Чарльз Рикрофт - Тревога и неврозы
Обе формы обсессивных атак – подавление, направленное внутрь, и контроль, направленный вовне, независимо от эффективности использования в качестве защиты – оказываются в высшей степени саморазрушительными, поскольку свобода от тревоги достигается за счет утраты спонтанности и контакта с эмоциональной составляющей жизни. В первом томе своей автобиографии, названном «Слова» (Words), Ж.Сартр (J.Sartre), дает полное иронии описание того, как присваивающий слова ребенок приобретает ощущение власти над миром, утрачивая при этом с ним контакт, а складывающиеся стереотипы самосознания препятствуют реальному самопознанию. Неудивительно, что это сочинение обескуражило тех, кого более ранние работы автора убедили в неизбежности отчуждения как условия человеческой жизни.
В предыдущих частях работы неоднократно использовалась метафора территориального контроля. Ее описательный характер не мешает предположить существование реальной связи между обсессивной защитой и территориальным поведением животных. Самцы многих видов устанавливают границы своих владений и энергично защищают их от вторжения других самцов. При появлении противника самец-владелец атакует, чтобы либо обратить его в бегство, либо добиться подчинения. Обсессивная защита, как и невроз, значительно чаще наблюдаются у мужчин, чем у женщин, и в этом можно усмотреть символическое отражение той власти, которую устанавливает в физическом пространстве самец животного.
Бегство, фобия и шизоидная защитаСмыслом бегства является дистанцирование от опасности. У животных оно, как правило, вызывается угрожающим поведением явно превосходящего по силе представителя своего вида или присутствием хищника, для которого животное является естественной добычей. У людей бегство, очевидно, не является безусловно невротической реакцией, так как может определяться адекватной оценкой собственной физической или психологической несостоятельности перед лицом физической опасности или при общении с более сильными (физически или по статусу) людьми.
Простейший пример невротического бегства представляет собой фобическая защита. Люди, использующие такой вид защиты, привычно избегают ситуаций, вызывающих тревогу. Они пытаются так организовать свою жизнь, чтобы гарантированно не сталкиваться с людьми или обстоятельствами, которыми нужно управлять или которым нужно подчиняться. У людей, которые относятся к дому как к безопасной территории или к родителям как к защитникам, фобическая защита ведет к развитию отсутствия желания выходить из дома, расставаться с усвоенными ролями ради освоения новых и даже пытаться думать по-другому. В результате, использующий фобическую защиту человек склонен к ограничениям в своей жизни и реализации единственной безопасной и хорошо знакомой роли – быть опекаемым ребенком, никогда не уходящим далеко от дома и родителей. Но так как силы, выталкивающие человека из родительского дома и заставляющие оставить роль ребенка, являются неотъемлемой характеристикой его природы, использование фобической защиты препятствует взрослению и заставляет человека избегать именно те ситуации, которые могли бы побудить его расстаться с безопасной позицией вечного ребенка. Он ненавидит школу и не любит вечеринки и танцы, очереди и общественный транспорт, – не только потому, что все это происходит на чужой территории, но и потому, что тут востребуются компоненты личности, характеризующиеся активностью, инициативностью, взрослостью – то есть тем, что он пытается в себе не замечать.
C другой стороны, у людей, воспринимающих дом как тюрьму, а родителей – как тюремщиков, фобическая защита превращается в нечто другое, и вышеописанные проявления характеризуют только потенциальных агорафобиков (людей, испытывающих страх открытого пространства). Для клаустрофобической защиты характерно, что именно дом и привычное окружение вызывает тревогу и бегство, а ощущение безопасности достигается только в открытом пространстве. «Не ограничивайте меня» – это девиз клаустрофобика, испытывающего ужас не только при физической замкнутости, но и в отношении всех социальных ролей, фиксирующих его положение без возможности что-либо изменить. Как следствие, он избегает подразумевающие рутину брак или постоянную работу.
