Робин Скиннер - СЕМЬЯ И КАК В НЕЙ УЦЕЛЕТЬ
Джон. Вы хотите сказать, что в отношении других людей мысленная карта этого ребенка останется такой же, как при самом его рождении?
Робин. Да, он один занимает все пространство. Он ─ всеедин. Это безумно трудно выразить.
Джон. Это безумие.
Робин. Одно из его обличий. Крайний случай «выключенности» в раннем возрасте получил название «аутизма». Каннер, детский психиатр, впервые описавший этот синдром, указывал, что, как правило, родители детей с синдромом аутизма ─ люди чрезвычайно образованные, «сверхразумные», живущие головой: в «заоблачье» идей, абстракций... мало подверженные эмоциям. Иными словами, люди, которым сложнее, чем другим, справиться с сумятицей чувств, возникающей при попытке проникнуть в мир ребенка. Сегодня, однако, широко распространено мнение, что в самом ребенке может крыться некая аномалия, препятствующая появлению соответствующих реакций на родительскую заботу. Где истина, пока неясно. К счастью, этот случай в практике очень редкий. Впрочем, однажды мы столкнулись с целым рядом близких описанному случаев. Речь о детях недавних иммигрантов. Когда и отец, и мать вынуждены работать, ребенок оставлен на приходящую няньку, она его покормит, но не «насытит» вниманием.
Джон. И как же дети с синдромом аутизма выглядят? Как ведут себя?
Робин. Больше всего поражает их полная неспособность к общению, к той игре «ты мне ─ я тебе», которую я упоминал. О таких обычно говорят: «отключенные», «в раковине», «живут в своем собственном мире». В их присутствии вы чувствуете, что они вас «не подпускают» или просто «выкинули» вас из головы ─ для них вы не существуете.
Джон. Но на самом деле они знают, что вы рядом?
Робин. Да, конечно. Ходят вокруг вас, могут с вашей помощью получить, что хотят, но вы ─ «для мебели» в комнате с ними. И они избегают «контакта глаз». Их легко распознать по тому, как отводят взгляд всякий раз, как только вы решите поймать его. Вы чувствуете, что они напряженно воспринимают ваше присутствие и одновременно «стирают» вас со своей мысленной карты. Очень странное поведение...
Джон. Они делают вид, что вас не замечают?
Робин. Да, похоже. Но «пережимают».
Джон. И так же ─ с родителями?
Робин. Да. Не обнаруживают ни малейшей привязанности к ним. Не допускают, чтобы их касались, обнимали, не цепляются за родителей, когда те их оставляют, не льнут к вернувшимся. Родители, конечно же, страшно расстраиваются.
Джон. А могут получить поддержку из иных источников?
Робин. Часто они страстно привязываются к какому-то предмету, например, к камушку, к чему-то из одежды. Позже их столь же неодолимо влекут такого рода «сообщения», как расписание движения поездов, всевозможные карты, схемы автобусных маршрутов. Им требуется однообразие, режим, поэтому они совершенно не выносят перестановку мебели или отклонение от заведенного порядка в своих действиях.
Джон. Ну, все это понятно. Они не выносят перемен из-за «поломки» автоматической системы связи с матерью. Им требуется свести перемены в окружающем их мире до минимума, чтобы ослабить стресс, а также ─ позаимствовать хоть в какой-то мере устойчивость у неодушевленных предметов, к которым они и привязываются. Как, по-Вашему, доктор, я соображаю?
Робин. Да, и мне тоже все представляется именно так. Многие специалисты склоняются к такому мнению, хотя, должен сказать, что есть немало психиатров, придерживающихся иной точки зрения. Они посчитали бы Ваши «соображения» сущей ерундой.
Джон. Не будем на пустяки отвлекаться!.. Вы говорили, аутизм крайне редок. Насколько же редок?
Робин. Один случай на две тысячи человек.
Джон. Что же Вы так разволновались?
Робин. Этот редкий случай ясно показывает, к чему ведет ребенка непомерный стресс и отчаяние. Ребенку приходится «отключаться» и уединяться в своем мирке.
Джон. И, наверное, крайний случай поможет распознать проблему в «повседневном» проявлении?
Робин. Верно. Аутизм, на мой взгляд,─ крайнее выражение свойств, присущих почти что нормальным людям.
Джон. Почти что?..
