Ирина Медведева - Новое время — новые дети
Поэтому будучи не в состоянии произвести тонкую дифференциацию, ребенок включит в категорию «чужих» людей вообще. Чтобы упростить непосильную задачу. В психиатрии это называется аутизацией. Аутизм, патологическая отгороженность от мира, считается тяжелейшим психическим недугом. (Между прочим, число аутистов год от года растет). Но аутизироваться под влиянием определенных жизненных обстоятельств могут и вполне нормальные люди. Например, оглохший человек или инвалид, тяжело переживающий свое увечье. Так вот, детей — «кастальцев» по существу провоцируют на аутизацию.
Можно, конечно, возразить, что у них зато будет богатый внутренний мир и что самодостаточный человек более независим, а независимость — путь к счастью. Но советуем таким оптимистам сперва пообщаться с родителями аутичных детей и со специалистами, которые буквально кладут жизнь на то, чтобы хоть как–то их социализировать. Эти люди подтвердят, что под толстым панцирем равнодушия у аутистов прячутся запредельные страхи. Отгороженность от мира неизбежно приводит к трудностям в установлении контактов, а это, в свою очередь, затормаживает развитие человека (что, разумеется, в корне противоречит интересам элиты, ибо высокий уровень развития — залог ее статусного выживания). С независимостью дело обстоит тоже весьма прискорбно. Не ориентируясь в чужом, неведомом мире, человек остро нуждается в поводыре. Без него он просто нежизнеспособен.
Что же касается счастья, то надо видеть, как просветляются лица аутичных детей, когда им, пускай на мгновение, удается установить нормальный человеческий контакт. Тому, кто это видел (а мы видели, и не один раз), совершенно ясно, что патологическое стремление к одиночеству парадоксальным образом сопряжено у аутичных людей с безмерным страданием от того же самого одиночества. И обрекать на все это — даже в малой степени — здоровых детей можно только от вопиющей непросвещенности. Или от тотального отсутствия воображения.
Дадут ли психическую опору таким детям обновленные учебники? — Естественно, нет, потому что они воспитательную установку на обособление «продолжат и углубят».
Ну, и что же будет? — А то, что «новые русские кастальцы» и во взрослом возрасте будут напоминать детей. Причем детей, лишенных иммунитета, а потому обреченных на жизнь в условиях барокамеры. Инфантильные, с неповзрослевшей, ибо не пробужденной для сострадания душой, они не смогут устроить даже собственную жизнь. Какой уж там разговор о жизнеустройстве общества! В условиях жесткой конкуренции, тем более в такой кризисный период место этих эрудированных недорослей будет отнюдь не у пульта управления государством, а в лучшем случае у компьютера. (Кстати, если говорить о компьютерной наркомании, об уходе в виртуальную реальность, то именно такие дети представляются нам первыми кандидатами в группу риска).
«В свете вышеизложенного» очевидно благоприятный для психики — это вариант, который мы условно назвали «гуманистическим» («бедных жалко, им надо оказывать посильную помощь, но менять сложившийся порядок вещей — это абсурд»). Такая позиция не отгораживает от мира и не ведет к конфронтации с ним. Справедливости ради отметим, что более или менее интеллигентные «новые русские» (которые, кстати, зачастую болезненно реагируют на это клише) придерживаются именно «гуманистической» воспитательной установки.
Но, увы, и она далеко не безопасна, ибо ребенок, чуть повзрослев, узнает, что тот порядок вещей, который преподносился ему как данный от века, установлен совсем недавно его родителями. Одновременно с этим он узнает и о разграблении народной собственности, благо об этом говорится на каждом углу. Интеллектуально полноценный ребенок достаточно скоро свяжет два эти обстоятельства и окажется перед весьма драматичным выбором. На одной чаше весов будут родители, которых он не только любит, но которым еще и целиком обязан своим комфортным существованием. На второй же чаще… ох, много чего там окажется: и архетипическое тяготение к справедливости, и личная совесть, развитая культурным воспитанием, и пробужденная каким ни есть обновленным, но все же образованием чувствительность, и независимый ум, который особо ценится в подобной среде.
И получится, что «гуманистическая» установка, в более младшем возрасте действительно дававшая ребенку психологическую опору, неожиданно выступит в роли катализатора внутреннего кофликта, поскольку на данном этапе будет лишь усугублять чувство вины.