Более ярко бегство проявляется в психотической шизофрении, при которой весь внешний мир представляется устрашающим, а отстраненность и отчуждение больного становятся непреодолимыми. Реальная жизнь замещается существованием в мире фантазий. Здесь также бегство, по крайней мере, частично, совершается от каких-то аспектов Я, а в страшном внешнем мире спроецированы те импульсы, с которыми шизофреник не в состоянии справиться. Многие шизофреники уверены в том, что их преследует устройство, непрерывно облучающее их вредоносными лучами и внушающее чужие мысли и чувства. Согласно классической работе Виктора Тауска (V.Tausk), эта воздействующая сила в действительности является собственным телом больного, отчуждение от которого делает невозможным восприятие переживаний как принадлежащих самому человеку. Так как шизофреники, в отличие от фобических больных, весь внешний мир воспринимают как угрожающий, шизоидное бегство не является способом избегания особых ситуаций, благодаря чему восстанавливается ощущение безопасности, но представляет собой попытку совсем уйти от физической реальности и существующих в ней людей. Поскольку это невозможно, шизофреник не находит выхода, но отрицает любую значимость для себя физического мира и реальных людей, и живет в воображаемой реальности собственной конструкции. Шизофрения, будучи психозом, не является, строго говоря, предметом настоящего исследования, но нужно учесть, что бегство от реальности в мир собственной фантазии наблюдается также у так называемой шизоидной личности, чьи контакты с окружающими сведены к минимуму, обеспечивающему только возможность предаваться своим мечтаниям без угрозы вторжения в их внутренний мир.
Бегство подразумевает не только движение от опасности, но и движение к безопасности, и последнее наблюдается как при фобической, так и при шизоидной защите. Фобическая личность, которую пугает открытое пространство, чувствует себя уверенно в замкнутом пространстве и дома, и одним из симптомов фобии является фобическое убеждение в охранительной энергии дома или определенных людей, обычно матери или супруга (супруги). Подобное убеждение так же иррационально, как и представления о вызывающих фобию ситуациях, и люди, от которых фобическая личность зависима, никаким образом не отбираются в соответствии со своей реальной силой или качеством отношений с больным. В предисловии упоминалась молодая женщина, которая не могла выйти из дома без сопровождения своего жениха, с которым пережила автокатастрофу. Хотя этот инцидент прошел без телесных травм, он испытал панику, и ей пришлось разрешать ситуацию самостоятельно, звонить в полицию и оказывать первую помощь пострадавшим пассажирам другой машины. Этот опыт, однако, не способствовал ни избавлению ее от фобии, ни пересмотру представления о том, что только жених способен ее защитить. Способность фобической ситуации провоцировать тревогу зависит от приобретаемого ею символического значения, возникающего вследствие проекции, тот же механизм действует и при формировании образа безопасной ситуации или опекающего человека. В известном смысле, фобическая защита представляет собой противоположность обсессивной. Вместо того, чтобы контролировать все на свете, фобическая личность ощущает себя отданной во власть судьбы, вечно преследуемой злобными внешними силами, и способна чувствовать себя в безопасности только под покровительством превосходящей благосклонной силы. И вместо того, чтобы защищать себя от тревоги за счет интернализации внешней среды, то есть процедуры, ведущей к усилению чувства ответственности, фобическая личность борется с тревогой посредством самоуничижения, то есть ценой усиления инфантильного чувства беспомощности. Несомненно, фобическая защита может быть названа самой наивной из защит, так как воспроизводит элементарную биологическую реакцию – стремление получить защиту от угрожающей ситуации у матери, а фобию как болезнь можно рассматривать как проявление конфликта между потребностью роста и расставания с матерью, с одной стороны, и желанием оставаться под ее защитой – с другой. При агорафобии потребность роста подвергается отрицанию и проекции, поэтому те ситуации, которые предоставляют условия для упрочения доверия к себе, представляются личности угрожающими. В то же время при клаустрофобии отрицается и проецируется стремление оставаться под защитой, поэтому те ситуации, которые в норме были бы приятными, так как дают ощущение уюта и безопасности, воспринимаются как подавляющие.
