя измерениями, оно может быть чем угодно, и все же фиолетовая эктоплазменная мыслежидкость должна существовать только в четвертом измерении. Можно предположить, что, пробив иное измерение, можно заставить эту жидкость, кипя, выливаться наружу. Одним словом, болтовня для умников. Глупейший словесный понос.
Он долго и вдохновенно распространялся на эту тему. Я был в восторге. ЕГО идеи казались мне замечательными. Я ощущал, что из триптаминового океана в наши сети попалась еще одна идея. Только - что с ней делать? вот в чем вопрос.
Вспоминая об этом теперь, столько всего узнав за прошедшие двадцать лет, трудно с уверенностью сказать, во что именно мы верили тогда, в Ла Чоррере, какого уровня понимания достигли в ту пору. Нами владели легкость и восторг - первые навеянные грибами переживания s этом дивном уединенном месте привели нас в состояние плавно нарастающей эйфории. Счастливое это было время. Нас подстегивала перспектива скорой разгадки Тайны - так мы тогда называли весь спектр эффектов, входящих в вызываемый триптамином экстаз, - да еще в обстоятельствах, столь близких к идеальным. Вот что стало компасом и кораблем в наших поисках; ажурные топологии галактических ульев в диметилтриптаминовом забытье, то переплетение дешевой болтовни и формальной математики, где желания превращаются в коней, и все пускаются вскачь. Нам не была чужда мысль об Ином, но она представала перед нами только в виде мимолетных проблесков, в облике lux natura, лучей духовности, пробивающихся из глубин органической природы. В то время мы были поклонниками Богини, но еще не стали ее возлюбленными.
Мне кажется, все члены нашей маленькой экспедиции ощущали, что вокруг нас что-то открывается, что время растягивается и мы медленно кружимся в расширяющемся зеленом мире, пульсирующем странной, почти эротической жизнью, который окружал нас на тысячи миль. Джунгли как разум, висящая в космосе планета как разум - образы упорядоченности и разумной организации, толпясь, подступали со всех сторон. Какими же мы были маленькими, как мало знали и как неуемно гордились тем, что знали, ощущая себя сродни посланцам человечества, встретившим нечто неведомое, Иное, нечто такое, что с самого начала находилось на грани человеческого восприятия. В эти первые дни, проведенные в Ла Чоррере, к нашему задору примешивалось какое-то гордое и надменное величие.
Следующий день, первого марта, прошел без особых событий. Деннис корпел над своим дневником. Я ловил насекомых. Ванесса фотографировала окрестности миссии. Вечером мы все опять собрались вместе у гребня холма, где стояло наше маленькое жилище. Мы с Ив сидели рядом, глядя на озеро, в безмолвном согласии друг с другом и рекой.
Первой заметила неладное Ив. Озеро пониже чорро белело хлопьями пены, которую взбивал поток воды, низвергающийся сквозь узкое русло. Плавающие на бурной воде хлопья отмечали течение реки, которая впадала в озеро и вытекала из него с противоположной стороны. Именно это привлекло внимание Ив. Понаблюдав за поверхностью воды несколько минут, она заметила, что в движение крапчатой поверхности у дальнего берега озера внезапно вкралась перемена: вода там как будто застыла. Вот именно - просто остановилась. Поверхность казалась заледеневшей, и в то же время другая половина реки продолжала течь как ни в чем не бывало.
Из хижины вызвали Денниса и Ванессу, и они согласились, что эффект удивительный. Когда они стали гадать о причинах, было ли тому виной время дня, освещение, оптическая иллюзия или что-то другое, я ушел: все во мне противилось их доводам. Как только высказывалась очередная догадка, у меня возникала глубокая внутренняя уверенность, что ситуация развивается именно так, как ей надлежит развиваться, и каждый играет роль, отведенную ему, причем делает это безупречно.
Такое состояние спокойного, всепонимающего смирения было для меня чем-то новым. Возможно, оно усилилось под влиянием съеденных грибов, но проявляться начало раньше, во время месячного пребывания в Колумбии, предшествовавшего нашему походу в джунгли. Еще несколько недель назад я бы принял участие в этом споре, теперь же предоставил ему развиваться своим чередом. Проходя по берегу, я искал места, где бы присесть: Деннис дал мне прочитать выдержку из своего дневника за тот день. 1 марта 1971 года
Вчера вечером, съев один гриб и покурив травы, я снова вызвал тот феномен. Переживание почти полностью совпало с тем, которое было у меня в первый раз: вздымающаяся, пульсирующая волна гортанного гудения, которое стремительно усиливалось и набирало сокрушительную энергию по мере того, как я его издавал. Я мог бы продлить этот звук и дальше, за пределы краткого всплеска, но не стал - из-за энергии. Уверен, что скоро смогу вызывать этот звук, совсем не прибегая к триптамину или каким бы то ни было другим веществам. С каждым разом включаться становится все легче, и теперь я чувствую, что смогу воспроизвести его в любое время. Совершенно ясно, что звук представляет собой обучаемое действие, которое вызывается и стимулируется триптаминами, но, если его понять и освоить, можно обойтись и без триптаминов. До сих пор нам удалось установить наличие своеобразного голосового феномена у двух индивидуумов, поставленных в сходные экспериментальные условия. Теперь нужно попытаться выяснить, что же представляет собой данный феномен. Необходимо провести эксперименты со звуком и, базируясь на их результатах, вывести теории, которые помогут нам понять процесс в действии. Теренс экспериментирует с этими звуками гораздо дольше, чем кто-то другой (насколько мне известно, единственный, кроме него, - я сам), и ему уже удалось обнаружить кое-что интересное.
Нечто вроде того, что обычно невидимая синтаксическая паутина, удерживающая вместе и язык, и весь мир, может отвердеть или изменить свой онтологический статус и стать видимой. Похоже, и вправду существует некое параллельное измерение мысли, где все состоит из видимой речи, что-то вроде соседнего мирка, населенного эльфами, которые сами воспевают себя в жизнь и приглашают всех встречных последовать их примеру.
Он описывает состояние, вызываемое ДМТ, в котором возможны продолжительные всплески такой звуковой энергии, когда видишь, как звуковые уровни уплотняются и в конце концов материализуются, превращаясь в крошечных существ, похожих на заводных гномов, сделанных из материала, напоминающего стеклянистую пену, которая изливается из тела, рта и половых органов в течение всего времени, пока длится звук. Она пузырится, фосфоресцирует и не поддается описанию. Перед ней языковая метафора беспомощна, ибо на самом деле вещество это представляет собой запредельную для языка материю. Это речь, но состоит она не из слов; это речь, которая становится и является тем, о чем говорит. Она суть более совершенный первичный Логос. Мы убеждены, что, экспериментируя с этими голосовыми феноменами -при воздействии психоделиков и без них, - можно будет постичь транслингвистическую материю и использовать ее для достижения любой реальности, ибо произнести что-либо таким голосом - значит заставить это случиться!
