Джон Маркс - ЦРУ и контроль над разумом
Связник всегда пытается создать плотную сеть, позволяющую ему контролировать агента. Применяемые при этом методы столь личностны, что часто больше говорят о самом связнике, отражая его взгляды и личную философию, чем об агенте. Циничный оперативник следующим образом описывает свои методы, представляющие некоторую форму ложного идеализма: «Следует обращаться с агентом как с равным, убеждая его, что вы партнеры. Не следует обращаться с ним, как с ничтожеством. Общаясь с ним, вы спрашиваете его о детях, запомнив, что в последний раз он рассказывал, какие у его сына сложности с учебой. Вы создаете личностный контакт. Если вы обращаетесь с ним пренебрежительно, как с используемым предметом, то он либо ускользнет, либо будет работать против вас».
В своем подходе Джон Стоквелл использовал силу воображения в окружающем скучном мире: «Я всегда чувствовал, что действительным стимулом было нечто увлекательное — предлагаемая вами тайная жизнь: нечто, о чем знали только вы и он, что отличало его от рядового чиновника или участника скучного партийного собрания. Приятно осознавать, что в свое свободное время вы работаете на ЦРУ».
Иногда связник хочет заставить своего агента сделать что-то для него нежелательное. Один из бывших оперативников ЦРУ описывает это с помощью следующей метафоры:
Иногда партнерша хочет отклониться от стандартных сексуальных отношений. При наличии власти над партнершей вы можете заставить ее выполнить ваши желания, однако будет значительно лучше, если вы сможете, фантазируя и обсуждая варианты, заставить ее сказать: «Давай попробуем это». Все получается гораздо лучше, если сняты ее внутренние барьеры и моральные преграды, значительно снижается риск получения ответного удара… То же самое справедливо применительно к агенту.
Все оперативники — особенно это относится к контрразведчикам — в глубине души опасаются предательства со стороны своих агентов. Подозрительный профессионал выискивает такие признаки, как опоздания, нервозность, непоследовательность. Он полагается на свою интуицию. По мнению опытного контрразведчика, «чем больше вы имели дела с агентами, тем вероятнее, что вы почувствуете, как что-то идет не так».
Но независимо от умения, навыков и опыта нельзя получить точный ответ на мучительный вопрос, в какой мере можно доверять агенту. Ни все шесть чувств, ни логика, ни рассуждения не могут вселить уверенность в той области, где все основано на лжи и обмане. В отличие от британцев, которые изобрели эту игру и исторически осознали необходимость терпения и выдержки, американцы стремятся получить быстрые ответы, часто используя новейшие технологии. По словам сотрудника контрразведки, мы возлагали очень большие надежды на технические новинки. Механизмы, наркотики, технические приспособления входят в состав третьего метода контроля поведения после пыток и профессиональных навыков. Подобно «медвежатникам», полагающимся при вскрытии сейфов на ловкость пальцев, значительная часть консервативных оперативников ЦРУ пренебрежительно относится к новомодным новинкам.
Многие считают, что наркотики, гипноз и другие экзотические методы отвлекают от профессиональных навыков, полагают, что их применение делает оперативников ленивыми и беззаботными.
Тем не менее многие оперативники и их высокопоставленные спонсоры, такие как Аллен Даллес и Ричард Хелмс, настойчиво продвигают идею чудодейственной техники (так называемый «бог из машины»), которая сможет решить все проблемы. Запутавшись в безнадежных завалах рядовой шпионской деятельности, оперативники надеялись на чудодейственный инструмент. Имея дело с лжецами и обманщиками, они мечтали о «наркотике правды». Окруженные людьми, знающими слишком много, они искали пути к созданию амнезии. Они мечтали о средствах, заставляющих людей против их желания выполнять такие специальные задания, как кража документов, организация драк, убийства или иные противоправные действия. Секретные агенты, завербованные более традиционными способами с опорой на идеалы, жадность, честолюбие или страх, всегда выполняли такие задания, но одновременно доставляли своим хозяевам головную боль. Иногда они внезапно меняли решения. Более того, вначале требовалось их согласие на сотрудничество с ЦРУ. Лучшие специалисты редко работают против своих мотивированных целей. (Циничный оперативник вспоминает, как однажды, в 1966 г., в одном из мадридских отелей он предложил главе кубинской разведки 1 млн. долларов — и получил категорический отказ).
