Елена Николаева - Кто виноват и что делать? Размышления психолога о природе вины россиянина
Ребенок же раз за разом будет вести себя на улице все более капризно, усиливая тем самым вероятность наказания. Если бы мать вышла из дома спокойной, а увидев его нервозность, подумала бы о том, что он нуждается в защите, то, скорее всего, обняла бы его под осуждающие взгляды прохожих. Это позволило бы разорвать уже сложившееся патологическое кольцо событий. Осуждающие взгляды – это все та же жажда крови за счет кого-то другого. Человек, имеющий своих детей, задумывающийся над проблемами воспитания, никогда не будет осуждать капризничающего ребенка и его родителей. Он знает, что тому может быть великое множество поводов, а наказание на глазах «жаждущих справедливости» соотечественников вряд ли изменит поведение ребенка, причина которого лежит в страхе потерять родительскую любовь.
Одним из аспектов осознанного взаимодействия между поколениями является передача знаний об истории семьи. Роль этих знаний в сплочении родственников, принадлежащих разным поколениям, трудно переоценить. Сейчас существует несколько направлений семейной психотерапии, для нормализации семейных отношений использующих совместное конструирование генограмм. Генограмма – таблица, в которой представляются родственные отношения в разных поколениях, даты жизни и смерти, значимые события (женитьба, развод, рождение детей, причины смерти и т. д.). Общение детей и родителей в процессе создания подобной генограммы позволяет каждому увидеть себя как члена большой ячейки общества, частью обширного дерева, имеющего глубокие корни, потомками славных, умелых, знающих людей, что повышает собственную значимость. Интуитивно ребенок чувствует, что он вырастет и сам обязательно станет таким же.
Политика большевиков на заре советской власти была направлена в том числе и на уничтожение «буржуазной» семьи. Предполагалось передать функцию воспитания детей государству и освободить женщину для творческого труда. Наряду с многочисленными репрессиями в сталинский период это привело к тому, что многие люди предпочитали не знать свое происхождение, и родители осознанно старались не отягощать своих детей сведениями о родственниках. Так создавалась искусственная преграда во взаимодействии поколений, а семья лишалась естественного психотерапевтического буфера.
Мы попытались узнать, что знают современные подростки (55 человек 14-ти лет) о своих семьях. Им предлагалось сделать генограммы со своими родителями. На выполнение задания давалось два месяца. Опрос детей к концу этого срока выявил следующее. Большая часть детей (немногим более половины) знает три поколения своих родственников – родителей, бабушек и дедушек и прабабушек и прадедушек. Из 30 детей, сумевших составить генограммы с представителями трех поколений, лишь один ребенок (3,3 %) смог сообщить не только имена, но и даты жизни своих родственников (прадедушек и прабабушек). Большая часть детей затруднялась в оценке возраста даже своих бабушек и дедушек. Практически никто не знал полных имен прабабушек и прадедушек. Только двое из 55 детей смогли представить соответственно шесть и восемь поколений родственников с достаточно подробной информацией о многих из них. В обоих случаях школьники составляли генограмму вместе с бабушкой, а потому эти сведения были только по одной линии – либо отцовской, либо материнской, что подтверждает еще и тот факт, что соединяющиеся семьи не обмениваются этой информацией.
На вопрос «Почему ты не составлял генограмму с родителями?» дети ссылались на их высокую занятость. До сих пор существует негласное мнение о неполезности такого рода информации, и отсутствует традиция общения на эту тему членов семьи, принадлежащих к разным поколениям.
Анализ результатов вскрыл еще одну сторону искаженного взаимодействия внутри семьи. В тех случаях, когда родители были разведены, дети могли описать только линию матери, не имея никакой информации о родственниках отца.
Каждый из читателей может оценить подлинность этих данных, мысленно представляя собственные возможности в описании генограммы своей семьи или хотя бы наличие потенциального источника для получения такого рода сведений.
Ощущение себя частицей большого семейного дерева было когда-то традиционным способом повышения собственной значимости, что существенно смягчало переживание вины, вызванной процессом воспитания. Исчезновение его усугубляет болезненное состояние слабости, зависимости. Без подобной опоры родитель переживает то чувство чрезмерной значимости, то бессилия, на фоне которых происходит общение с детьми. Подобные изменения настроения облегчают передачу детям искаженной реакции на эмоциональные стимулы. Чрезмерное наказание, когда ребенок отвергается родителями и остается один на один с огромным, пугающим его враждебным миром, порождает ощущение незащищенности и одиночества. Но оно же и закрепляется тем, что потом родитель заглаживает свою вину перед ребенком, потакая его прихотям. Как следствие, у детей формируется искаженное реагирование: агрессия на радость и отсутствие ответа на насилие.
