Дмитрий Соколов - Сказки и сказкотерапия
Одна маленькая — простите, опять биологическая — теория.
Представим себе сообщество наших предков, похожее на стадо человекообразных обезьян. Одной из его важных черт является иерархия. Все члены сообщества разделены как минимум на две четко отграниченных друг от друга категории: альфа-особи (вожди, доминанты) и омега-особи (подчиненные).
Для поддержания постоянной структуры нужно, чтобы ее поддерживали и верхи, и низы. Как это делают верхи — понятно. Как это делают низы… Вот у муравьев все просто: рабочие недоразвиты в половом и в куче других смыслов. Пока царица жива, программа их поведения настроена на работу, и ни на что другое. Если царица погибает, у ближайших к ней особей перестраивается все тело, и уже тогда они начинают борьбу за престол, нещадно, конечно, друг друга грызя. Но вот остается одна самка; оппозиция предана смерти, и опять в телах остальных — гормональное равновесие и рабочее настроение.
Высшие млекопитающие устраиваются более гибко, и часто психологическими приспособлениями заменяют физиологические. Они не могли себе позволить держать столько самок или самцов в стерильном состоянии. Но вполне могли выработать у них состояние определенной психологической подавленности, чтобы желание сменить командование просто не возникало в голове. Что-то подобное должно было выработаться обязательно. И было выработано. Есть много красивых иллюстраций тому. Мне лично больше всего нравятся эксперименты Сапольского, который измерял у самцов бабуинов концентрацию мужского полового гормона (тестостерона) в крови при стрессе. От уровня тестостерона зависит, естественно, и уровень всяких адреналинов, и агрессивность, и т. п. Так вот, у доминантных бабуинов после стрессового воздействия (грубо говоря, удара по ушам) уровень тестостерона поднимался, а где-то через час возвращался на прежний уровень. А у подчиненных особей — снаружи точно таких же самцов — после стресса уровень тестостерона как падал, так и оставался пониженным примерно вдвое еще несколько часов.
Теперь представим себе, что у детей подчиненного самца дети скорее всего займут подчиненное положение — то есть что это омега-состояние наследовалось. Тогда в игру вступают факторы естественного отбора — можно сказать, отбора на психологическую подавленность. Опять заметим, что все это происходило в сугубых интересах всего сообщества. Добавим, что отбор действует слепо, то есть изменение происходит одновременно на всех уровнях: генетическом, социальном, личностном, ценностном… Подобные отношения со стрессом, очень похоже, приводили и к психосоматическим недугам — но если они не передавались детям (поскольку возникали в зрелом возрасте), то это вообще эволюционно не контролировалось.
И вот следующий акт: иерархическая структура разрушается. Наступает это сейчас, с западной демократией, или две тысячи лет назад — нас не волнует: эволюционно это не значимые сроки. Пусть даже она совсем разрушается, с равновероятной возможностью любого человека занять любое иерархическое положение (хотя переход коммунистов в бизнесмены меня убеждает в обратном). Неважно. Структура разрушается…
И остаются одни омега-особи.
То есть мы с вами.
Еще раз повторю, что закрепленнная эволюционно предрасположенность действует любыми путями, которые даже в принципе нельзя отследить целиком. Это и генетические факторы, и то, что передается культурально. Это формы поведения, это ценности и убеждения, это понятие «я» в любом его смысле. Если допустить, что сказанное верно, все они «заражены» понятием о второсортности, подчиненности, что является прекрасной основой для того, чтобы быть несчастным.
Конечно, в сущности, это Берновская модель лягушек и принцев — с той разницей, что Берн считал ответственным за положение дел семью и воспитателей. Очень может быть, он прав: это действительно может быть главной силой. Но, может быть, и нет. Что-то слишком мало я встречал принцев…
А вывод отсюда я бы сделал только один: возможно, мы вовсе не настроены на счастье самим актом рождения, и достижение этого самого счастья требует активных усилий. Возможно, кстати, что обществу по-прежнему выгодна психологическая подавленность большинства его членов. Что ж, тогда эти действия должны быть тем более активными. Заметим, что речь идет о приспособлениях достаточно гибких, слабых факторах. Да и разделение на альфов и омег не могло быть чересчур жестким (например, из-за общности самок). Так что я не говорю о чем-то вроде первичного греха: мы созданы быть несчастными, и все тут. Я скорее говорю, что при прочих равных — если ничего не предпринимать в обратную сторону — человек поступает так, как будто его основным делом является QUEST FOR UNHAPPINESS!