Подросший и поумневший ребенок поймет, что помощь бедным, выдаваемая за благодеяние, — это лишь жалкие крохи от недавно украденного у тех же бедных пирога. И что бедные до того, как у них украли пирог, не были такими бедными и вполне могли обойтись без благодеяний богачей. И скольку сыну ни рассказывай, что работаешь в поте лица по 25 часов в сутки, рано или поздно он задастся вопросом о «первоначальном накоплении капитала». А поскольку быльем это порасти не успеет, непременно найдутся люди, которые прочтут подросшему ребенку краткий курс политэкономии нашей жизни и доходчиво объяснят, что даже в золотой период постсоветского Клондайка на «раскрутку» частного бизнеса требовались достаточно большие деньги, каких честным трудом и тогда не наживали.
Нас спросят: «Ну, и куда они денутся со своим внутренним конфликтом? В революционеры пойдут, что ли? Неужели в этой стране, несмотря на горький исторический опыт, кто–то снова будет рубить сук, на котором сидит?»
Кто–то — непременно, можете не сомневаться. И чем нравственней будет воспитание (а похоже, сейчас даже власть несколько обеспокоена падением нравов), тем труднее станет человеку усидеть на этом суку.
Можно, конечно, попробовать отгородиться, уйти в развлечения, дружбу, романы и проч. В подростково–юношеском возрасте к этому есть все предпосылки, а в богатой среде — еще и все условия.
Но «момент истины» у развитого человека все равно наступит, и если образ жизни останется прежним, беззаботность естественная может перерасти в беззаботность неестественную, показную. А отсюда совсем недалеко до цинизма — свойства, грубо деформирующего личность. Если же не обрасти коркой цинизма, произойдет душевный надлом со всеми вытекающими из этого последствиями (наркомания, алкоголизм, суицидальные мысли и попытки, пониженная сопротивляемость к воздействию уголовного мира — короче, знакомый «джентльменский набор»).
Опять же зададимся вопросом: чем могло бы помочь в данном случае гуманитарное образование? И вообще, могло бы оно что–то сделать?
Теоретически — да. Причем именно заостряя внимание на любимых темах русской литературы. Учитель должен был бы внушать богатым детям, что их долг, когда они вырастут, постараться изменить положение вещей. И что тот, кто не хочет революций (а революции — это обязательно кровь и насилие, и горе), прежде всего не доводит людей до крайности. И что лучшие люди в России, среди которых, кстати, было много богатых, это понимали. Даже великий «непротивленец» Л.Н. Толстой — и тот в письме к П.А.Столыпину писал: «Ведь еще можно было бы употреблять насилие, как это и делается всегда, во имя какойнибудь цели, дающей благо большому количеству людей, умиротворяя их или меняя к лучшему устройство их жизни, вы же не делаете ни того, ни другого, а прямо обратное».
Письмо датирована 1909 г., так что высказанное в нем можно считать неким жизненным итогом, результатом множества споров. В том числе и с самим с собой.
Но власть упрямо не желала ничем поступаться. И уж тем более понять вообще–то достаточно прозрачный смысл русской поговорки «Дорога ложка к обеду». Иными словами, что идти на уступки надо не когда тебя загоняют в угол и тебе ничего больше не остается, а хотя бы немного раньше. Потому что люди не собаки, чтобы им бросать кость, и барские жесты вызывают только озлобление. А еще учитель–гуманитарий должен был бы доносить до своих воспитанников весьма гуманную или гуманистическую (это как кому нравится) мысль: если они, наши «новые русские дети» не поймут, что Россия всей своей культурой и историей обречена на справедливое переустройство общества, не только у страны в целом, но и лично у них не будет ни счастья, ни покоя. Уж такая здесь жизненная основа, и ее отрицать не только бессмысленно, но и губительно. Для всех.
Но скорее всего будет по–другому. Учителя частных школ побоятся потерять место. И в оправдание произнесут до боли знакомую фразу: «А что мы можем? От нас ведь ничего не зависит.» (Уже боятся. Уже произносят). Родители постараются отправить детей за границу (уже отправляют), не предвидя опять–таки многих последствий, но об этом мы поговорим дальше.
Власть же… власть поступит традиционно. (Тем более,и что она у нас теперь тоже за культурные традиции). Суммировав достижения царской и советской России, она поведет (да и уже ведет с помощью расторопной интеллигенции) наступление на «вредные веяния». Уже высказываются авторитетные мнения о том, что считать настоящей классикой, а что — ненастоящей. Скажем, поздний Пушкин, монархист и государственник, — «настоящий», а ранний, вольнолюбец, — нет.
![Ирина Лукьянец - Академия Межмирья - Стать Ведьмой [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)