Измученные неуверенностью, руководители ЦРУ надеялись исключить из действий агентов фактор случайности и даже свободной воли. «Проблема каждой разведывательной операции состоит в ответе на вопрос, как исключить человеческий фактор. Оперативники приходили к нам и просили об этом». Таким образом, побудительные мотивы к проведению исследований в области контроля над разумом шли не только от научных мечтаний и соблазнов научной фантастики, но и из самого сердца шпионского бизнеса.
Часть II
Разведка, или «Колдовской напиток»
Мне кажется, что на протяжении жизни следующего поколения неизбежно появятся фармакологические средства, которые заставят людей полюбить свое рабское положение, которые создадут… своего рода концентрационный лагерь для всего общества, так что фактически у людей отнимут их свободы, а они будут этому радоваться, ибо всякое желание возмущаться у них отнимут пропаганда, «промывание мозгов», или «промывание мозгов», подкрепленное фармакологическими средствами.
Олдос Хаксли, 1959Я совершенствовал ЛСД в медицинских целях, не как оружие. Оно может свести вас с ума, даже убить вас, если применять его без надлежащего медицинского контроля. В любом случае исследования должны проводиться медиками, а не солдатами или разведывательными службами.
Альберт Гофманн, 1977LSD — LBJ — FBI–CIA
Лирика из сборника «Волосы», 1968Глава 4
ЛСД
Возможно, открытие ЛСД, сделанное Альбертом Гофманном в 1943 г., обозначило бы новую эру в изучении человеческого разума, однако потребовалось целых шесть лет, чтобы известие об этом достигло Америки.
Казалось, никто в Соединенных Штатах не обратил внимания на открытие ЛСД даже после того, как в 1947 г. Гофманн и его швейцарские сотрудники опубликовали о нем статью. В 1949 г. известный венский врач Отто Каудерс отправился в Соединенные Штаты в поисках ассигнований на научные исследования. В Бостонском психиатрическом госпитале[34], одном из передовых центров психического здоровья, сотрудничавших с Гарвардской медицинской школой, он организовал конференцию, где рассказал о новом препарате, названном ЛСД. Милтон Гринблат, директор госпиталя по научным исследованиям, ясно помнит рассказ Каудерса о том, как бесконечно малая доза на время принесла «безумие» д-ру Гофманну. Гринблат говорит: «Нас очень интересовали препараты, которые могли превращать людей в шизофреников».
Если это средство действительно могло вызвать кратковременный психоз, рассуждали бостонские врачи, то, как они надеялись, противоядие могло бы излечивать шизофрению. Потребуются многолетние исследования, чтобы выяснить, что ЛСД не «моделирует психоз», однако бостонским врачам в 1949 г. рассматриваемое средство представлялось невероятно перспективным. Макс Ринкель, беженец из гитлеровской Германии (нейропсихиатр по профессии), был в такой мере заинтригован сообщением Каудерса, что быстро вступил в контакт с крупнейшей швейцарской фармацевтической фирмой «Сандоз», в которой работал Гофманн. По распоряжению руководства фирмы некоторое количество ЛСД было отправлено в Америку.
Последовало первое американское «странствие»[35]. Испытатель — Роберт Гайд, родившийся в Вермонте.
Он был вторым по значению психиатром в Бостонском госпитале. Смелый и решительный человек, Гайд счел, что ни одна новая программа не будет развернута, пока он не испытает препарат на себе. При эксперименте присутствовали Ринкель и главный врач госпиталя Г.Джексон Дешон; Гайд выпил стакан воды со 100 мкг ЛСД в нем — вдвое меньше, чем Гофманн, но все же это была мощная доза. Дешон описывает поведение Гайда как «не особенно странное». Всегда деятельный Гайд настоял на проведении обычного обхода в сопровождении своих коллег. Позднее Ринкель рассказал на научной конференции, что Гайд «в своем поведении уподобился параноику, обвиняя своих коллег в том, что они ему ничего не дали. Он также ругал нас и утверждал, что компания пошла на обман, прислав простую воду. Такое поведение не характерно для д-ра Гайда. Он очень любезный человек». Первый опыт Гайда не был столь драматичным, как опыт Альберта Гофманна, но тут следует учитывать, что, в отличие от Гофманна, Гайд не отправился в неизвестность. К добру или к худу, но в 1949 г. ЛСД прибыл в Америку и началось его собственное необычное «странствие». Исследователи в академических кругах приступили к его изучению в поисках знаний, которые принесли бы пользу всему человечеству.
