Мелани Кляйн - Детский психоанализ
Действуя подобным образом, можно без труда доказать справедливость очередного моего постулата, противостоящего идеям Анны Фрейд. Я имею в виду необходимость проводить полный анализ без усечений, включая исследование отношения ребенка к родителям и Эдипова комплекса.
Постскриптум, Май 1947 года.
В предисловии и в третьей части своей книги Анна Фрейд описывает изменения, которым она подвергла собственную технику. Некоторые из них касаются уже рассмотренных выше проблем.
Один из пунктов, по которому наши мнения абсолютно противоположны, относится к применению воспитательного воздействия в детском психоанализе. Анна Фрейд объясняет необходимость использования подобной техники сохранением слабости и недостатком зрелости инфантильного Супер-Эго до самого латентного периода (который прежде она считала самым ранним возрастом, когда психоанализ ребенка становится возможным). Теперь она заявляет, что воспитательный аспект работы психоаналитика не столь обязателен (находя, что родители и те, кто наделен воспитательными функциями, в настоящее время, безусловно, стали гораздо более просвещенными), и что «сегодня психоаналитик может, за редким исключением, целиком сконцентрировать свои усилия на чисто аналитическом аспекте своей задачи» (в предисловии, на стр. 11).
В своей книге, опубликованной в 1926 году Анна Фрейд критиковала игровую технику, которую я определяю основной для анализа маленьких детей, и опровергала принципиальную возможность анализа детей, не достигших возраста, когда вступает в силу латентный период. На сегодняшний день она снизила возрастную планку с латентного периода до возраста двух лет, как я и предлагала это ранее [...]». Сейчас она также приемлет игровую технику в довольно значительной степени, как необходимое средство для анализа детей. Более того, она расширила круг своих пациентов не только с точки зрения нижней возрастной планки для тех, кто подлежит психоанализу, но и включила в него некоторые новые показания и типы заболеваний. Теперь она рассматривает как подлежащих анализу детей, чьи «отклонения относятся к шизоидному типу» (на стр. 10).
Следующая проблема носит скорее комплексный характер: хотя в наших способах рассматривать отдельные моменты проявилось определенное сходство, тем не менее, нас продолжают разделять весьма серьезные разногласия. По поводу «вводной фазы» к аналитическому процессу Анна Фрейд говорит, что изучение защитных механизмов Эго ребенка позволило ей обнаружить средства «для разоблачения и проникновения за первичные сопротивления, возникающие в анализе детей, таким образом, вводная фаза аналитического лечения существенно сокращается, а в некоторых случаях становится бесполезной» (в предисловии, на стр. 11 - 12). Содержание моего выступления на коллоквиуме показывает, что главное в моей аргументации против «предварительной фазы», на которой Анна Фрейд сосредотачивала так много внимания, заключается в том, что ситуация трансфера не замедлит установиться, если аналитик с самого начала прорабатывает тревогу ребенка и его сопротивление при помощи аналитических средств. При этом, она не только не требует никаких иных средств, кроме аналитических, но эти же средства остаются самыми благоприятными и наилучшим образом способствуют возникновению самой ситуации. Наши взгляды на данную проблему расходятся не только по поводу бесполезности подготовительной фазы (хотя сейчас Анна Фрейд, похоже, склонна рекомендовать ее только в очень ограниченном числе случаев), но также и в том, какие аналитические средства мы используем, чтобы преодолеть первичное сопротивление. По ходу своего выступления на коллоквиуме я особенно подробно рассматривала эту проблему с точки зрения непроизвольной тревоги, зарождающейся у маленьких детей. Наряду с этим в моей книге «Детский психоанализ» приводятся многочисленные примеры, показывающие, что в тех случаях, когда тревога проявляется не столь сильно, особенную значимость я придаю тому, чтобы защитные механизмы были проанализированы в первую очередь. Действительно, невозможно анализировать сопротивление, игнорируя анализ защит. Хотя Анна Фрейд не поддерживает анализ спонтанной тревоги и, казалось бы, подчеркивает ее защитный характер, тем не менее, по поводу возможности изначально провести психоанализ при помощи аналитических средств наши мнения совпали.
Такие изменения, которые приведены здесь исключительно в качестве примера, в целом, несколько сокращают расхождение наших взглядов на детский психоанализ.