Дед, внучка и боюськи
Однажды дед на внучке женился. Свадьбу сыграли, в родителей вишневыми косточками кидали. Стали в большом доме жить. Хороша невеста, да всего боится. «Боюсь я, дед, на огород ходить: там червяки в земле ковыряются!» Лазает дед по огороду, от землицы борода чернеет. «Боюсь я, милый, коров: у них хвост да рога мотаются». Дед и коров доит, молоком в вечеру белеет. «Ох, и огня, дед, и огня! Печка — она искрами плюется!» Вот и ужин дед кашеварит, бороду задумчиво кочергой очесывает. От такого от хозяйства добра не жди; не успевал дед всего сделать. Корову продал, лошадь продал, и от огорчения сам слег. Заболел. Ну, внучка попробовала поплакать и тихо, и в голос, да все не в помощь. Решила она тогда в город на базар сходить, купить лекарств и еды. Денег у нее, правда, не было, но она решила: «Продам чего-нибудь». И вот, хоть и было ей страшно, на базар далекий она с утречка и отправилась. Деда ведь своего все же любила!
На базаре — толчея, гомон; она стала в сторонке, чистый плат расстелила. А что же дальше? Подходит народ: на сем месте что продается? Мнется бедная внучка, не знает, что и сказать. Тянет кого-то за рукав: «Дядь, а что продавать здесь можно, чтоб подороже?» Он спрашивает: «А что у тебя есть?» — «Да ничего нет». «А что умеешь делать?» Тут она заплакала: «Да ничего не умею, я всего боюсь!» «Хм, — говорит дядька, — так ты боюски и продавай». «А возьмут?» — не верит дивчина. «А ты попробуй». И вдруг как закричал дядька: «Эй, народ! Товар исключительного назначения! Подходи за боюсками!»
Народ стал осторожненько подходить, интересоваться: что за товар такой? Дядька говорит: боюски на любой вкус. Для жен, детей, крупного и малого рогатого скота. А девчонка говорит: «И курей с петухами». «Что для курей?» — подлезает бабка. «А вот бегают твои куры далеко от дома?» — спрашивает посредник. «Ох, бегают, проклятые», — соглашается бабка. «А ты купи для них боюску дальнего пространства. Есть у нас такая?» — спрашивает у девчонки. «Еще как, — солидно говорит она. — Вам на целый птичий двор?» — «Уж пожалуйста», — говорит бабка.
Вот торговля завертелась не на шутку! Купили боязнь огорода для гусей и коз, купили боюски темноты для крыс и тараканов, ну все раскупили на корню! Один оригинал купил боязнь рек и моря, чтобы палить в облака и тучки: хотел, чтобы они проливались только над сухой землей. И только для малых ребятишек ни одной боюски не продали, ни мамкам, ни нянькам. Вот как! На вырученные деньги купила внучка лекарства и еду, и для того дядьки, который ей помог, праздничную рубашку, и для себя леденец. Целый день провела на базаре. Только к вечеру вернулась домой. Там дед ее встретил, своим глазам не поверил. От радости он и без лекарств выздоровел. И потекла их жизнь весело и бойко, и работали они теперь вместе, и на ярмарку вместе ездили. Найти бы и нам такое счастье.
Я собрал свои боюски недавно. Старые они были, поломанные и запачканные. Кто такие возьмет? Эх, молодость! Плюнул, выбросил мешок с боюсками за крыльцо. Там и валяется. Кто интересуется — подходи, выбирай, мне не жалко. Только чур — не для малых ребятишек!
* * *В этой сказке самое поразительное — это то, как она работает. Схватив идею базарного дядьки, маленькие негодяи спокойно меняют свои страхи, еще за минуту бывшие такими реальными. Чем, с одной стороны, ставят меня идеологически в тупик; а с другой, подтверждают идею о вторичной выгоде, которая легла в основу сказки. Идея эта говорит о том, что если какой-нибудь симптом дает своему обладателю хорошую жизнь, ни один нормальный человек с ним так просто не расстанется. Отсюда и противоядие: купля-продажа, а не воспитательная работа или развивающие игры.
В детском саду я устроил однажды целый магазин, покупавший боюски за игрушки из местного же инвентаря. Теперь я — обладатель коллекции, сделавшей бы честь любому деду Бабаю. Вытащенные на свет, боюски оказываются милыми и привлекательными.
* * *Критик. То есть ты хочешь сказать, что ребенок в какой-то части своих страхов прикидывается? А когда болеет — тоже прикидывается?