Робин. Мы считаем таких людей нормальными, хотя они по характеру очень сдержанны, замкнуты, погружены в себя, страшно неуклюжи в компании, одержимы каким-нибудь хобби и вообще «на других плюют, в своем мире живут».
Джон. Так, кажется, и поется в одной грустной песенке... Но если мать и ребенок поддерживают тесную связь, как в 1999 случаях из 2000, ребенку же незачем «отключаться»?
Робин. Незачем. Обычно мать способна «настроиться» на свою детскость и действует инстинктивно. Она ─ «на волне» младенца и, принимая, реагирует на его «сигналы» ─ на его чувства, его потребности. Она получает при этом необыкновенное удовольствие.
«Границы» проясняются...
Джон. Значит, если мать «включилась», ребенок находится с ней в тесной эмоциональной связи, так необходимой ему. Эта связь помогает ребенку справиться с шоком ─ с ужасным открытием, что он не всемогущ, благодаря этой связи он способен удержать равновесие, постепенно обнаруживая все больше и больше «вещей» вне его, которые ему «не подчиняются».
Робин. Да, получая необходимую поддержку от матери, он медленно уясняет свои «пределы», свои «границы» и дальше, расширяя для себя мир, способен верно определиться в отношении всяких иных границ.
Джон. Но мне кажется, играя с ребенком, поддерживая ту самую тесную эмоциональную связь с ним, о которой Вы говорите, мать не просто зеркально отражает ребенка, она добавляет что-то новое. Чуточку новое.
Робин. Да, верно. По моему убеждению, в этом восхитительно неуправляемом деле, которое у нас зовется «игрой», мы импровизируем, изобретаем, всегда выдумываем что-то новенькое. Когда обыкновенная нормальная мать играет с ребенком, гримасничает в ответ на его гримасы, агукает с ним, повторяет его во всем, ее действия очень поддерживают его, придают ему «устойчивость», ведь она следует за его действиями. Ничего неожиданного, непривычного не происходит, ребенок постепенно изучает себя, глядя на мать, как в зеркало. Впрочем, обыкновенная здоровая мать все же играет с ребенком, она понемножечку меняет действия и будет не просто копировать ребенка, но добавлять чуточку «отсебятины», будет показывать ему свое ─ отличное, отдельное ─ «лицо». И ребенок начнет понимать, что существуют другие, ведь мать не полностью следует за ним, она «не подчиняется» ему, но он усвоит этот опыт, испытывая максимум поддержки, удовольствия... и без всякой поспешности.
Джон. У ребенка «в рационе» ─ привычность, подобие, поддержка, но также ─ «по капельке» неизвестности, инаковости, раздельности.
Робин. Да. Если мать «включилась», и ребенок поверил ее «ответному чувству», тогда на его мысленных картах очень-очень медленно он сам и его мать начнут разъединяться, от почти полного перекрытия первоначального осознания, что мать ─ отдельное, иное «лицо».
Джон. И этот процесс естествен ─ при условии, что ребенок получает поддержку?
Робин. Нужно еще условие ─ «сигнал» ребенку, что мать существует «в отдельности».
Джон. Но разве этот «сигнал» до него не дойдет?
Робин. Ну, мать может его не подать, если... не сумеет отделить себя от ребенка.
Джон. Ничего не понимаю!
...или остаются неясными
Робин. Чтобы «настроиться» на ребенка, мать должна, «скинув с себя» взрослое мышление, погрузиться в воспоминания, ощущения раннего детства. Некоторые матери легко «погружаются», но не способны «вынырнуть».
Джон. Не способны вернуться в «границы» взрослости, когда необходимо? Но почему?
Робин. Потому что «границы» для матерей неясны. Потому что для их матерей «границы» были неясными.
Джон. Потому что у их бабушек «границы» не прояснились?
Робин. Да, и так далее, и так далее. Тут, как обычно, никто не виноват ─ известный заколдованный круг.
Джон. Значит, если для матери «границы расплываются» и она не способна отделить себя от ребенка, когда необходимо...
Робин. ...то ребенок чересчур подчинит ее и подчинит слишком надолго. А это означает, что ребенок не получит нужных ему знаний, не «обновит» свой взгляд на мать как существующую «в отдельности». Он, следовательно, не сможет уяснить свои «пределы», и ему будет трудно различать себя и мать. Они оба останутся слитыми, соединенными в какой-то мере.