Чтобы подвести итог, я бы хотела расставить все точки над «и»: речь, действительно, идет о моих идеях, иллюстрацию которых приводит эта книга, о принципах и технике анализа маленьких детей. Анна Фрейд сообщает (на стр. 71): «Мелани Кляйн и ее последователи многократно выражали уверенность, что техника игры позволяет анализировать детей любого возраста, в том числе с самого раннего детства». Я не понимаю, на чем основывается подобное утверждение: читатель этой книги также,
найдет подобного высказывания, на которое можно было бы сослаться, никакого материала об анализе ребенка в возрасте менее двух лет и девяти месяцев. Конечно же, я придаю огромное значение исследованию поведения самых маленьких детей, в особенности, с точки зрения моих открытий, касательно психических процессов в самом раннем детстве и младенчестве, но все эти аналитические наблюдения принципиально отличаются от психоаналитического лечения.
Мне бы хотелось подчеркнуть особо, что в новом издании своей книги по прошествии двадцати лет Анна Фрейд повторяет (на стр. 69 - 71) ложное описание моей техники, предполагая, что на самом деле я опираюсь, главным образом, на символические интерпретации и плохо отдаю себе отчет - если вообще отдаю - в том, что говорит ребенок о своих мечтаниях, снах, историях, воображаемых играх, эмоциональных реакциях и о своих отношениях с внешней реальностью, иначе говоря, со своим непосредственным окружением. Во время своего выступления, чье содержание представлено выше, я специально и однозначно исправила ее ошибку, и плохо понимаю, как, несмотря на это, она смогла вновь появиться, хотя уже вышла моя книга «Детский психоанализ», а также многочисленные публикации, которые объединены в этом издании.
Персонификация в детской игре
В одной из предыдущих статей я уже описывала отдельные механизмы, благодаря которым в результате проведенных с детьми психоанализов мне удалось обнаружить, чему принадлежит главенствующая роль в игре.[21] Я не раз отмечала, что специфическое содержание детской игры, которое вновь и вновь проявляется в самых разнообразных формах по своей сути идентично мастурбационным фантазиям, а одна из важнейших ее функций состоит в том чтобы проложить этим фантазиям путь, ведущий к разрядке. Помимо этой бросающейся в глаза аналогии которая разместилась в зазоре между галлюцинаторными, с одной стороны, а с другой, игровыми формами, я исследовала также важность исполнения желаний в этих двух формах психической активности. Мне бы хотелось сосредоточить особое внимание на одном из главных регулирующих механизмов детской игры, с чьей помощью ребенок придумывает различные «персонажи» и распределяет между ними соответствующие роли. В настоящей статье я задалась целью как можно ближе рассмотреть данный механизм, а также проиллюстрировать определенным набором примеров, характерных для разных типов заболеваний, взаимосвязь между природой этих «персонажей», иначе, персонификаций, и способом осуществления влечений.
На сегодняшний день мой опыт убедительно доказал мне, что дети-шизофреники не способны играть в собственном, чистом смысле термина. Они используют некие монотонные действия, которые позволяют подобраться к «Икс» разве что ценой значительных усилий. Когда же все-таки это удается, только лишний раз убеждаешься, что в этих действиях исполнение желаний приводит к отрицанию реальности и подавлению фантазирования. В подобных экстремальных случаях персонификация невозможна.
Одной из моих маленьких пациенток, Эрне, едва минуло шесть лет, когда началось ее лечение. Она страдала тяжелым неврозом навязчивых состояний, замаскированным паранойей, которую удалось разоблачить только по прошествии многочисленных сеансов. В своих играх Эрна нередко назначала меня на роль ребенка, тогда как сама она играла наставнические роли. Я подвергалась всяческим воображаемым истязаниям и унижениям. Если кто-либо из взрослых персонажей в игре обращался со мной более милосердно, то его доброта все равно оставалась просто-напросто притворством, если не ловушкой. Параноидальные черты также проявлялись в следующем: в игре за мной постоянно велась слежка, люди догадывались о моих мыслях, отец объединялся против меня с матерью, короче говоря, я была все время окружена преследователями. В роли ребенка уже я должна была также непрерывно выслеживать и третировать окружающих. Иногда Эрна, в свою очередь, сама исполняла роль ребенка. В этом случае игра заканчивалась таким образом: она избегала преследований (во всех этих случаях «ребенок» был очень мил), становилась богатой и могущественной, ее делали королевой, и она жестоко мстила своим гонителям. Когда ее садизм получал удовлетворение в этих фантазиях, совершенно освобожденных от любого вида подавления (все это имело место только после длительного аналитического периода), реакция проявилась в форме тревоги, глубокой депрессии и огромной психической усталости. Она показала в своей игре, что не в силах больше выносить столь ужасающее притеснение, что в свою очередь проявлялось в целом ряде тяжелых симптомов.[22] В фантазиях этого ребенка любые роли сводились к единой формуле, распадающейся на две антагонистичные части: на преследующее Супер-Эго и, соответственно случаю. Оно или Эго, которые подвергалось одинаково серьезной опасности.