Родители обучают детей наиболее типичным поведенческим стереотипам: как формировать семью, любить в ней, воспитывать. В России традиционно формирование семьи считалось прерогативой мужчин (недаром же в начале XXI в. дети пишут сочинения о том, могла ли Татьяна писать письмо Онегину). Научить мальчика любить – задача прежде всего отца. Считается, что лучшее, что он может дать своим детям, – это любить их мать. Только так он покажет им, как один любящий человек относится к другому. Даря цветы матери, он обучит мальчика быть ответственным и внимательным, а ответная реакция матери научит девочку ощущать себя достойной и значимой, отвечать заботой на заботу. Но чему учит реальный отец в типичной семье?
Глава 5 Бьет – значит любит?
Умом Россию не понять – но и к сексуальному неврозу тоже не свести.
В. Пелевин. «Чапаев и Пустота»
Трудно найти взрослого человека, ни разу не произнесшего слово «любовь». Обычно, слыша его, большинство людей полагает, что говорящий имеет в виду то же, что и слушающий. Но число разводов (7 на 10 браков) свидетельствует скорее о другом. Каждый из супругов имеет свое представление о любви, которое они сформировали в тех семьях, где были воспитаны. Они привычно претворяют их в жизнь своей новой семьи, где и происходит столкновение этих взглядов.
Мы попросили 100 студентов гуманитарных специальностей (юристы, менеджеры, психологи) ответить на ряд вопросов, касающихся типичных отношений в семьях, в которых они живут и которые видят вокруг себя. При этом ставилась задача выяснить, можно ли описать эти отношения как взаимодействие равных по статусу людей, если же нет, то какие другие отношения они могут напоминать?
Только 37 % студентов полагает, что отношения в семьях, которые они наблюдают, можно описать как равные. Большая часть считает, что они скорее соответствуют отношениям, когда жена занимает более высокий статус по сравнению с мужем. Около 10 % ответили, что главой семьи является муж.
В русской традиции типично заменять слово «любовь» со стороны женщины словом «жалеть». Жалеть, помогать, иногда – бояться, но не воспринимать мужа как равного, способного понять, быть другом.
Еще одной особенностью русской культуры в сфере, связанной с теплыми отношениями между мужчиной и женщиной, является весьма ограниченный круг слов, описывающих сексуальные отношения. Это означает, что язык не предполагает обсуждения подобных проблем между партнерами. Невозможность выразить ощущения словами не свидетельствует об отсутствии секса как такого, что подтверждается многовековым существованием русских. Особенности языка демонстрируют лишь проблему в общении между супругами, а не в действии. Обсуждение введения урока сексологии в школах вызвало бурную негативную реакцию со стороны общественности. Многие поборники нравственности настаивают на запрете сексуального образования в школе, ссылаясь именно на традиции русской литературы.
Однако русская традиция неоднозначна. В деревне и раньше и теперь используют для этого типа общения нецензурную лексику, а интеллектуальная элита XIX в., читавшая русскую литературу, в домашних условиях объяснялась на французском языке, в котором существует (если верить российскому философу И. С. Кону) широкий спектр соответствующих слов. Сейчас, когда французский язык утратил свои позиции, этот словесный вакуум вновь занимает либо инвективная (бранная) лексика, которая компенсирует ограниченность языковых возможностей, позволяя отреагировать сексуальные желания через бранное слово, или назаборная живопись. Подобное описание ключевых моментов в жизни каждого человека (а от них ведь зависит выживание народа в целом) в «грязном слове» представляет собой ту же инверсию ценностей. Это следствие христианского запрета на переживание чувств при сексуальном взаимодействии, которые этим религиозным течением воспринимались как греховные. Муж и жена должны были «отправлять супружеские обязанности» – то есть совершать некоторые действия, приводящие к рождению детей. Речи не шло о совместных чувствах, признавались лишь обоюдные обязательства, при этом не было надобности обсуждать возникающие проблемы.
